— Итак, ваш сын совершил заказное убийство. Факт доказан! Не стоит отпираться. Сделаете себе хуже.
— Не может быть, — спокойно возразил Иванов. — Он сидит у вас в подвале.
Он давно заметил, что на господина Е.Во. странным образом воздействует эта фраза, словно он еще не умел бороться с логикой оппонента, словно, кроме подвалов, у него не было других аргументов, но подвалы ему были запрещены.
— Завели песню, — словно задумавшись, произнес доктор Е.Во. — Впрочем, сейчас увидите, — продолжил он тоном всесильного человека. — Поедем на опознание. Кстати, он сам во всем признался...
И вдруг Иванов понял, что это последняя атака господина Е.Во. Так в лоб он еще никогда не бросался. Он понял, что у его оппонента выходит время. Возможно, он даже выговорил его у господина полицмейстера, и теперь шел ва-банк.
— Знаете, кого вы мне напоминаете? — спросил Иванов, словцо так и крутилось у него на языке.
— Знаю, и поэтому не будем. Кстати, шагистикой я больше не занимаюсь, а повышен... — Вялый, как презерватив, он явно был пешкой в чьей-то игре. — Не скажу кем, скоро сами узнаете. —Нагнувшись, показал свой высокий затылок с тщательно зализанными волосами. И с важностью водрузил портфель на стол. — Узнаете? — Последовало быстрое движение руками с растопыренными пальцами и в концовке: "Хоп!" — непристойный жест, и: — Вот так! — произнес доктор Е.Во. — Предлагаю вступить в национальный легион до пятидесяти — защищать Севастополь.
— От кого? — просил Иванов.
— Естественно, от вашего брата, — ответил доктор Е.Во. — От кого же еще?
— Я еще слишком молод, — парировал Иванов.
— Весьма патриотично, — назидательно заметил доктор Е.Во. и перешел на клериканский язык.
— Не утруждайтесь, — сказал Иванов. — Даже сами ничего не понимаете.
— Да уж... — смешался доктор Е.Во., — практики мало: все санкюлоты и санкюлоты, но я беру уроки...
Выставив ножку, смотрел вопросительно и твердо, у него был изможденный вид, как у долго курящего спортсмена, и вдруг сменив тему:
— Ваша сумка?
— Что же там? — Иванов пожал плечами. — Бумага?
Сумка выглядела слишком толстой, словно являя отражение честности господина Е.Во., радеющего на службе.
— Сумка ваша и содержимое тоже. Отпираться бессмысленно. — Он даже улыбнулся, правда, несколько натянуто, словно чего-то ожидая. — Вы не признаетесь? Наш агент все нам рассказала...
— Да... — сказал Иванов. — Но это абсурд, отвезите меня к господину Дурново.
Доктор Е.Во. выругался:
— Стал бы я с вами... — и выбежал из камеры.
Больше Иванов с ним не разговаривал вплоть до той ночи, когда они столкнулись на балконе Королевы. И тогда один из них сплоховал.
* * *
Загорелый и посвежевший, явился утром, одышливо хрипел за дверью, пока охранник открывал ее.
— Я счастлив до увлажнения! Прекрасно, сынок, прекрасно! — произнес он тоном бодрячка и мимоходом выглянул в окно. —Последнее лето тысячелетия. Вы знаете, в чем смысл жизни? —Снова, как и два дня назад, посмотрел на Иванова по-отечески мягко и добродушно. — Вспоминать ее потом! — Задумчиво пожевал губами. — Впрочем, это не мои слова, а очень важного лица! Догадываетесь, кого?
"Интересно, смог бы Кляйн или отец стать полицмейстером? — подумал Иванов. — Природа не терпит пустоты..."
— Нет, — терпеливо, как сумасшедшему, ответил господину полицмейстеру, — наверное, вашего тюремного палача?
— Напрасно... — Его колкость господин Дурново пропустил мимо ушей. — А между тем так считает без пяти минут новый диктатор. Господин, кто?.. Ли Цой! Другого жулика почему-то не нашли.
— Второй Армейский Бунт? — изумленно спросил Иванов.
Сколько ни готовься, а когда ожидаемое переходит в реальность, это всегда шокирует, это заставляет волноваться.
— Нет еще, но гнойник созрел. Мы способны испытывать жалость к любому человеку, которого нам показали в соответствующем виде. Теперь он ничего не боится. Теперь он открыто разъезжает по городу в окружении своих сторонников. За последние два дня — три десятка митингов. Простой деревенский парень, не умеющий правильно говорить, но этим как раз и берет! Вы знаете, чем мы заняты? Вся полиция брошена замалевывать лозунги санкюлотов, типа того: "Ты нас предал!" или просто — "Вор!". Пока мы справляемся...
