со вторым выстрелом ружье банально вырвет из рук. Ствол, практически против моей воли, опускается вниз и вся надежда только на Пашку. Поворачиваю голову в его сторону, в попытке предупредить, но вижу то самое мгновение, когда в испуге расширяются зрачки. Палец на спусковом крючке напрягается и, собственно всё — давит, будто в стену, без ожидаемого эффекта.
Мысль о том, что этот раздолбай не снял с предохранителя, только-только оформилась, а мозга уже коснулся ледяное дыхание смерти. Краем глаза отмечаю движение и вместе с поворотом головы, вновь вскидываю ствол. Дается всё это тяжело. Тело рвется от напряжения, но разум сильнее! Тварь, буквально вжатая в пол, отталкивается от него когтистыми лапами, чтобы в длинном прыжке устремиться прямо ко мне. Как-то опосредственно отмечаю наряд горничной и длинную, когда-то русую косу. На когтях остатки ярко-синей краски, а кружевной, красный лифчик так нелепо смотрится на сморщенной серой коже.
Выстрел!
Понимание того, что довести ствол до головы, банально не успеваю, буквально отпечаталось в сознании. Картечь разрывает плоть грудной клетки и импульса от выстрела хватает, дабы отбросить тварь назад. Тут-то руки и не выдерживают, когда отдача бьет верх. Ствол вырывает из ладони левой руки, выворачивая, при этом, рукоять из правой. Снова звон в ушах, но он проходит фоном. Зато звук выстрела сбоку даже как-то успокаивает. Отмечаю попадание в бочину, а после и второе, но уже в голову. Крупная дробь, да с такого расстояния, шансов уже не оставляет и мозги существа разлетаются по дверному проему и коридору за ним.
Как я опустился жопой на пол в сознании не отложилось. Слишком много потрясений за один день. Снова.
— Сука! — прохрипел Пашка со стороны.
Он так и стоял, уперев приклад ружья в плечо, не в силах отвести взгляда от твари.
Очередной выстрел стал неожиданностью. Вздрогнул я всем телом, в попытке подорваться, но видя, как дробь рванула тело уже мертвой твари, остался сидеть на месте.
Звон и сердце, что набатом долбится в ушах. Неприятное ощущение мурашек вдоль ладоней и толика злости, где даже на неё не осталось сил.
— Бошку же разнесло, — громко проговорил я. — Зачем?
— Показалось, — тяжело дыша, коротко бросил друг. — Ты как? Задело что ли?
— Слабость, — сморщился в ответ. — Даже на ногах устоять не могу. Сука!
Удар кулаком по полу получился таким безобидным, что только добавило дров в копилку раздражения.
— Ты, это, — Паша так и не думал отводить ствол, — давай, приходи в себя. Мне ссыкотно блять!
— Приходи в себя, — фыркнул я, — это же, как рубильник работает, да?
— Да! — Пахан чуть петуха не дал. — Мля. Сдохла же? Опускаю?
Что ж, понять его можно.
— Бошки нет, — повторил я. — Этого хватало.
Краткость — сестра таланта! А, если честно, то даже говорить было лень. И хрен ты, что с этим поделаешь.
— Может тебе пожрать? — неожиданная смена темы. — Закон сохранения энергии и всё такое. Тут у отца конфеты где-то были, глюкоза там, все дела.
Чувство голода, что до этого не откликалось вовсе, при мыслях о конфетах, вспыхнуло с такой силы, что рот моментально наполнился слюной. Попытался как-то абстрагироваться, но тщетно. Да и желудок, выдавший тихое урчание, оставил после этого неприятное ощущение тягучей пустоты.
— Вода тут есть? — кивнул в сторону бара с алкогольными бутылками. — Не текилой же запивать.
— Тут даже чайник есть! — с тенью энтузиазма в голосе, выдал Пахан. — Правда чай только заваривать. Пакетики отец не признает.
— И какого тогда рожна мы всё это время без чая сидели? — вяло возмутился я.
В ответ Паша только плечами пожал, но взгляд, при этом отвел.
— Надо двери закрыть, — слова, которые полностью совпали с моими мыслями. — Ты как? Прикрыть в состоянии?
Попытка подняться успехом увенчалась не сразу. Получилось только с третьей попытки, минут через пять. Поднялся, поводил плечами, похрустел пальцами и после кивка, поднял оружие — тяжелое, сука! К твари подходили медленно и неспешно. Уже после, когда убедились в отсутствии жизни, или что там вообще поддерживает её существование, костюм отца Пашки послужил прихватом. Пока я выглядывал в коридор, параллельно замирая, прислушиваясь, невольный грузчик тянул по полу разваливающееся тело. Куски плоти отваливались прямо на ходу и буквально через пол метра Пахан брезгливо отбросил руки.
— Ну его нахер! — отошел он в сторону. — Как здесь вообще находиться теперь?
— Согласен, — сморщился я, когда запах ворвался в ноздри. — Она, вроде, последняя?
— Но я бы дом целиком осмотрел, — кивнул Пахан. — Двери по крыльям закрываются. Да и в целом лучше перебдеть.
— Кто б спорил, — проворчал я. — Давай, тогда, потихоньку на выход и по дверям.
В очередной раз проклиная богатое убранство дома, да и его размеры в целом, со скоростью улитки мы проходили коридоры. Двери, там, где можно, подпирали то сдернутыми гардинами, то стоящей вдоль стен, мебелью. Естественно, страх не позволял гнать вперед, да и вовсе спешить. Больно уж эти существа опасны, раз вполне себе способны и на осознанные действия, по типу приманок и засад. А уж, если их будет больше, то я сильно сомневаюсь, что выживание в черте города вообще имеет смысл. Это не какие-то тупые зомби, это хищники, как бы не на ступень выше, нежели человек.
Порядка часа у нас ушло на все двери. Более того, имело место быть не простое их закрытие, но и подручная сигнализация в виде посуды. Ставили на ручки, чтобы при возможном открытии звук оповещения разносился по всему дому.
— Хорошо хоть газ дома есть, — ворчал Паша, жаря яичницу с беконом. — И работает.
Я в это время вовсю уминал бутер, запивая его соком и только не урчал. Зверский аппетит и не думал утихать, даже спустя полбулки хлеба, превращенной в трехэтажные бутерброды с сыром, да колбасой.
