Энтони поморщился.
— Не так уж много я учился и вовсе не считаю себя мудрецом, да и к жизни своей, сир, я очень даже привязан. Я отнюдь не поднялся до таких высот, как полное от нее отрешение.
— Вот и я тоже! — пылко поддержал его Эдуард. — И я, брат, очень даже привязан к жизни! И к своему маленькому дружку, что находится у меня в штанах. Так что ты уж постарайся все сделать для меня, ведь твоя сестрица должна положить в колыбель еще одного принца. — Эдуард помолчал и весело прибавил: — Хотя бы ради нее спаси мои яйца, Энтони!
Энтони рассмеялся и шутливо козырнул королю.
— Ты подашь мне сигнал, когда наступит решающий момент? — спросил Энтони.
— Ты и сам все отлично поймешь. А сигнал… ну, по моему виду сразу станет ясно, что сражение я проигрываю, — спокойно произнес Эдуард. — Но вот этого ты как раз допустить и не должен. Больше я тебя ни о чем не прошу.
— Хорошо, сир, я сделаю все, что смогу, — так же спокойно ответил Энтони и отправился выполнять распоряжение, скрывшись в густой роще с отрядом в две сотни копьеносцев.
Эдуард выждал, когда его войска займут боевые позиции и станут почти невидимыми для ланкастерцев, прятавшихся на холме за полуразрушенными стенами замка, и приказал своим артиллеристам открыть огонь. Одновременно с пушечным залпом лучники Ричарда выпустили в воздух сотни стрел. Артиллерийские снаряды вдрызг разносили и без того уже осыпавшиеся стены старого замка, и на головы людей, находившихся за стенами, летели камни и осколки. Пронзительно кричал воин, которому стрела угодила прямо в лицо, слышались возгласы и стоны десятков людей, на которых дождем сыпались стрелы и камни. Собственно, замок, в котором укрылись ланкастерцы, представлял собой даже не старую крепость, а дряхлые руины, и теперь уже сами его стены несли погибель; они скорее грозили опасностью, чем укрывали от нее. Спасаясь от смертоносного камнепада, люди выбегали из-под рушащихся арок на открытое пространство; некоторые, не дожидаясь приказа, тут же бросались в атаку, иные же отступали, поворачивая назад, к Тьюксбери. Сомерсет громко призывал армию сгруппироваться и идти в наступление на королевские войска, расположившиеся у подножия холма, однако организованная атака явно срывалась: многие ланкастерцы, визжа от ярости, уже и так неслись вниз по склону без всяких распоряжений.
Ланкастерцы, все набирая скорость, катились вниз, под уклон, целясь прямо в сердце армии Йорков, но там к встрече с ними был готов Эдуард со своими воинами. Сейчас он казался еще выше ростом из-за надетой прямо поверх шлема королевской короны, глаза его горели той безжалостной свирепостью, которую он познал с юности, проведенной в сражениях. Как только первые ланкастерцы приблизились к Эдуарду, пробившись сквозь ряды его защитников, он приветствовал их ударами своего широкого меча. В другой руке он держал острый боевой топор. Долгие часы упражнений — на турнирах и в пешем бою на арене — сказались в полной мере: движения Эдуарда были ловки, естественны и экономны, точно у опытного льва, окруженного охотничьими псами: выпад, свирепый оскал, резкий поворот и снова быстрый выпад. Вражеские воины обступали Эдуарда со всех сторон, и он ни секунды не колебался, нанося смертельные удары. Перерубал шеи в незащищенном месте под шлемом. Бил острием меча под правую руку снизу, в том месте, где подмышечная впадина не защищена доспехами. С силой ударял противника ногой в пах, а когда тот от боли сгибался пополам, обрушивал ему на затылок свой боевой топор, раскалывая череп.
Когда в результате первого яростного столкновения с противником войско Йорка оказалось чуть отброшенным назад, с фланга подоспел отряд Ричарда. Его воины устроили поистине безжалостную мясорубку; они безостановочно уничтожали врага, и в самом центре этого жуткого побоища оказался юный герцог Эдуард Ланкастер, маленький злобный убийца, настоящий наместник ужаса. Решительная атака под предводительством Ричарда сломила наступление ланкастерцев, и они остановились. Как и всегда при схватке врукопашную, на поле брани возникло временное затишье, даже самые сильные старались перевести дух; воины Йорка воспользовались этим затишьем и, возглавляемые Эдуардом и верным Ричардом, неожиданно ринулись в наступление, начиная решительно теснить ланкастерцев наверх, на тот холм, где находилось их ненадежное убежище.
И тут под громогласные воинственные кличи, исполненные холодной, поистине сокрушающей ярости, из рощи, что росла слева, вылетел отряд Энтони, никем до сих пор не замеченный. Эти две сотни воинов выглядели так грозно, словно их было по меньшей мере две тысячи; легконогие, но вооруженные смертельным оружием копьеносцы развили огромную скорость и ринулись на ланкастерцев, впереди всех, сильно обгоняя свое войско, бежал величайший рыцарь Англии Энтони Вудвилл. Воины Йорка летели вперед, выставив перед собой тяжелые копья и готовясь наносить удары. Они напоминали грозовую тучу, полную сверкающих молний, и слабеющие ланкастерцы почти перестали сопротивляться, понимая, что гибель приближается слишком быстро и ее невозможно отсрочить.
И тогда ланкастерцы побежали. На большее у них попросту не хватило сил. Копья йоркистов ударили разом, точно две сотни лезвий одного жуткого орудия. Их страшный свист и последовавшие за этим пронзительные крики людей слышали, казалось, все, поскольку копья достигли цели. Уцелевшие воины Ланкастера ринулись вверх по склону холма, а люди Ричарда и Энтони преследовали их и убивали, не зная даже секундной слабости. Затем отряд Энтони окружил ланкастерцев, без устали продолжая работать мечами и кинжалами, и те бросились к реке, пытаясь перейти ее вброд или переплыть, но тонули под тяжестью своих доспехов, запутавшись в тростниках и тщетно пытаясь из них выбраться. Та часть ланкастерцев, что попыталась укрыться в старом парке, тут же подверглась нападению отряда Гастингса. Его воины, окружив парк, рубили врага, точно зайцев под конец жатвы, когда жнецы, замкнув круг у последнего участка несжатой пшеницы, прямо косами и серпами забивают насмерть перепуганных животных. Те, кому все же удалось вырваться из кольца, бросились к городу, но за ними вдогонку направился отряд Эдуарда во главе с ним самим; нагнав врага, точно измученных оленей, Эдуард устроил настоящую резню. Тот отвратительный злой мальчишка, которого называли принцем Эдуардом Ланкастером и принцем Уэльским, почти успел вместе с группой своих воинов достигнуть городских стен, однако йоркисты нагнали их и, не ведая жалости, положили всех до одного. Среди мелькавших в воздухе окровавленных клинков какое-то время слышались просьбы о пощаде и пронзительные вопли юного принца: «Пощадите меня! Пощадите! Я — Эдуард Ланкастер! Я — законный наследник трона! Я родился, чтобы стать королем! Моя мать…» Но в итоге умолк и он, захлебнувшись собственной кровью, когда какой-то пехотинец, обычный крестьянин, ради добычи — красивого ремня и дорогой шпаги с украшенной гравировкой рукоятью — воткнул в горло Эдуарду Ланкастеру нож и этим положил конец всем надеждам Маргариты Анжуйской, прервав жизнь ее сына, последнего отпрыска рода Ланкастеров.
