Юдифь остановилась в дверях. На тележке, где обычно выставляют десерты, были гордо выложены сегодняшние особые блюда: дюжина телячьих ножек и еще какие-то части костей и хрящи, анатомического происхождения которых Юдифь не знала. Она состроила гримасу. Но недаром весь прошлый год эта девушка носила на шее бутылочку с кровью. Она лишь пожала плечами и огляделась в поисках подруги.
Лаура сидела за столиком в самом конце зала. Перед ней уже стояла откупоренная бутылка вина. Она частенько завтракала с Юдифью, чтобы нарушить строгие диетические правила Кима, касавшиеся в том числе и употребления алкоголя, и начинала она обычно с бокала sangiovese.
— Привет, — окликнула ее Юдифь и поцеловала подругу перед тем, как сесть за стол — Хорошо съездили?
— Великолепно. Но, увы, вернулись чуть раньше, чем собирались.
Юдифь удивленно вскинула брови.
— Ким приболел. Отравился грибами.
Юдифь почувствовала, что Лаура чего-то недоговаривает. Но тут возле столика возник официант и открыл свой блокнот с таким скучающим видом, словно заранее знал, что именно они закажут.
Он совершенно не ожидал, что будет подвергнут жестокому допросу насчет сегодняшнего меню, к тому же по-итальянски. Привезли тележку, стоявшую у входа, и началась долгая дискуссия, во время которой официант смотрел на Лауру со все большим уважением. В «Чечино» уважают тех, кто со знанием дела и страстью обсуждает хрящи, и тут уже неважно, как ты выглядишь и откуда родом.
Наконец девушки сделали заказ — rigatoni con la pagliata и zampetti для Лауры, bucatini all' amatriciana и scottadino для Юдифи. Теперь Юдифь могла расспросить о том, что случилось с Кимом и Лаурой. Когда Лаура добралась до неожиданной встречи с Бруно в Ле-Марче, ее подруга набрала в рот воздуха и приготовилась выразить свои соболезнования. Она знала, что Лаура даже слышать не могла о Бруно и Томмазо, и могла себе представить, как пагубно подействовала на нее эта нечаянная встреча. Чем больше подробностей она узнавала, тем больше была шокирована.
— Так они тебе врали? Все время? Но это же… — она хотела сказать «унизительно», но остановилась на более мягком «неприятно».
— Да, — кивнула Лаура — Я с самого начала и до конца думала, что готовит Томмазо, а не Бруно.
— Но зачем?
Лаура пожала плечами.
— Думаю… — она помолчала — Думаю, потому, что он в меня влюбился.
— Томмазо?
— Нет. Томмазо, возможно, по-своему любил меня, но если бы не еда, все кончилось бы кратковременной интрижкой. Я-то думала, что раз он так для меня готовит, значит, он хочет чего-то большего. А Бруно… — Лаура немножко помолчала, потом продолжила: — Честно говоря, на него я и взглянула-то всего раза два. Думаю, он это знал. И продолжал готовить для меня, потому что это единственное, что он мог сделать.
— К счастью, ты отделалась от обоих, — сказала Юдифь — Все хорошо, что хорошо кончается. И нет худа без добра: если бы не Бруно и Томмазо, ты бы сейчас не была с Кимом.
— Конечно, — подтвердила Лаура, но как-то неуверенно, и это тут же подметила ее подруга.
— У тебя с Кимом все в порядке?
— Да, конечно, — заверила ее Лаура — С Кимом мне очень хорошо.
Лаура уже прекрасно знала Юдифь, и все-таки есть некоторые вещи, некоторые пустяковые сомнения, которыми не стоит делиться даже с близкой подругой, чтобы не показаться… как бы это выразиться?., не вполне нормальной.
Ханни отчасти был прав: дорога в Рим шла под гору и в долине, и в ущелье Фурло, но потом пришлось переезжать через зловеще высокие горы, даже в это время года увенчанные снежными шапками. Фургон вздрагивал от натуги, а Бруно дрожал от холода, поскольку Ханни как-то не подумал о том, что нужно починить печку. Из-за многочисленных модификаций предельная скорость машины была не выше, чем у трактора, и Бруно ужасно намучился, пока добрался до указателей со знакомыми названиями городов — Фраскати, Неми и Марино. Останавливался он как можно реже. Густа дала ему в дорогу корзинку с едой — немного piadina[51], салями и еще кое-каких кулинарных изысков: два самых хороших и больших белых трюфеля, срезанных под корнями орешника и по отдельности завернутых в фольгу, чтобы не утеряли аромат; овечий сыр, выдержанный в прохладной известняковой пещере неподалеку от деревни; и маленький флакончик лучшего семейного aceto balsamico.
Когда Бруно наконец добрался до Рима, его первоочередной задачей было не найти Лауру, а восстановить испорченные отношения с другом. Он медленно ехал по окраинам города, не обращая внимания на свист и сигналы других водителей, и в конце концов подрулил к небольшому зданию, в котором раньше ютился «Il Cuoco». С тяжелым сердцем толкнул он входную дверь.
И замер, пораженный. В зале было полно народу. Даже больше чем полно: некоторые посетители терпеливо ждали возле стойки бара. Длинный погреб, в котором при Бруно стояли пыльные бутылки вина, теперь открыли, чтобы расширить пространство; в стене между кухней и обеденным залом прорубили проход, и через него Бруно увидел веселого Томмазо, который готовил блюда под аккомпанемент оглушительной рок-музыки…
Пицца. За каждым столом ели пиццу. Бруно громко расхохотался. Ну конечно! На его глазах Томмазо подкинул в воздух большой комок теста, с невозмутимым видом повертел им над головой, чтобы наполнить воздухом, потом шмякнул его на стол и, вооружившись двумя скалками, принялся лупить по нему, как барабанщик. Ждущие своей очереди посетители отреагировали на его действия взрывом свиста и аплодисментов, которые Томмазо принял со снисходительной улыбкой и привычным жестом отправил готовую пиццу через всю кухню в печку. Приглядевшись повнимательнее, Бруно увидел, что среди восхищенных зрителей были в основном девушки, которых интересовал не столько ресторан, сколько кухня. Они пританцовывали в такт музыке.
Бруно заметил еще одну знакомую фигуру Мимо него прошла Мария. Если Томмазо привлекал к себе внимание женской части публики, то Мария — мужской. На ней был топ, короче которого Бруно не доводилось видеть. Он открывал загорелый живот и талию. Вместо блокнота для записи заказов Мария использовала свое тело: ее руки, ноги и даже живот были покрыты разноцветными письменами. С недавно сделанным пирсингом на брови, в ковбойских джинсах с заниженной талией и ковбойских же сапогах она больше напоминала рокершу, чем официантку. Кроме того, Бруно заметил, что здесь явно отвергли обычные ресторанные нормы поведения: если мимо несли пиццу, посетитель мог запросто отхватить от нее кусочек.
С трудом пробравшись сквозь толпу, Бруно добрался до кухни. Перед ним на стойке была тарелка с пиццей, и он отщипнул кусочек на пробу. Оказалось весьма недурно — тонкий слой хрустящего теста, свежий томатный соус, кусочки нежной моцареллы, морская соль и два листика базилика. На его глазах Томмазо подлил оливкового масла в пиццу, которую сейчас готовил. Бруно не без удовольствия отметил, что оливковое масло с той же фермы, на которой его покупал он сам, когда был здесь шеф-поваром. Впрочем, и он бы не налил его так ловко, как это сделал Томмазо, — через плечо, как заправский бармен, смешивающий коктейль.
