Он осторожно обхватил меня руками за плечи. Этот жест не был интимным. Саалим сделал это так, словно это было нужно, и я почувствовала себя отвергнутой. Ожидая, что земля начнет двигаться у нас под ногами, я закрыла глаза. Но я не почувствовала никакого движения воздуха. Ничего не произошло.
Я расслабила руки. Значит, он всё же передумал. Зачем же он пришёл? Только для того, чтобы дать мне надежду и посмотреть, что будет, если её забрать? Почувствовав стыд и злость, я разжала руки.
Он сделал глубокий вдох.
— Прости меня, Эмель, — прошептал он. И я услышала боль в его голосе. — За всё.
Наконец он крепко сжал меня руками.
Водоворот эмоций внутри меня резко остановился, и поскольку это было похоже на ветер, поднимающий меня вверх, я тут же начала падать. Из моих глаз потекли слезы, и я уткнулась лицом ему в грудь. Эти слёзы были вызваны тоской, печалью и облегчением, и они текли по моему лицу, орошая Саалима.
Он крепко держал меня, словно пытался не дать мне развалиться на части. И мне показалось, что, вероятно, именно это и случилось.
— О, Саалим, — проговорила я сквозь слезы. — Прости и ты меня.
Мы долго стояли так, вцепившись друг в друга, пока я не успокоилась и не почувствовала, что мир вокруг начал двигаться.
Земля у меня под ногами была тверже песка, дерева или ковров. Воздух был плотным и практически влажным, словно здесь недавно прошёл дождь. Незнакомые волнообразные звуки эхом раздавались вокруг меня. Дул тяжёлый прохладный ветер, который обволакивал меня и нёс с собой запах, который я сразу же узнала. Запах, с которым я была не знакома ранее.
Когда мои сандалии громко шлепнули о твёрдую землю, я отступила, покинув объятия Саалима. Но, чувствуя неуверенность, я всё же оставила одну руку у него на талии и огляделась.
Вокруг не было ничего. Мы были посреди тёмного неба, окруженные пустотой. Только два человека в бесконечности ночи.
Вскоре мои глаза привыкли к бледному серебряному свету месяца… Справа от себя я увидела огромное каменное сооружение, края которого казались белыми в лунном свете. Внимательно осмотрев его, я заметила, что оно было разрушено. Словно кусочки головоломки, его фрагменты лежали грудами вокруг огромного квадратного основания. На высоких башнях располагались круглые купола, но их асимметричное расположение говорило о том, что нескольких из них недоставало. Изящные колонны пáрами тянулись к зубчатым разрушенным стенам, поддерживая нависающие каменные своды. Недалеко от огромного разрушенного сооружения вдоль разбитых стен и потрескавшихся крыш возвышались отдельно стоящие колонны и арки.
Я стояла среди руин. Это была могила города, прямо как рассказывал Рафаль.
— Что… Где? — слова неслышно слетели с моих губ и превратились в громкий звук.
— Я перенёс тебя на границу пустыни, — сказал Саалим.
Он с тоской огляделся вокруг, всё ещё крепко сжимая моё плечо.
— Здесь пахнет тобой.
Казалось, он не удивился.
— Это был мой дом. Мадинат Алмулихи, — он посмотрел на упавшие камни. — Сейчас здесь только руины.
Я повернулась к Саалиму и озадаченно посмотрела на него.
— Что здесь случилось?
— Заносчивый принц уничтожил его, — он сделал вдох и продолжил. — Когда я был человеком, я жил среди этих улиц. Могу я показать тебе?
В его словах таилась грусть, но там было и что-то ещё. Он поднял руку и почесал щёку. Пока он говорил, его взгляд блуждал по мне, а пальцы самопроизвольно сжимались. Неужели он нервничал?
