Глава 31. Стон в лучах рассвета
— Прекрати нарываться на неприятности! — я погрозила кудрявому отражению со льдисто-голубыми глазами и осклабилась. — Берта, сука ты мертвая, мы не любим Руфуса и не ревнуем его! Нам на него насрать с высокой колокольни! Это все твои фокусы, не мои!
Отражение мне не ответило. Зато как удобно обвинять в несдержанности, истеричности и невменяемости мертвую Берту, которая и возмутиться на мои претензии никак не могла. Нет, зря я ткнула в Руфуса вилкой. Так поступают маргиналы за попойкой, что заканчивается драками и колотыми ранами, а я должна унижать и делать больно морально. И изысканно.
Ближе к рассвету меня разбудил Руфус, который нырнул под одеяло и обнял, прижавшись к спине. Через секундное замешательство он тяжело вздохнул и устало шепнул:
— Запамятовал, что Оливера следует искать в твоей комнате.
Однако мужчина не торопился выпускать меня из объятий и уходить — он продолжал тяжело дышать мне в затылок. Оцепенела под руками оборотня от неловкости и смущения — твердое и упругое Руфуса обжигало копчик. Полуночный Клык вернулся от Хранителя возбужденным, и я решила прикинуться ветошью.
— Что, даже не взбрыкнешь? — мужчина скользнул ладонью по моему напряженному животу к лобку.
Не успела я сообразить, к чему всё идет, как мужчина решительно сгреб яички в ладонь и мягко их сжал. Тело Оливера, к моему стыду, отреагировало на требовательную ласку трепетом и обволакивающей теплом эрекцией.
— Нет, — хрипло просипела я и зажмурилась, не в силах контролировать мысли, что растеклись мутной водой в черепной коробке.
— Как знаешь, — мужчина разжал ладонь и со вздохом разочарования лег на спину.
Я в ошеломлении села, прикрыв вздыбленное естество подушкой, и с недоверием вгляделась в равнодушное лицо. Я помолчала в предрассветном полумраке и с издевкой шепнула:
— И все?
— Ты уж определись, хочешь крепкого члена в заднице или нет, — зло прошипел оборотень, закинув руки за голову, и закрыл глаза.
Я задержала взгляд на развитых трицепсах оборотня и сглотнула:
— Почему ты такой мудак?
— Потому что я эгоистичный, богатый и красивый Альфа, — Руфус самодовольно усмехнулся.
— Насчет красивого я бы поспорила, — прищурилась и ехидно продолжила, — мужики за бородой часто прячут недостатки во внешности. Например,маленький и безвольный подбородок или жирок под ним.
— Жирок? — оборотень приоткрыл глаза и хохотнул. — Ты сейчас серьезно?
— Значит, все-таки маленький и безвольный подбородок? — я вскинула бровь. — Я так и думала.
— Как тебе удалось сделать из Оливера бабу с членом? — Руфус скривился. — Он даже когда в платьица и туфельки наряжался, не был такой сукой, как ты сейчас.
— Не бабу, а девушку, — я обиженно отвернула лицо к окну. — Не суку, а волчицу. Грубиян.
Руфус резко подорвался с кровати и опрокинул меня на спину, отбросив подушку с моего причинного места.
— Я бываю не только грубияном, маленькая волчица, — он заглянул в лицо и сузил глаза. — Раз у тебя случилась небольшая амнезия, то я готов тебе напомнить, каким я умею быть.
— Неинтересно, — прохрипела я.
— Если ты не передумаешь через три поцелуя, — влажно шепнул мужчина на ухо и коснулся языком мочки. — Я уйду и больше не потревожу тебя.
По телу прокатилась волной мелкая дрожь, и дыхание сперло от жгучего смущения, когда Руфус ласково и поцеловал правый юношеский сосок. Будь я сейчас в родной шкуре, мне не было так неловко, боязливо и волнующе, словно меня, юного девственника, соблазнял опытный развратник. Жаркие губы прильнули к солнечному сплетению. Прикусила язык, судорожно стискивая в пальцах простынь. Третий поцелуй лег влажным бархатом на пупок, и я нервно сглотнула. Милостивая Луна, как далеко зайдет Руфус в дразнящих ласках?
— Мне уйти? — тихий шепот стянул шею шелковой удавкой, и мужские ладони медленно прошлись по моим бедрам, требуя ответа.
Шагнет ли Полуночный Клык за край и поступится ли он с принципами, которых придерживался с Оливером — не дарить унизительных по его мнению поцелуев? Любопытство, переплетенное с надрывным желанием, вынудило меня отрицательно и неразборчивозамычать. Когда влажный теплый язык коснулся чувствительных яичек и скользнул к вздрагивающей головке, из меня вырвался сиплый стон, что трещиной пробежал по лихорадящему сознанию.
Руфус сомкнул губы, прижимая язык к головке и решительно нырнул к лобку, заглатывая мокрым и горячим ртом уязвимое и трепещущее вожделением естество. Мягкий спазм, схвативший глотку оборотня, прошел волной по его языку и судорогой тягучего наслаждения ушел в мое тело. Мужские губы вновь оказались на раскаленной стыдливым желанием головке и медленно скользнули по уздечке, закручивая меня в водоворот стонов. Ласки Руфуса ускорились, затягивая на дно вязкого безумия и вожделения. Сознание скрутилось в вибрирующую тяжелыми хриплыми вздохами спираль, густыми толчками пробилось через конечности и устремилось в алчную глотку Полуночного Клыка. Горло мужчины сжалось, сглатывая последние капли темного экстаза. Я в громком стоне выгнулась в пояснице и обмякла, утопая в липкой и жаркой неге.
Через несколько долгих секунд пелена помешательства спала, и я в робком изумлении уставилась в лицо Руфуса, который прилег рядом и промокнул уголком простыни растрепанную щетку под носом.
— Ты зачем это сделал? — едва слышно шепнула и в розоватых лучах утреннего солнца покраснела.
— Умом повредился после сковороды, — мужчина повернул ко мне насмешливое лицо и ласково коснулся моей щеки, слабо улыбнувшись. — Хороший удар.
— Спасибо, — смутилась и перевела взгляд на потолок.
Как мне реагировать? Для меня было привычным злиться и огрызаться на провокации и выходки Руфуса, а вот после оральных ласк я растерялась и оказалась под такими впечатлением, что никак не могла собрать мысли в кучу и успокоить сердце, что билось о ребра истеричным попугайчиком. Лучше бы Полуночный Клык взял меня силой, и я бы вновь в гневе и ненависти попыталась откусить ему уши.
