совершенно потерянным, как будто плыву в темноте и до света много-много миль. Мама создала Бел.
Мама создала Бел.
В голове голос Бел нашептывает мне ответ, озвученный еще тогда, когда я спросил ее почему.
«Она действовала мне на нервы».
Когда мне страшно, я могу воспринимать слова слишком буквально, но иногда недостаточно буквально.
Почему ты мне ничего не сказала, Бел? Но я уже знаю ответ.
«Ты бы мне не поверил, Пит».
Поверил бы. Она — моя аксиома. Но поверила бы она в то, что поверил? Петли в петлях. Еще пять дней назад, до того, как Ингрид огорошила меня своей сущностью, я бы счел эту идею безумной. Не сейчас. Сейчас, поверх ее же голоса, когда она продолжает читать из записной книжки, я вспоминаю давний совет Ингрид:
Ну же, Пит, ты же математик. Это научный метод: скорректируй теорию в соответствии с полученными данными. Я здесь. Я — данное. Давай, корректируй.
Бел была запрограммирована такой.
Волна холода прокатывается по позвоночнику, но испытанный шок граничит с чем-то еще, чем-то теплым, даже успокаивающим.
Облегчение.
Она не виновата. После жутких, тошнотворных сомнений последних дней мне кажется, что я снова ощущаю твердую почву под ногами. Бел была создана такой, и все произошедшее не ее вина. Химия ее мозга была заточена на то, чтобы испытывать ярость, и она ничего не могла с этим поделать.
Я чувствую оцепенение, отрешенность. Ингрид продолжает читать, но я едва слышу ее:
— «…Самый крепкий фундамент для ярости, которая нас интересует, — это страх, но суперсолдат не может постоянно цепенеть от страха — это делает его дефективным. Страх должен быть представлен извне, транслируемый напарником, который может быть удален до начала боевых…»
Боже мой. Я чувствую непреодолимую жалость к сестре. Бел. Ужас. Я не могу себе представить, каково это — узнать, что твоя собственная мать намеренно запрограммировала тебе неврологическое расстройство…
— Ох.
Ингрид перестала читать. У нее опущены плечи и вид такой, словно ее сердце кровью обливается от жалости, как будто она услышала обо мне злую шутку и ждет, когда та дойдет и до меня. Она переводит взгляд с моего лица на второй блокнот, который я все еще сжимаю в руке.
Проходит секунда, и мой мозг наконец воспринимает услышанное.
…напарник…
Я медленно поднимаю второй блокнот и открываю обложку. На первой странице аккуратно выведены два слова.
Белый Кролик.
За свою жизнь я стал знатоком различных видов страха, но то, что я чувствую сейчас, сильно отличается от привычного бешеного копошения тревоги в грудной клетке. Теперь я чувствую ужас: холодный, тяжелый и неизбежный, как крышка гроба.
Мои пальцы онемели, стали непослушными. Трясутся, будто бы от холода. Я пытаюсь перевернуть страницу, но чем больше прилагаю усилий, тем сильнее дрожат руки. На пальцах остаются бумажные порезы, но я продолжаю возиться. Мои мышцы сговорились против меня. Это как стена Бел. Я не могу пошевелиться, не могу заставить себя взглянуть.
Ингрид высвобождает блокнот из моих рук. Я умоляюще поднимаю на нее глаза.
— Все в порядке, Пит, — говорит она. — Я с тобой.
Я прижимаюсь спиной к стене и закрываю глаза. Самым мягким голосом, который только есть у нее в арсенале, она начинает читать:
— «Для того чтобы субъект наиболее эффективно возбуждал склонность КВ к насилию, БК должен быть способен как поддерживать, так и передавать ощутимые кванты страха. Возможно, я смогу использовать существующий эмпатический механизм человеческого тела. Мы знаем, что пот, вырабатываемый при стрессе, содержит феромоны, которые провоцируют реакцию страха у млекопитающих своего вида, и что тревожные лицевые выражения вызывают беспокойство у смотрящего на них. Если феромоны БК можно усовершенствовать так, чтобы они помогали окружающим объектам более интенсивно реагировать на его мимику…»
«Лицевые выражения», — думаю я. Шпион в машине, Шеймус, Доминик Ригби, даже Таня Беркли в женском туалете три года назад: я помню ужас на их лицах, когда они смотрели мне в глаза, хотя именно я тогда был вне себя от страха и из последних сил старался не поддаваться панике.
Они смотрели прямо на меня. Паниковали тогда, когда паниковал я.
Помню голос Шеймуса, когда я опускался на колени на территории за нашей школой. Только подумай повернуться ко мне лицом, и я снесу тебе голову с плеч, так что она долетит до Баллимины. Тебе ясно?
Так вот почему ты не хотел, чтобы я поворачивался, Шеймус? Ты боялся, что, если заглянешь мне в глаза, мой страх станет твоим?
Его выражение лица за мгновение до того, как пуля моей сестры разнесла ему череп, идеально отражало мое собственное.
Передо мной, здесь и сейчас, лицо Ингрид искажено жалостью. Она ужасно хочет бросить читать.
Она хороший друг, и не бросает.
— «Очевидно, что отношения КВ и БК должны тщательно контролироваться. Ярость КВ слишком легко может отпугнуть БК. С другой стороны, если они будут близки (чем ближе, тем лучше; друзья переменны; родственники — оптимальный вариант), БК может находить напористость КВ привлекательной и видеть в нем защитника, формируя зависимость и стимул оставаться рядом с КВ, чтобы выполнять свою роль».
Мою роль. Я — винтик в механизме моей сестры.
— «Что касается порождения самого страха, то, как только я изолирую контур мозга, отвечающий за страх, это будет не сложнее построения петли. БК будет бояться собственного страха, тем самым возводя его в степень и закольцовываясь, как в барабане центрифуги. Дальше — больше: субъект, способный сеять беспричинную панику среди населения, имеет свои собственные преимущества для обороны, потенциально огромные. NB: дальнейшие исследования переносятся в офис. Между тем объект требует постоянного наблюдения в различных ситуациях. Мы работаем без страховочной сетки».
— Остановись.
Я поднимаю руку, и она замолкает.
Что касается порождения страха…
…самого страха…
Начинаю смеяться, сначала тихо, а потом все громче и пронзительнее. Звук замыкается сам на себя. Я смеюсь, потому что смеюсь, истеричные матрешки выпрыгивают друг за другом. Я думаю обо всех людях, которых я когда-либо встречал, обо всех друзьях, которых не мог найти, о лицах ребят, которые смотрели на меня, боязливо и недоверчиво, как будто не могли дождаться, когда наконец смогут уйти.
Испуганно.
«Над чем она сейчас работает?» — спросил я Риту.
Ее глаза смотрели на меня поверх хирургической маски.
Это секрет.
Теперь я знаю ваш секрет.
Мамины слова, произнесенные в этом самом кабинете, словно просачиваются из стен.
Таким ты мне и нужен.
Внезапно я кричу и выкидываю руку через весь стол. Лампа летит на пол и разбивается вдребезги, ноутбук подпрыгивает и сползает
