У кого в сердце нет места для страха — у того в голове всегда найдется место для пули…
Вывод, сделанный весьма опасливым лейтенантом, которому удалось пережить войну, а такоже женитьбу на полковничьей дочери вопреки желанию ея матери
Аврелий Яковлевич объявился накануне полнолуния и был встречен крайне неприязненным взглядом. Ненаследный князь к означенному месту явился заблаговременно и ныне сидел на беломраморной чаше фонтана, кутаясь в вязаную шаль с бахромой и нахохлившись, точно сыч.
— Я все знаю! — заявил он и указующим перстом ткнул ведьмаку в грудь.
— Это хорошо, если все, это полезно. — Аврелий Яковлевич перст отвел.
— И не мечтайте, что я закрою глаза на этакое… этакое… — Себастьян руками взмахнул и к груди прижал, исторгнув тяжкий низкий стон.
— Тебе плохо, дорогой мой? — осторожно осведомился Аврелий Яковлевич и попытался князю лоб пощупать, но прикоснуться к себе старший актор не позволил. Спрыгнув со своего насеста, он с немалым проворством отбежал.
— Плохо! Ужасно!
— Что болит?
— Сердце болит. — Ненаследный князь обе руки к груди прижал. — Просто на части рвется!
Аврелий Яковлевич мысленно прикинул яды, каковые оказывали бы подобное действие. И список получился внушительным, вот только что из этого списка на метаморфа подействовало бы, он не знал.
Ко всему, коварная отрава явно не только сердце затронула, но и разум.
— Себастьянушка, — ведьмак приближался осторожно, надеясь, что князь подпустит его шага на три, а лучше на два… а там, глядишь, петлица сонного заклятия на шею упадет, — свет очей моих… давай поговорим?
— Не о чем мне с вами, Аврелий Яковлевич, разговаривать! — Князь за ведьмаком наблюдал настороженно.
Бледненький какой.
Измученный.
Надобно будет сказать Евстафию Елисеевичу, чтоб после этого дела отправил старшего актора в отпуск… недельки две на водах… а лучше три… или вовсе месяц…
— Так уж и не о чем? — Он говорил ласково, памятуя, что порой безумцы хоть и не разумеют смысла сказанного, но к интонациям весьма чувствительны.
— Не о чем! Вы мне изменили!
От этакого обвинения Аврелий Яковлевич несколько растерялся, а потому и вопрос задал преглупый:
— Когда?
— Тогда! — Из-под широких крыльев шали появилась сложенная вчетверо газетенка, которую ненаследный князь с видом оскорбленным, негодующим швырнул ведьмаку под ноги. — Не отрицайте! Я видел вас… и его…
— Себастьянушка… — Аврелий Яковлевич заподозрил, что его дурят, — в своем ли ты уме?
— А вы-то сами как думаете? — Себастьян скрестил руки на груди, и шаль, подаренная ее величеством, которая сей дар после отбирать постеснялась, обрисовала широкие плечи князя. — Стоило мне отвлечься ненадолго, как вы уже другого нашли? Ветреник! И не совестно ли вам?
— Тьфу на тебя!
Аврелий Яковлевич и вправду сплюнул, но под ноги.
— Я уж подумал, что…
— Что? Вы мне, за между прочим, сердце разбили, Аврелий Яковлевич! Я решил, что у нас с вами все серьезно…
— Скажи еще, что свадьбу планировал…
— А почему б и нет?
— Платье выбрал?
— Выбрал! Белое! Со шлейфом в двадцать локтей и кружавчиками. — Всхлипнув, Себастьян смахнул злые слезы. — А вы… вы… вы, можно сказать, мою мечту порушили! Светлую! Девичью…
— О свадьбе? — Аврелий Яковлевич приближался медленно, осторожно, больше всего опасаясь спугнуть жертву.
— А то… представьте только… я в белом платье… с кружавчиками… в облаке фаты… и букет из розовых тюльпанов в руках…
— Может, лучше розы?
— Тюльпаны! — Князь капризно топнул ножкой. — Моя свадьба! И мне лучше знать, из чего букет!
— Конечно, дорогой… значит, платье и тюльпаны…
— А вам костюм из зеленого сукна… в полосочку… — Себастьян закатил очи, верно представляя, до чего хорош будет ведьмак в оном костюме. — И шейный платок тоже зелененький, но болотнего оттенку… на пороге храма нас встречают девочки в голубеньких платьицах и сыплют розовые лепестки…
Себастьян скосил черный глаз и, убедившись, что Аврелий Яковлевич слушает рассказ превнимательно, продолжил:
— А потом ресторация… в «Короне» гуляли бы… и нас поздравляют, подарки дарют… всенепременно сервиз с позолотою… а еще льняные простыни… и в полночь мы отбываем в нумера для новобрачных.
Аврелий Яковлевич только кивнул, крепко подозревая, что до скончания своей жизни сохранит нелюбовь к нумерам для новобрачных.
— А там… там… — ненаследный князь едва не задохнулся от избытка эмоций, — там я бы доверчиво прильнул к вашей широкой груди…
…в последний миг он отпрянул, но Аврелий Яковлевич тоже умел при надобности передвигаться быстро. И, поймав старшего актора за хвост, дернул.
— Ай! Аккуратней с хвостом! Он, за между прочим, нежный! — возмутился Себастьян, на сей раз непритворно.
Ведьмак не ответил, но хвост отпустил, прежде взявши ненаследного князя за руку. И на себя потянул. Себастьян тянуться не желал и босыми пятками в траву уперся.
— Что это вы делаете, Аврелий Яковлевич? — с подозрением поинтересовался он.
— Как что? Позволяю тебе… как это… прильнуть к моей могучей груди…
— Широкой.
— Ладно, пусть будет широкой. Вот она, можешь льнуть сколько захочешь…
Себастьян, однако, щедрым предложением пользоваться не спешил. Напротив, свободной рукой он в эту самую грудь уперся.
— Я… мужчина порядочный… — Он ерзал, пытаясь высвободиться, что, однако, не получалось. — Я к чужим грудям льнуть могу только после свадьбы!
— Надо же, какие перемены… скажу Евстафию Елисеевичу, он премного обрадуется, а то, знаешь, ему твои похождения сильно на нервы действовали.
— Ревновал? — с затаенной надеждой поинтересовался Себастьян.
— Боялся, что голову твою дурную открутят. Но не бойся, оженят нас быстро. Я у ее величества разрешения попрошу, чай, не откажет… так что…
Себастьян пыхтел.
— Не сопротивляйся, глупенький. — Аврелий Яковлевич свободною рукой погладил князя по голове. — Я некогда в одиночку на рулевом колесе стоял… да не штилем, а в самую бурю… и не обижайся… Гавел для меня ничего-то не значит…
— Все вы так говорите…
— Я его сегодня же выставлю… за-ради нашею с тобой большой любви…
Ненаследный князь уперся в грудь лбом и замычал.
— Я ж не знал, — с неизъяснимой нежностью произнес ведьмак, — что ты ко мне всерьез… сам подумай, кто я? Всего-то старый ведьмак… четвертую сотню лет разменял… и происхожденья самого простого… и из себя-то обыкновенный. А ты — княжьих кровей… молодой… красивый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});