Король Эдуард воспринимал сражение не как забаву или охоту, а как отвратительное, смертоносное, но необходимое деяние. Опустив свой меч и вытерев клинок, он наблюдал, как его воины режут врагам глотки, вспарывают животы, раскалывают черепа и ломают ноги, пока вся армия Ланкастеров с криками не полегла на землю или не обратилась в бегство. И тогда Эдуард понял: битва закончена, и победа — по крайней мере, на этот раз — осталась за ним.
Но у вкуса всякой победы есть и послевкусие, зачастую малоприятное. Радость, которую испытывал Эдуард, одержав верх в бою, никогда не вызывала у него желания уничтожать и мучить поверженных. Ему — в отличие от большинства других полководцев — не хотелось отрубить голову главному военному преступнику, своему врагу, даже в полном соответствии с законом. Однако на этот раз все вышло иначе. Лорды-ланкастерцы попросили убежища в аббатстве Тьюксбери, и Эдуард никак не мог позволить им там остаться; он опасался, что впоследствии, вернувшись домой, они снова начнут мутить воду.
— Вывести их оттуда! — приказал Эдуард своему брату Ричарду, которому также хотелось поскорее со всем покончить. Затем Эдуард повернулся к своим пасынкам Томасу и Ричарду. — Ступайте и разыщите на поле боя всех знатных лордов, сторонников дома Ланкастеров, которые остались в живых. Разоружите их и арестуйте.
— Но они просят убежища в аббатстве, — заметил Уильям Гастингс. — Они припадают к высокому алтарю. Твоя жена, Эдуард, сумела спастись только благодаря тому, что люди свято чтят право убежища. И твой сын благополучно появился на свет, охраняемый этим правом.
— То были женщина и беспомощный младенец! — резко возразил Эдуард. — Право убежища призвано охранять беспомощных и беззащитных. Но герцог Эдмунд Сомерсет отнюдь не беспомощен! Он заключил союз с самой смертью, предатель! И сейчас Ричард вытащит его из аббатства и доставит на рыночную площадь Тьюксбери, где Эдмунд и взойдет на эшафот. Верно, Ричард?
— Да, — твердо ответил Ричард. — В моей душе сейчас куда больше уважения к той победе, которую мы одержали в тяжком бою, чем к праву убежища.
И Ричард, положив ладонь на рукоять меча, решительно двинулся к дверям аббатства, хотя настоятель, семеня за ним, умолял проявить милосердие и убояться гнева Господня. Но озверевшие воины Йорков никаких увещеваний не слушали. В их сердцах не было места прощению. Они вытаскивали из аббатства пронзительно вопивших людей, а Ричард и Эдуард стояли рядом и смотрели, как закалывают кинжалами тех, кто умолял оставить их хотя бы во дворе собора и, цепляясь за могильные плиты, просил защиты у мертвых. Вскоре ступени монастырского крыльца стали скользкими от крови, и по всему двору на святой земле аббатства разлился запах смерти, точно в лавке мясника, поскольку ничего святого уже не осталось ни в Англии, ни на всем белом свете.
14 МАЯ 1471 ГОДА
Мы в Тауэре с нетерпением ждали вестей, когда раздались радостные крики и я поняла, что мой муж возвращается домой с победой. Я сбежала вниз, стуча каблуками по каменным ступеням лестницы, и девочки кинулись следом, но, когда ворота распахнулись и во двор влетели кони, оказалось, что это прибыл не Эдуард, а мой брат Энтони со своим отрядом.
— Веселись и ликуй, дорогая сестра! — воскликнул Энтони с улыбкой. — Твой муж жив и здоров, он одержал победу в великом сражении! А теперь, мама, благослови меня, мне давно уже необходимо твое благословение.
Энтони соскочил с коня, поклонился мне и, сорвав с головы шляпу, преклонил колена перед нашей матерью. Она с нежностью коснулась его головы, и в тот же миг вокруг воцарилась полная тишина. Это было настоящее благословение, а не пустой жест, которым пользуются в большинстве семейств. В ту минуту мать отдавала, казалось, всю свою душу Энтони, самому талантливому из ее детей, и тот с искренним почтением и любовью склонял перед ней свою белокурую голову. Потом Энтони встал и снова повернулся ко мне.
— Позже я расскажу тебе подробности, но можешь быть уверена: Эдуард одержал действительно великую победу! Маргарита Анжуйская захвачена, она стала нашей пленницей. А сын ее погиб, так что теперь она лишилась наследника. Да и все надежды Ланкастеров втоптаны в кровь и в грязь. Эдуард тоже вскоре появится, но сейчас ему пришлось отправиться на север — там по-прежнему немало мятежников, которые продолжают сражаться за Невиллов и Ланкастеров. Твои сыновья с Эдуардом, они оба пребывают в добром здравии и прекрасном настроении. А меня он послал охранять тебя и Лондон. Жители Кента восстали против нас, их поддерживает Томас Невилл. Половина их, правда, — люди хорошие, просто попавшие под дурное влияние, зато другая половина — отъявленные воры, которые только и думают что о наживе. Но среди них есть несколько человек — действительно весьма опасных, — которые считают, что им под силу освободить короля Генриха и взять тебя в плен. Они, кстати, даже поклялись это сделать, и Томас Невилл с небольшим флотом уже движется к Лондону. Так что мне нужно срочно повидаться с мэром и отцами города и организовать оборону.
— Неужели они собираются напасть на нас?
Энтони кивнул.
— Они потерпели поражение, их наследник погиб, но они все еще продолжают войну. Теперь они намерены назначить наследником дома Ланкастеров Генриха Тюдора. И многие наверняка поклялись отомстить нам. В общем, Эдуард послал меня защитить вас и — в самом худшем случае — организовать ваше бегство.
— Так нам действительно грозит серьезная опасность?
— Прости, сестра, — отозвался Энтони, — но, к сожалению, это так. У них имеются и корабли, и поддержка Франции, а Эдуард всю армию увел на север.
Мой брат поклонился мне и, развернувшись, размашисто зашагал к Тауэру, на ходу приказывая констеблю незамедлительно доставить к нему мэра Лондона и представить рапорт о готовности Тауэра к осаде.
Вскоре в Тауэр стали прибывать люди, подтверждавшие, что Томас Невилл действительно вышел из Кента в море на военных кораблях и поклялся всеми силами поддерживать пешее кентское воинство; он планирует подняться вверх по Темзе и захватить Лондон. Боже мой! Мы ведь только что выиграли жестокое сражение, во время которого был убит этот злобный мальчишка Эдуард Ланкастер, претендовавший на престол. Казалось бы, теперь нам ничто не должно угрожать, но, увы, на горизонте маячила новая опасность.
Мы с матерью вышли прогуляться по одной из плоских крыш Тауэра. Своего Малыша я держала на руках — мне хотелось, чтобы он подышал свежим воздухом; девочки тоже были с нами. Со стены мы хорошо видели Энтони, следившего, как выкатывают пушки и разворачивают дулом к реке, как укладывают мешки с песком под дверями и окнами Белой башни.[24] Ниже по течению виднелись люди, работавшие в доках; они наполняли мешки песком, а бочки — водой на случай пожара, который может возникнуть на верфях и в пакгаузах, когда Невилл, поднявшись по Темзе к Лондону, попытается взять город.