Я кивнула. Крепко держа меня за руку, он повёл меня по разрушенным улицам. Он описывал здания с широкими окнами и открытыми дверями, через которые внутрь залетал ветер. Он рассказывал о каменных улицах и гнедых лошадях, которые тащили за собой телеги. Он рассказывал о зелёном бархате, похожим на губку, который торчал из щелей между кирпичами и покрывал гигантские колонны, о вьющихся лианах, пробивающихся сквозь трещины в земле и поднимающихся по стенам домов. О белесых цветах, которые росли группами точно сорняки и распускали свои лепестки навстречу луне. Мы шли через останки Мадината Алмулихи, а Саалим своими словами оживлял погибший город.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Если ты жил здесь, и теперь тут всё вот так… — я замолчала и задумалась. — Как долго ты уже живёшь жизнью джинна?
— Я уже сбился со счета.
Мою грудь сдавила печаль. Как же долго он пребывал в заточении в этой стеклянной клетке.
Он потянул меня к огромному сооружению, покрытому трещинами. Он назвал его дворцом. Даже в заброшенном состоянии дворец показался мне более величественным, чем дворец моего отца. Саалим рассказал мне, каким красочным был интерьер, про плитку на светло-серых кирпичах и про воду, которая текла из фонтанов и собиралась в резервуарах, выложенных этой плиткой. Он описывал могущественных, но добрых правителей, которые когда-то жили за этими стенами, и их детей, которые были дикими, испорченными и надменными.
Мы дошли до конца дороги, выложенной камнем, которая тянулась вдоль обветшалого дворца. Я посмотрела наверх на массивную стену с маленькими окнами в форме замочной скважины, пропускающими внутрь лунный свет. Отвернувшись от дворца, я посмотрела в ту сторону, куда вёл меня Саалим. Я остановилась, раскрыв рот, и прямо перед собой увидела источник непрекращающегося шума.
Саалим взглянул на меня с осторожной мальчишеской улыбкой. Он почувствовал мою неуверенность по тому, как крепко я сжимала его руку.
— А это море, — наконец сказал он.
Я с ужасом смотрела на то, каким огромным оно было, и мне стало интересно, насколько оно было мокрым.
— Это та самая сердитая вода?
Боги, Рафаль был прав. На границе пустыни и правда была вода. Ни один из мифов о границе пустыни не рассказывал о воде, в которой бурлила жизнь, и у которой был голос, кричащий в ночи. О ней упоминалось только в историях Рафаля.
Саалим засмеялся.
— Сердитая? Она не сердитая, Эмель. Она прекрасная.
Перед нами растянулась чёрная вода, которая встречалась со звездной ночью на горизонте. Она ритмично вздымалась, и это движение озарялось бледным свечением неба, отражение которого оставляло на поверхности воды дорожку из серебряных капель. Волны врезáлись и накатывали друг на друга, создавая белую хаотичную пену, освещаемую луной. Саалим был прав. Море не злилось.
Оно манило.
Саалим сошёл с дороги и направился к морю, нежно потянув меня за собой. С осторожностью и воодушевлением я последовала за ним. Мы спустились по разбитым каменным ступеням, ведущим к берегу. Если бы не морской ветер, который прорывался к крутым склонам, они были бы полностью покрыты песком. Закутавшись в свой платок, я медленно спускалась по лестнице, внимательно следя за своими ногами. Между каменными ступеньками группами росли небольшие цветы. Они дрожали на ветру.
Я наклонилась, желая рассмотреть их. У них были широкие длинные лепестки, окружавшие огромную круглую сердцевину. Их стебли росли из песка, а тонкие листья тянулись кверху, словно желая поддержать белые цветы.
— Красивые, — сказала я.
Саалим опустился на колени рядом со мной и нежно коснулся лепестков.
— Ночной жасмин, — сказал он. — Они раскрываются только ночью.
Он сжал стебель у основания и достал цветок из песка. Затем он убрал волосы с моего лица и заткнул цветок мне за ухо. Когда цветок оказался недалеко от моего носа, я уловила его запах — жасмин. Я улыбнулась, ответив на улыбку Саалима.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Дойдя до берега, Саалим указал на части разрушенного замка, которые упали с холма и были наполовину погребены на пляже. Недалеко от нас находился огромный купол в форме луковицы, морские волны ударялись о его поверхность, покрытую черепицей.
— Я подумал, что мы могли бы отдохнуть здесь, — сказал он.
Меня удивило то, как хорошо он знал эти руины.
— Ты часто сюда приходишь?
— Бывало.
— А больше нет?
