– Ты с ума сошёл?
– Элоиза, мне серьёзно не до разговоров.
– Но ты должен…
– Элоиза! Да, в конце-то концов, кто здесь хозяин?! – взревел Георг. – Я не хочу ни с кем говорить!
– Ясно, шеф. Так бы сразу и сказал. – Элоиза, как заставкой, задёрнулась профессиональным яркозубым оскалом и выбежала из кухни.
Георг осторожно пошевелил ушибленными пальцами. Кажется, перелома не было. И то радость.
– Георг.
Незнакомый и в то же время смутно что-то напоминающий голос заставил его обернуться. На пороге кухни стояла девушка в светло-зелёном платье.
– Это вы меня искали? – недружелюбно поинтересовался Георг, ища что-нибудь холодное.
– Да.
– Зачем? И говорите побыстрее, у меня полно работы.
– Я так себе это и представляла, – она обвела взглядом кухню.
– Если вы ищете кулинарные автоматы, то их здесь нет, – угрюмо буркнул Георг. – Здесь всё делается по старинке, вручную. Я не сторонник новомодных штучек.
– Я знаю, – подошла ближе, осияв и его любопытным взглядом.
У неё были удивительные глаза, полные смешливых тёплых искорок. И забавный, почти пижамный карман на платье.
– Так чем могу помочь, уважаемая…?
– Джульетта. Меня зовут Джульетта, – застенчиво приподняла уголки губ.
И всё же было в ней что-то знакомое, улыбнулся в ответ Георг, перебирая в памяти лица. Что-то неясное наметилось в глубине, но он так и не вспомнил.
– Так что вам угодно, Джульетта?
– Моя тётушка Фиона наслышана о вашем таланте. – Георг насмешливо фыркнул и скорчил обречённо-несчастную гримасу. – И приглашает погостить. Всего на недельку. В вашу честь она хочет организовать фестиваль оладушек. Согласитесь ли приехать?
– Куда? – со вздохом поинтересовался он, придумывая, как бы поделикатнее отказаться.
– На Энтуру, разумеется, – с заметной гордостью ответила Джульетта.
Георг оторопел.
– Меня? На Энтуру?
– Да. Мы всегда выполняем свои обещания.
– Какие обещания? – всё ещё в ошеломлении спросил он.
– Ну… – Она почему-то покраснела, сунула руку в карман. – Так вы хотите или нет?
– Спрашиваете! Да кто же в здравом уме откажется от поездки на Энтуру? Конечно, хочу.
– А как же Этьен? Его мнение вас не пугает?
– Так вы знакомы с маэстро? То-то я думаю, что где-то вас видел. – Георг успокоился, всё прояснилось, незнакомка была из числа поклонниц Этьена, и вполне возможно они виделись на его концерте. – Нет, он так порой экстравагантен, что я перестаю его понимать. И, кстати, никогда не разделял его страхов по поводу Энтуры.
– В чём-то он прав. Мы очень любим его музыку. И были бы рады, если бы он жил с нами, разделял нашу… – Она вдруг умолкла, как-то сразу поскучнев. – В любом случае, мы никого не принуждаем жить на Энтуре. Скажите ему.
– Хорошо. Обязательно передам.
Юлиана Лебединская
Творцы и Человеки
Реветь совершенно не хотелось. Но план есть план. Тиса нахмурилась, вспомнила свою несчастную любовь под номером три. Не помогло. Лавстори номер пять и семь не сработали тоже. Она подошла к кактусу и осторожно укололась о шип. Больно. Но плакать по-прежнему не хотелось. Тиса вздохнула и отправилась на кухню за луковицей. За полминуты до края тайм-квадрата ей удалось пролить над оной пару слезинок.
