исполнял. И Эверли Браверз, и Нэнси Синатра, и Шер с мужем, и Том Джонс, и Боб Дилан, и Хулио Иглесиас, и даже сам Пресли. А это Демис Руссос. Но на самом деле песня французская. Сейчас я пишу под нее.
Его слова и та мелодия звучали у нее в ушах, даже когда, выбравшись на черную лестницу, они спустились до их с Колей квартиры.
Однако там не было даже следов его присутствия. Не было ни его тепла, ни запахов, ни энергии.
Продолжая держаться за руки, они с Корги прошли насквозь, нигде не задерживаясь, и, отперев входную дверь, вышли на широкую освещенную тихую лестницу главного входа.
После ужасов пятого этажа на нее накатила волна облегчения и усталости.
– Ты говорил, что там безопасно. – Она опустилась на верхнюю ступеньку третьего этажа.
– Я сказал, что не знаю, как будет в этот раз. – Корги подхватил ее сзади под мышки и поставил на ноги. – Задерживаться нельзя. Это обманчивое спокойствие. Здесь намного опаснее, чем наверху. От них сейчас можно ожидать чего угодно. Магда, Козетта, Шуйский – они не тени и не воспоминания. И любой из них в сложившейся ситуации способен повести себя непредсказуемо.
Воздух на улице удивительным образом посвежел. Духота отступила, и Люся поежилась.
Из кустов под окнами Магды послышалось шипение. Желтоглазые коты выползли оттуда один за другим и, вздыбив шерсть, глухо заворчали, сливаясь в унисон.
– Это они на меня, – сказал Корги, не останавливаясь. – Боятся, что я им хвосты пооткусываю.
– Правда? – в этот момент Люся была готова поверить во что угодно.
– Нет, конечно, – рассмеялся он. – Я же не собака, а только называюсь ею. Разве ты этого еще не поняла?
Калитка в арке оказалась заперта. Обычно ее можно было разблокировать с помощью кнопки. Однако теперь она не срабатывала, и, сколько они на нее ни жали, ничего не происходило. Корги с силой подергал калитку за прутья, но безрезультатно. Все было наглухо заперто.
– Такого в жизни не случалось! – Голос Корги, сдерживаемый колодцем домов, взлетел в вышину.
– Здесь есть другой выход?
– Другого нет. – Он задумчиво взъерошил волосы. – Но можно попытаться перелезть через стену в сквере.
Аромат зелени кружил голову. Листва шелестела на ветру, и сквозь нее Люсе непрерывно слышались невнятные шепчущие голоса.
Пока они шли по брусчатой дорожке до стены, она позвонила Коле, чтобы выяснить, где он, однако на звонок брат не ответил, и Люся встревожилась с новой силой.
– Ты дрожишь, – заметил Корги, собираясь ее обнять, но потом передумал и сунул руку в карман.
– Я волнуюсь за Колю.
– Твой брат наверняка уже ждет нас.
– Если бы он ждал, то позвонил бы.
– Напиши ему.
Ничего другого не оставалось, и Люся притормозила, чтобы отправить Коле сообщение, и догнала Корги возле высокой кирпичной стены, от которой шло тепло и приятный запах нагретого камня.
– Это было опрометчиво, – признал Корги, оглядывая стену. – Нам понадобится веревка или типа того. Подсадить я тебя, конечно, смогу, но сам не влезу, да и прыгать с высоты двух с половиной метров на асфальт довольно опасно.
– В подвале есть лестница, – неожиданно вспомнила Люся. – Железная, раздвижная. Я ее видела, когда носила коробки Магды.
– Отличная идея, – одобрил он. – Подожди меня здесь, я ее принесу.
– Нет, я с тобой. – Люся снова ухватила его за руку. – Не хочу оставаться одна, и потом, я должна показать тебе, где она стоит.
– Я найду. Оставайся. Здесь безопаснее.
– Беспокоишься о моей безопасности? – Люся скептически покосилась на него. – Еще недавно ты очень убедительно рассказывал, насколько тебе на меня плевать, а также предупреждал, что не делаешь ничего без собственной выгоды.
– Это так… – Корги замялся. – Обычно так, но сейчас почему-то нет.
– Значит, еще не прошло? – Люся заглянула ему в глаза и, несмотря на темноту, различила их ясный свет. – Ты же говорил, что внушение Гончара на нас больше не действует.
– У меня нет объяснений! – Он развел руками. – Но сейчас больше всего я хочу помочь тебе выбраться отсюда.
– Непонятное желание, нелогичное и бессмысленное.
– Согласен. Только это желание, а не мысль. Это чувство, а у чувств не бывает ни логики, ни смысла.
– Пожалуйста, не говори так! Ты снова делаешь мне больно.
– Больно? – остановившись, он развернул ее к себе. – Вот уж чего я точно не хотел.
– С меня хватило всех этих чувств! – перепугалась она. – Скажи, чай Магды на самом деле лечит от любви?
– Кто-то ищет философский камень, кто-то изобретает вечный двигатель, а Магда посвятила всю свою жизнь созданию лекарства от любви. Трудно сказать, насколько оно действенно и какими побочными эффектами обладает, но подозреваю, определенных успехов она добилась.
– «Лекарство от любви»? Так, кажется, называлась первая книга Олега Васильевича.
– Верно. – Корги протянул ей руку, чтобы помочь встать. – Только представь, что в аптеке можно было бы купить два вида лекарств: одно для любви, а другое от нее. Какое, по-твоему, пользовалось бы бо́льшим спросом?
– В таком случае почему ты сам не взял его у нее, если тебе было так плохо, как ты говорил?
– Если бы я попросил, Магда дала бы мне яд, а не лекарство, – улыбнулся он. – Да и не в этом дело. По правде говоря, мне нравилось это состояние, и я не хотел избавляться от него. В точности как с опьянением: вроде бы и стоит протрезветь, но тебя уже несет. Думаешь, если бы я мог это контролировать, я пошел бы против Олега Васильевича? Хотел бы все исправить? Да, мне было плохо. Но это замкнутый круг: я любил тебя, поэтому боялся за тебя, но для того, чтобы защитить тебя от себя, я должен был продолжать это делать. Нужно было сделать так, чтобы ты разлюбила, но не я.
– Все, хватит! – Люся прикрыла ему рот ладонью. – Главное, что сейчас все прошло.
Корги замолчал, они продолжали стоять в волнующей близости, не касаясь друг друга, не в силах оборвать напряжение момента.
– Можно я просто тебя поцелую, пока мы не перелезли стену и все окончательно не прошло? – Он потянулся к Люсе, но она отпрянула.
– Нам нужно поторапливаться, забыл?
– Ты мне, наверное, не поверишь, и правильно сделаешь, но я впервые побывал в таком состоянии. По принуждению? Да. Но ведь у меня такая природа, и мое предназначение – никого не любить. А сейчас, хоть и нет никакого давления, я не хочу отпускать это чувство, потому что оно больше, чем вдохновение, и я теперь понимаю, отчего люди так за него цепляются и почему готовы ради него на все. Любовь