В голосе господина полицмейстера ничего не прозвучало: ни протеста, ни тайного подвоха, его можно было только заподозрить в двойной игре или в чрезвычайно гибком позвоночнике.
— А как же господин Е.Во.? — спросил Иванов.
— Господин Е.Во. все еще мой заместитель и комиссар. Но вы постарались... — похвалил господин полицмейстер. — Таким образом мы его наверняка обведем вокруг пальца.
— Мы? — удивился Иванов.
— Вы еще ничего не поняли? — участливо спросил господин Дурново, и глаза его не изменились, смотрели оценивающе, словно играли очень тонкую роль.
— Вы... Вы меня обманули, — догадался Иванов, у него было такое чувство, что его еще раз предали, но господин Дурново тут же постарался развеять все сомнения.
— Нет, конечно, — все так же задумчиво ответил он. — Это не совсем обман. Просто вы помогли мне, а я помогу вам. Кто не умеет заниматься политикой, пусть ею не занимается. — И утвердился в своем мнении: — Именно, кто не умеет, пусть не занимается...
— Что на этот раз вы приготовили?
— Не надо спешить. Всему свой час, — ответил господин полицмейстер уклончиво.
— У вас каждый день — новые рецепты, — заметил Иванов.
Ему оставалось только одно оружие — терпеливо ждать. Господин Дурново знал больше того, что говорил, и действовал, как опытный полководец, по заранее разработанной диспозиции.
— Ай-ай-ай, — укоризненно покрутил головой господин Дурново. — Я всего лишь проверял. И не ошибся! Вы действовали очень убедительно. Я читал рапорты, хм... моего заместителя — очень серьезно. Только чуть-чуть переигрывали с ребрами. Но он сразу не догадается.
— У меня действительно сломаны ребра.
— Не может быть, — тупо возразил господин Дурново.
Лицо его приняло отсутствующее выражение.
— Где? — спросил Иванов. — Где мой сын?
Теперь он знал, как надо вести себя с господином полицмейстером. Пожалуй, из всех черт в собеседнике господин полицмейстер, как военный человек, уважал лишь прямоту.
— Под нами, в здравии и сохранности.
— Кстати, я хочу напомнить, что уже согласился. Может быть, приступим к делу?
— Ну и ладненько, — обрадовался господин Дурново. — Обговорим детали.
Теперь он больше походил на торговца недвижимостью: предмет торговли оговорен, дело осталось за малым — за ценой.
— Скажите, в чем ее вина? — спросил Иванов.
Он спросил неожиданно даже для самого себя, хотя почти не думал об Изюминке-Ю последние сутки. По крайней мере, его мысли отличались от мыслей обо всех других женщинах, даже о Гд., о которой вспоминал не так, не с такой теплотой, ибо Гд. всегда умела между ним и собой возводить барьеры, которые сама же потом с легкостью разрушала, и к ней надо было привыкнуть; он привык, очень быстро привык, ибо она обладала другими куда более значительными качествами, и это ему нравилось, хотя эта женщина и выпивала из него все соки. Но теперь он надеялся, что это больше не повторится. В глубине души он избавился от нее.
— Я ждал этого вопроса от вас, — понимающе улыбнулся господин полицмейстер. — Это вопрос мужчины. Впрочем, сущие пустяки. Но вы ведь знаете, на этом построена вся жизнь...
"Не умничайте", — едва не подсказал Иванов, но вместо этого заметил:
— Знаю, поэтому и спрашиваю...
— Она наш должник. Всего-навсего.
Он не договаривал, дарил надежду. А может быть, он просто играл с ним по давней полицмейстерской привычке.
— И все-таки? — попросил Иванов.
— Отсутствие патента на торговлю. Торговала картинами на спуске. Мелочь, но, согласитесь, приятно...
— Какими картинами? — удивился он.
— Вашего сына. Вначале мы решили, что они ворованные, но потом, будучи нашим агентом, она решилась даже бежать.
— Слава богу! — невольно вырвалось у Иванова. — Действительно, сущие пустяки.
Господин полицмейстер ободряюще улыбнулся, он подошел и взял из бара бутылку с дюшесом.
— Итак, вы обнародуете переданные вам документы. Каким способом — все равно. Садитесь в машину, и — "ж-жик" — в ваш любимый рай. Сына я вам отдам сейчас.
— Отпустите и ее... — попросил Иванов.
— Я вас прекрасно понимаю, — избегая взгляда Иванова, произнес господин полицмейстер, — как мужчина мужчину... но ничем помочь не могу. Хорошие сотрудники мне самому нужны.
— Отпустите, — попросил Иванов, — она все равно ни на что не годится...
— Э-э-э... — господин Дурново погрозил пальцем. Наверное, ему все же было стыдно, потому что жест выглядел неубедительно. — Кстати, вы у нее самая крупная рыбка.
