Ставки в этих играх высоки. Большие начальники и богатеи за вакантное место в эти школы предлагают сумасшедшие деньги, но многоступенчатые испытания отсеивают алчных, карьерных, нездоровых, неумных или неудачливых. А вот в Мурманске сын местного градоначальника показал отличные результаты, хотя до этого особо не выделялся среди сверстников. Его листы и оказались под подозрением.
По пути в Петергоф мы узнали, что наш Защитник хоть и не в штате, но после стажировки рассчитывает попасть в списочный состав. И что его дальний родственник Трофим Николаевич был против, советовал остаться в армии и не идти на службу в Департамент, обещая лично руки-ноги переломать, потому что молод еще для столь ответственного служения. Но, ха-ха, переломать не успел, а теперь вот возится с клубникой на даче и шлет всем, кто его помнит, привет и пожелание быть поближе к буфету и подальше от кабинетов.
Почти всю дорогу Сербин продремал, а я прикидывал, кому из начальства понадобилось соединить пенсионера, резервиста и стажера в Выездную Комиссию, а главное – с какой целью? Сергей Викторович – интуит от Бога, возраст ему не помеха, я тоже Наблюдатель не из последних. Андрей, несмотря на возраст и говорливость, непрост: ни одного лишнего движения, в машину не сел, а словно втек, да и под курткой я заметил пару еле заметных, но характерных бугорков. Возможно, парень пришел к нам из десантуры. В армии пару раз во время маневров я видел, как четко они работают.
Найдя на планшете место нашего назначения и просмотрев доступную в Сети информацию, я заподозрил, что эти слегка обновленные строения с почти столетним стажем архитектор проектировал под воздействием расширяющих сознание веществ. В давние времена тут располагался интернат для инвалидов, потом его переместили на теплое Черноморское побережье, а здания отдали научному городку, от которого сейчас остались разве что воспоминания, потому как большая наука почти вся перебралась за Урал.
«Заячий проспект» – неожиданно глубоким басом сказал автопилот, и машина остановилась у кустарника, сквозь который торчали железные прутья ограды.
В бюро пропусков нас не ждали. Там вообще никого не ждали – стеклянная будка была густо замазана краской, а сквозь окошки, за которыми полагалось сидеть бдительным теткам, выдающим пропуска, виднелась стремянка, пустые емкости, обрезки швеллеров и прочий строительный хлам. Охрана, впрочем, имелась: за хрупким на вид журнальным столиком сидели два зверовидных амбала. Один из них тасовал карты. Увидев нас, он лишь повернул голову и произнес что-то вроде «кхие чндо».
– Кто мы такие, вас не касается, – сказал Сербин. – А что надо, объяснит при случае ваше начальство.
Некоторое время ничего не происходило, разве что амбал перестал тасовать карты и вроде задумался.
– Начальника смены, быстро! – рыкнул командирским голосом Андрей.
Минут через десять мы, отказавшись от «рюмочки с дорожки», пили чай в кабинете управляющего. Семен Ефимович, немолодой, лет пятидесяти, обозрел наши полномочные визитки и, прогнав их через идентификатор, любезно предложил располагаться, как у себя в имении, открывать любую дверь ногами, брать за шкирку всех, кто подвернется – словом, не отказывать себе в маленьких удовольствиях. Вежливо улыбнувшись, Сергей Викторович напомнил, что на предмет взятия за шкирку имеется следственная бригада, каковая бригада явится по первому же вызову, случись на то потребность в маленьких удовольствиях.
– Впрочем, – добавил он, прихлебывая чай, – уверен, что ее не предвидится, так как визит наш практически формален.
– Это радует, – ответил управляющий. – Были тут ваши следователи, как же! Всех за уши подвесили, на две недели парализовали работу причастных и непричастных. Никого, прошу заметить, не задержали, но целую неделю народ в чувство приходил. Хотя, должен сказать, – пригорюнился он, – народа у нас почти и не осталось. Несколько фирмочек арендуют помещения, большая часть площадей пустует. А ведь когда-то блистал научный городок, да-да, блистал!..
Сербин сочувственно покивал. Известное дело, налет следственной бригады равен трем переездам. Трясут крепко, но почти всегда с толком. Управляющий сказал, что проводит нас в Суворовский городок, где совсем рядом располагалась дирекция всех научных заведений. Оставшихся, добавил он после паузы.
– Да ни к чему это, – махнул рукой Сербин. – Не будем беспокоить занятых людей. Мне бы ваш идентификатор на часок-другой. Посмотрю, что там у вас на серверах, какие деньги куда и откуда шли, вот и все.
