— С этого бы и начинали. А то — чисто абстрактно! Я давно заметила, как говорят про чисто абстрактно, то все плохо, а как спросишь конкретно, оказывается, все хорошо. И сад, и корова, и машин, наверно, несколько.
Все притихли, почувствовав себя в чем-то виноватыми, будто девушка не Даниле делала выговор, а им всем.
Гусаров разрядил обстановку, сказав Сергею Михалычу:
— Если вы сейчас еще наливочки предложите, думаю, никто не откажется.
— Да запросто! — с охотой откликнулся Сергей Михалыч.
Светлана Павловна начала было:
— Ну…
И всем по этому первому звуку было ясно, что последует: ну уж нет! — это явно был звук отрицания. Но Светлана Павловна после этого сделала паузу и закончила неожиданно:
— Ну, в самом деле, раз уж праздник… И мы же не напиваться же!
Сергей Михалыч, как фокусник, одним движением свинтил пробку с бутылки так, что пробка чуть подлетела над горлышком, продолжая вращаться и упала в ловко подставленную ладонь. Он налил всем, и все, держа стаканы обеими руками, потому что машину все-таки слегка потряхивало, смотрели на Гусарова, ожидая, что именно он произнесет второй тост, если уж произнес первый. Да и вообще его тут было больше, чем других — во всех смыслах.
Гусаров, видя это, не стал чиниться, но не тост произнес, а выдвинул предложение:
— Давайте не просто так выпьем, а вот как. В выпивке ведь что самое приятное?
— Вкус! — ответил Данила. Пусть Арина знает, что его алкогольные градусы не привлекают, он не пьяница какой-нибудь.
— Еще версии?
— Чтобы легче стало, — сказала Римма Сергеевна.
— Обмануть психику хмелем, — слегка сважничал Галатин, немного уязвленный лидерством Гусарова и напомнивший этими словами, что он тоже не лыком шит.
— Да ничего в ней приятного, — сказала Светлана Павловна. — Пять минут хорошо, а потом целый день плохо.
— Пять минут тоже деньги, — заметил Сергей Михалыч.
— Конечно, — поддержал Гусаров. — Люди вот, мужчины и женщины, занимаются любовью, а сколько это занятие длится?
— У кого как! — не удержался Данила. Ему потребовалось усилие, чтобы не взглянуть в этот момент на Арину.
— Это да, — согласился Гусаров, — но все равно недолго. А уж кульминация совсем коротко, секунды какие-то, но вспомните, на что люди ради этого идут!
— Прямо уж секунды, — негромко сказала Римма Сергеевна.
Гусаров изумился:
— Римма Сергеевна, чую опыт и знания! Поделитесь!
— Давайте уже выпьем, — отмахнулась Римма Сергеевна.
— Арина еще не сказала, — напомнил Данила. — Что для тебя в выпивке самое приятное?
Он перешел на ты, надеясь, что Арина ответит тем же.
— Не знаю, — сказала Арина. — Я не настолько в этом компетентна. Если честно, предпочитаю всем спиртным напиткам чай с лимоном. Что самое приятное, Андрей Андреевич, скажите сами.
— Говорю. Момент ожидания! Как и во многих других вещах. Я вот рассказал вам про свою любовь, теперь давайте вы. Про то, у кого какая была самая сильная любовь в жизни. Кто расскажет, тот и выпьет, а потом другие, по кругу. Тут у нас момент ожидания и возникнет, и наливка нектаром покажется, хотя и так хороша.
— Вы разве про самую сильную любовь рассказали? — усомнилась Арина. — Как я поняла, она, эта немка французская, она вас любила, а вы не очень.
— Это я так тогда думал! А прошла жизнь, и я, Ариночка, теперь понимаю, что ничего ярче и интересней, чем с Бруной, у меня не было. И женат был, грешным делом, дважды, и по любви вроде женился, но все-таки… Не то, не так. Давайте по кругу, с Сергея Михалыча начнем, потом Светлана Павловна, потом Римма Сергеевна, потом Арина, потом наша сторона — Данила и Василий Русланович.
Светлана Павловна таким порядком была недовольна.
— Как вы все расфасовали! — сказала она. — По кругу! Круг можно и от вас начать!
— Можно и от нас, — Гусаров был согласен, поскольку свой номер уже отбыл. — Вы не против, Василий Русланович?