Водитель грузового летунца выбрал одну-единственную лужу на всём проспекте и смачно в нее приземлился. Рядом с Тисой. Серебристое вечернее платье безобразно испортилось, настроение – тоже. Вот сейчас бы разреветься! Но нельзя. По плану у нас «возвышенное умиротворение». И – она посмотрела на наручник-имплантат – до окончания тайм-квадрата целых полтора часа. А потом наступит время восторженной радости. Тиса старательно изобразила на лице довольную улыбку, после чего купила любимой мятной ваты и забежала в космо-кабинку – заказать «эффект дождя». По платью мгновенно заструились виртуальные капли. Пусть думают, что грязные пятна – это для усиления дождевого эффекта. «Держу пари, завтра все начнут искусственно загрязнять одежду», – успокаивала себя признанная модница, цокая каблучками по стеклянным ступенькам Дворца Вокала. Впереди мелькали барышни в ярких нарядах с вычурными эффектами. На стенах загадочно мерцали афиши, обещая сегодня нечто особенное.
Коль уже ждал наверху, у входа в круглый зал. Тигрокис, как обычно, мурлыкал на плече, при появлении Тисы он приоткрыл один глаз, зевнул и продолжил свою кошачью песнь. Тису эта карликовая копия хищников раздражала жутко. Ладно, кому она врет? Она просто ревновала. К животному. Глупо, наверное, но… Ей всё время казалось, что Коль любит тигрокиса больше, чем ее. Еще бы! Полосатый нахал умудрялся мурлыкать и ластиться двадцать четыре часа в сутки, у него никогда не случалось плохого настроения (на зверей правило тайм-квадратов не распространяется), он не жаловался, не возмущался, а еще, если верить доморощенным ученым, снимал головную боль и депрессию… В общем, куда там нам, женщинам! И всё же Тиса не понимала: как можно, к примеру, весь вечер возиться с животным, когда рядом любимая женщина умирает от дефицита ласки и внимания? А потом еще и отправиться на всю ночь в мастерскую…
– Внимание! Представление задерживается на пятнадцать минут. Приме необходимо выйти из квадрата грусти. Приносим свои извинения.
– А раньше предупредить нельзя было? – прошипела Тиса. Коль в ответ развел руками и предложил подойти к бару, а тигрокис демонстративно отвернулся.
Голос лился хрустальной струей, обволакивал, захватывал, накатывал мягкими волнами. В такт ему скользили разноцветные волны по роскошному телу примы ню-оперы. Яростная фиолетовая сменялась дерзкой бирюзовой, а затем – робко-лиловой. Неистовый алый прибой отступал золотистой пеной. Прима пела. Волны переливались, сплетаясь с музыкой. Закрой уши, всё равно почувствуешь мелодию, поймешь слова, просто глядя на приму. Закрой глаза, всё равно увидишь разноцветные виртуальные волны, просто слушая певицу.
Коль не закрывал ни ушей, ни глаз. Разве можно упустить хоть каплю этой красоты? Голос примы взвился, взлетел к потолку звенящим фонтаном, густая лиловая волна вдруг сорвалась с тела поющей богини и плеснулась в зал, накрыла зрителей, оставив вокалистку совершенно обнаженной. Впрочем, вскоре вернулась, легла на плечи. Вокалистка, завершая арию, склонилась перед залом.
У Коля перехватило дыхание. Кайф от красивой музыки сравним разве что с удовольствием, которое он получает от картин. С той разницей, что здесь – он зритель, а там – Творец.
Коль вытянул ноги, расслабляясь. Ботинки тут же услужливо ослабили застежки. Художник отдыхал.
А Тиса сидела и мучилась вопросом: «Эффект волн на голое тело – это только для прим? Или мне тоже можно заказать? А где? В космокабинках эффекты только для одежды… Кстати об одежде! Кто теперь удивится моему дождю с лужами после этого моря?» Но больше всего Тиса переживала из-за того, что ей никак не удавалось войти в состояние возвышенного умиротворения. Как, скажите, умиротвориться, если с одной стороны раздражают тигрокис и грязное платье, с другой – бесят идеальная ню-прима и Коль, пожирающий голосистую красотку глазами. Правду говорят: упустишь одно время – остальное тоже пойдет наперекосяк. И надо же было недореветь! Страшно подумать, что случилось бы, не выдави она даже те две слезинки? Приземлился бы, небось, летунец не в лужу, а ей на голову!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