– У вас есть полномочия налоговой инспекции? – Благодушие управляющего вдруг сменилось холодом в глазах.
– У нас все есть, – ответил Сербин. – Но денежные махинации нас не интересуют. Разве что неоформленные поступления из-за рубежа. Выводить средства, полагаю, вы даже не пытались?
– Боже упаси! – с чувством сказал Семен Ефимович и чуть не перекрестился. – Все до последней копейки учтено, завизировано и оформлено. Да и какие там поступления! Кошкины слезки, а не поступления. Пару раз мелкие стипендии приходили нашим стажерам, да и то лет десять назад.
– Вот и славно. А потом вы меня познакомите с коллегами покойного Алексея Жирмунского. Просто побеседовать, без протокола.
– Ага! – воскликнул управляющий. – Я так и знал, что дело нечисто.
– Нам, к примеру, кажется, что все чисто, но есть регламенты, и мы, увы, вынуждены тратить свое и ваше время.
Сербин провел за монитором не пару часов, а все четыре. Мы с Андреем успели прогуляться по длинным пустым коридорам и переходам между корпусами. Стены некоторых зданий помнили времена незапамятные, а выцветшие плакаты с призывами и лозунгами о единстве партии и народа могли оказаться не новоделами, а ценными раритетами. Камера на моем навигаторе была хорошей и брала даже в тусклом освещении. Я снял навигатор с запястья и, держа его за браслет, просто водил объективом по стенам. Когда вернемся, покажу Ленке. Или распечатаю, пусть подарит своим подружкам-третьекурсницам, пусть увидят, насколько мутными идеями они увлекаются. А вообще-то надо поговорить с соседом, чтобы он потихоньку отваживал этих подружек: в последнее время они слишком возбужденно говорили о социальной справедливости и необходимости гражданских акций. Молодая кровь играет, а тонкую грань между акцией и терактом можно перейти и не заметить. Самой Ленке ума хватит черту не переступать. Когда мы недавно поспорили о системах управления, я сказал, что без Государя государство неполно, и она, задумавшись, перестала возражать. Но ведь компания может потянуть за собой.
Сам знаю, как это бывает. В армии однажды чуть не попал в дисбат. Получил увольнительную на два дня и вместо того, чтобы просто отоспаться после марш-бросков и огневого полигона, дал себя уговорить ребятам с нашей базы. Культурный отдых вылился в экскурсии по местным кабакам, потом, за компанию, пошел гулять по набережной. Всякие людишки водятся на подмандатных территориях. Вот и нас местная шпана захотела слегка побить. Мы не были против доброй драки, но эти молодчики достали ножи. Пришлось покидать всех в воду, чтобы охолонули. Визг, крики «убивают» на четырех языках, в общем, еле ушли от патруля. Взводный потом сказал, что затаившиеся вражины явно готовили провокации. Но, добавил тут же, об этом лучше помалкивать: умиротворение, сотрудничество и все такое…
Некоторые коридоры были заставлены пустыми стендами, в которых, судя по уцелевшим этикеткам, когда-то находились образцы продукции. На третьем этаже я увидел табличку с надписью «ЗАО Биопрогресс». Здесь как раз и работал покойник. Закрытое акционерное общество знавало лучшие времена – табличка была из литой бронзы. Дверь, на которой она висела, оказалась полуоткрытой, но в большой комнате остались только пустые столы. На одном из них возвышалась пирамида из допотопных ламповых мониторов. Такие я видел только в Политехническом музее, куда нас, сирот из императорского народного дома, водили два раза в год.
Перекинулись в картишки с охранниками. Вполне приличные ребята, самый зверовидный вообще оказался театральным критиком, подрабатывающим здесь в межсезонье. На вопрос, на что можно сходить в свободное время, охранник-театрал брезгливо скривился. Мол, тошнит уже от скучной классики и всякого, прости господи, постградуализма, если вы понимаете, что я имею в виду. Честно признался, что не понимаю. И не надо, сказал он, потому что на второе представление либо никто не приходит, либо вваливается толпа, еле сдерживаемая полицией – вразумлять заигравшихся лицедеев. Хотя, добавил он, тасуя карты, иногда бывают забавные посталляции. Скандально известный Драгомиров недавно учинил в одном из залов Кунсткамеры композицию под названием «Сны заспиртованных младенцев», за что вместе с творческим коллективом был бит музейными и институтскими работниками, а в прессе удостоился разгромной статьи «Сон проспиртованного режиссера».