Галатину это не очень понравилось, но и сопротивляться не видел смысла. А история самой сильной любви у него была готова: он всю жизнь любил свою жену и до сих пор — памятью — любит. Все, конец фильма. Самое смешное — он не помнит, когда и при каких обстоятельствах с ней познакомился. В какой-то компании, что ли. У каких-то общих знакомых, на чьем-то дне рождения. Такое ощущение, что она в какой-то момент оказалась рядом так естественно и просто, будто всегда была. И навсегда осталась. Получается — нечего рассказывать. Но хочется ведь угодить компании, повеселить ее и порадовать, и Галатин рассказал историю друга Вени Душева. История эффектная: Веня был приглашен на свадьбу другом жениха, а подругой невесты была девушка Оля, и была эта Оля тоже почти замужем, пришла с женихом. И она очень понравилась Вене, он пригласил ее потанцевать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Она только со мной танцует!» — ответил за Олю жених.
«Как это я с тобой танцую, если ты вообще не танцуешь?» — удивилась она.
«Не танцую, потому что не умею, а чего я не умею, я не делаю! Но если бы танцевал, то ты бы только со мной. Так на свадьбе положено», — объяснил жених.
«Ничего подобного, не выдумывай! Сиди и пей дальше, а я танцевать хочу!» — сказала Оля и пошла танцевать с Веней. И Веня, который в тот вечер по какой-то причине не пил и был поэтому обостренно и осознанно чувствителен, как только обнял ее, так сразу и понял: моя девушка.
«Я, уж простите за откровенность, — рассказывал Веня в очередной раз, часто в присутствии Оли, — ощутил такое жуткое возбуждение, какого у меня в жизни не было. Ни до, ни после. А брючки, вы помните, какие тогда шили? В облипочку по бедрам! А ресторан был «Олимпия», помнишь, Оль? — тогда еще новый, люстры светили, как днем, и у меня дилемма: если я буду на расстоянии танцевать, со стороны увидят и придут в ужас, а если вплотную — Олечка ужаснется! Ищу золотую середину, чтобы и не далеко, и не близко, тут меня сзади толкают, я невольно прижимаюсь к Оле, и Оля произносит гениальную фразу. Все замолчали, хватит жрать и пить, пауза, тишина! Все готовы? Повторяю ситуацию: я в состоянии эректильного психоза, видимого невооруженным взглядом, я боюсь оскорбить чей-то взгляд, но еще больше боюсь оскорбить девушку прикосновением, меня толкают, я прижимаюсь, и — барабанная дробь! — Олечка с невинными глазками спрашивает: «Ты не ушибся?» А я ей: «Выходи за меня замуж».
Застолье от этой истории обычно было в восторге, Оля хмурилась, хотя и позволяла довести рассказ до конца. Конец был в том, что жених повел Веню на улицу — бить. Но Веня бить себя не позволил, побил его сам (так он, по крайней мере, рассказывал). А через полгода они с Олей поженились. И до сих пор живут вместе, Оле с ним тяжело из-за нечастых, но регулярных запоев, раза два или три уходила к маме, но вскоре возвращалась, потому что Веня без нее начинал пить так, будто хотел убить себя водкой. Последние годы, правда, поумерился, безумствует все реже: возраст, здоровье…
Эту историю Галатин и рассказал, как свою, опустив, естественно, эпизод с эректильным психозом, вернее, смягчив его: дескать, я почувствовал к девушке непреодолимое влечение, такое непреодолимое, что тут же сделал предложение, а потом была драка с женихом, а потом мы с ней поженились, были счастливы, только умерли, к сожалению, не в один день, она раньше — тут уж Галатин присоединил к истории Вени свой финал.
Всем понравилось, а Галатин с полным правом выпил, и наливка показалась ему намного лучше, чем в первый раз.
— Отлично! — сказал Гусаров. — Хорошо рассказали, спасибо. Данила, твоя очередь.
— Я еще молодой, — уклонился Данила. — У меня самая сильная любовь еще впереди.
— Но что-то уже было? Из того, что было, что самое сильное? В смысле — чувство?
Самым сильным у Данилы было чувство не любви, а, пожалуй, ненависти. Или злости. Трудно сказать, что это. Полгода назад приехала в сервис девушка. Выходила из машины так, как выходят в кино — сначала замедленно появляется длинная голая нога в туфле на длинной и тонкой шпильке, потом плавно вырисовывается бедро, обтянутое шортами, потом обнаженная талия, потом завершающие изгибы и плавности, а потом лицо несказанной красоты — несказанной потому, что не знаешь, как о ней сказать. Идеал, короче. Да еще и волосы расправляет круговым движением головы по-киношному, и золотистый водопад ослепляет отражающимися в нем бликами света. Данила стоял как вкопанный, зачарованно смотрел, но отмер, пришел в себя — работники автосервиса порода особенная, привыкнув ничему не удивляться в машинах, они не удивляются и людям, и зарули к ним хоть английская королева, не растеряются. И Данила довольно смело подошел к красавице, спросил:
