до пожара.
Остановившись перед дверью в квартиру Гончара, Корги шепотом сказал:
– Я тебе потом все объясню, ладно? Сейчас нам нужно попасть в его кабинет.
В коридоре орал телевизор, даже несколько. Непонятно, кто их включил и зачем, с учетом того, что писатель находился при смерти, но по всей квартире разносилась оглушительная какофония дикторских речей. «В рамках программы “Моя улица” району вернули исторический облик», «Группа детей с ограниченными возможностями по здоровью готовится покорить Эльбрус», «Тысячи новых рабочих мест появятся до конца года на Дальнем Востоке»…
Люся закрыла уши ладонями, а Корги принюхался.
– Горелым воняет, – прочла она по губам и заметила, что свет в коридоре рассеивается странной туманной дымкой.
– Что-то горит, – подтвердила она и собиралась уже броситься на кухню, но Корги ее удержал.
– Там же Козетта!
– А если пожар?
– Просто нужно поторопиться. Я сделаю, что просит Шуйский, и мы спокойно выберемся через окно.
Спорить Люся не стала: если Корги считал, что Козетта опаснее пожара, то, вероятно, на то были причины.
Удивительным образом звук орущих телевизоров в кабинет не проникал, запах дыма тоже. Но свет горел и стоял размеренный умиротворяющий покой, который всегда так нравился Люсе, когда она приходила сюда по утрам.
Книги, картины, раритетные вещицы, шторы и мягкая мебель – атмосфера вековечной мудрости и нерушимого уклада вещей.
Корги направился прямиком к письменному столу Гончара, выдвинул ящик и достал его письменные принадлежности: блокнот, диктофон и золотистую ручку. Опустившись в кресло, он раскрыл блокнот.
– Тебе придется немного подождать, – сказал он Люсе. – Я знаю, что писать, но на это нужно немного времени.
Вдохновение и бессмертие – так говорил о картине «Ежевичные сны» Гончар. Вдохновение, возможно, она ему и принесла, но бессмертие вряд ли.
Звякнул телефон – пришло сообщение от Коли. Корги за столом размашисто одну за другой записывал строчки почерком Гончара.
– Коля пишет, что он у Олега Васильевича, – сказала Люся. – Я должна сходить и проверить.
Но Корги был так сосредоточен на своем занятии, что ничего не ответил, и девушка тихо выскользнула из кабинета.
Дымовая завеса стала гуще, но телевизоры замолчали, вместо них с кухни доносился тонкий пронзительный свист, от которого уши немедленно заложило.
Пожарная сигнализация! Люся обрадовалась: появление пожарных остановит царящее здесь безумие и даст им с Корги и братом уйти, не прибегая ни к каким ухищрениям.
Массивная фигура Козетты появилась из-за угла так неожиданно, что она не успела ничего придумать. В одной руке повариха сжимала огромные кухонные ножницы, а в другой тряпку, напоминающую рубашку Гончара.
– У вас там пожар, – пробормотала Люся, запинаясь.
Но повариха продолжала идти на нее, будто не слышала. Люся попятилась.
– Что-то горит, – повторила она, продолжая отступать перед движущейся, как танк, фигурой, пока не оказалась на кухне, где в большой металлической раковине, заволакивая все вокруг вонючим дымом, горел ворох тряпья.
Резкий свист оглушал, а дым душил и разъедал глаза.
– Зачем вы это делаете? – крикнула она Козетте. – Пожалуйста, потушите, иначе все задохнутся – и Олег Васильевич тоже.
Остановившись возле раковины, Козетта выставила перед собой ножницы и развернулась к ней.
– И когда он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых[5].
Ее лицо сделалось каменным, глаза пустыми, а тяжелый подбородок упрямо выдвинулся вперед.
– Если он собирается покинуть нас, мы уйдем вместе с ним. Но уйдем чистыми и наполненными его благодатью. – На вытянутой руке она поднесла тряпку к огню и держала так, пока край ее не загорелся, а затем принялась размахивать ею, как кадилом, отчего едкий дым повалил еще сильнее, и Люся закашлялась.
– Так он уйдет еще быстрее! – Схватив с ближайшего стола кастрюлю с супом, Люся проворно подскочила к раковине и, прежде чем Козетта успела опомниться, вылила весь суп на горящие тряпки.
– Ах ты мерзкая дрянь! – заорала повариха и, швырнув в нее горящую тряпку, угрожающе занесла над головой ножницы. – Он хотел, чтобы ты была принесена в жертву, и я сделаю это для него. Ради него…
Чудом увернувшись от удара, Люся выбежала из кухни и помчалась вперед по коридору до выхода с этажа, но дверь на черную лестницу не открылась, и она принялась биться во все двери подряд до тех пор, пока одна из них не поддалась и Люся не ввалилась в комнату, оказавшуюся спальней Гончара.
Глава 30
Когда все стихло, Коля вылез из-под кровати.
В последний раз он так прятался лет пять назад от Люсиных подружек. Ему было любопытно выяснить, о чем болтают девчонки, и сестра милостиво позволила ему остаться под своей кроватью. Но когда девчонки пришли, Коля только и думал о том, чтобы не выдать себя, совершенно потеряв интерес к их разговорам.
Гончар лежал с таким благодатно-умудренным выражением на лице, словно уже воспарил над всем происходящим.
Проверять, действительно ли дверь заперта, Коля не стал. Сейчас это было самое спокойное и безопасное место в доме. Усевшись в стоявшее возле кровати кресло, он достал телефон и написал сестре сообщение, что выйти пока никуда не может и останется в спальне Гончара до утра. Он не сомневался, что Люся, благополучно покинув дом, давно ждет его на улице, ведь с ней был Корги, а тот наверняка знал все входы и выходы.
Все, что случилось после домашнего концерта, так взбудоражило Колю, что он никак не мог ни на чем сосредоточиться. Мысли метались от исчезновения Таты и их с Люсей разделения к манекенам и Магде. Заметив на тумбочке Гончара стакан воды, он сделал несколько глотков, а потом вылил оставшуюся воду в ладонь и умылся, намочив при этом брюки и ковер под ногами.
Он снова вскочил и прошелся по комнате.
Должен ли он что-то предпринять? Или лучше отсидеться, пока есть возможность? Может, позвонить в полицию и сказать, что их с сестрой держат в заложниках? Но как он объяснит им бо́льшую часть из того, что здесь происходило?
Часы на столике с графином показывали два часа ночи.
Ему нужно придумать какое-то оружие против обеих женщин, чтобы они испугались и дали ему беспрепятственно покинуть дом. Осмотревшись, он стал прикидывать, что можно использовать как оружие – от осколка зеркала до чугунной статуэтки, пока его взгляд не упал на инвалидное кресло, стоявшее неподалеку.
Ну конечно! Проще и быть не может!
Он выйдет отсюда вместе с Олегом Васильевичем. Посадит его в кресло и увезет.
