Иногда мне удается дать правильный ответ, отыскать истину, но выходя из одного вакуума, я попадаю в другой, который ещё меньше, ещё крошечней. Опять пытаюсь выбраться. Тщетно. Меня вновь закрывают в новом помещении, вновь откачивают воздух, вновь требуют ответов.
Под конец кислорода в моих легких не остается, и я задыхаюсь.
Из ванны выхожу пропаренная, уставшая. Через силу сажусь за уроки: переписываю конспект Трубецкой и читаю физику. Абсолютно не отмечаю смысла в словах, но продолжаю пробегать глазами по тексту.
Закончив, иду на кухню и готовлю ужин.
Затем плетусь обратно в свою комнату и обессиленно падаю на кровать. Тут же спину слегка обдает жаром. Но это такая мизерная боль, что я не отдаю ей должного внимания. Выключаю лампу, смотрю в потолок и наблюдаю за тем, как свет исчезает, превращая бежевые обои в серые, затем в темно-синие, а после — в черные.
Так бы всегда чувствовать время, чувствовать, как оно тянется, чувствовать, как оно медленно плетется за нами, за вечно бегущими людьми.
Но это глупая иллюзия для тех, кто считает, будто у него на всё хватит часов, дней, месяцев. На самом деле время идет с такой дикой скоростью, что правильным было бы лишь ужаснуться и попытаться не упустить ни секунды.
Я так и вижу перед глазами табло. На первом месте дни, которые тянутся безумно долго. Затем часы, минуты, секунды. И лишь миллисекунды заставляют задуматься, показывая, как цифры в бешеном ритме сменяют друг друга.
Вот я лежу на кровати, смотрю на это табло, а время идет. Бежит. Несется. Никого не ждет.
Чего же тогда жду я?
Не знаю. Переворачиваюсь на бок, и закрываю глаза. Возможно, я жду, что решение само собой свалится мне на голову. Что прощение снизойдет с небес, а вина таинственным образом испариться.
Эти мечты лишь доказывают, насколько я неспособна сейчас справиться с существующими проблемами. Я подросток. Ребенок. Я могу лишь жаловаться, сетовать и пенять на судьбу. Что вы от меня хотите? Чего ждете?
Я совершила ошибку, натворила кучу глупостей, но ведь дети всегда ошибаются. Им можно простить оплошности. Можно закрыть глаза на частые промахи. Можно!
Тогда почему внутри что-то рвется наружу? Почему так плохо?
Я сворачиваюсь в клубок, и беззащитно зажмуриваюсь.
Не считаю себя верующей, но мне кажется, что когда-нибудь я отвечу за свои ошибки. В жизни на удивление часто действует правило «бумеранга». Если ты причинил кому-то зло, оно непременно к тебе вернется. Возможно, сейчас, возможно, чуть позже. Но рок никого не обойдет стороной, так как равновесие и справедливость — есть гарантия нашей жизни. Иначе, все бы мы уже давным-давно сошли с ума от бессмысленной свободы и безнаказанности.
Кто знает, может, уже сейчас рок навис надо мной, и я расплачиваюсь за свои ошибки.
Я одна. Я одинока. Никого нет рядом, и никто мне не поможет. А даже тот, кто захочет — не сможет этого сделать, так как мои ошибки непростительны. На них нет оправдания, следовательно, нет и способа помочь.
Выходит, моя расплата заключается в одиночестве. Мне предстоит справиться со всем без чьей-либо опоры, самостоятельно. И это самое сложное, так как чувствовать себя чужим и ненужным очень больно для любого человека.
Даже для меня.
Глава 12. Фальшивка
Я плачу. Я сильно плачу, трясусь, дрожу, не могу контролировать себя. Вытягиваю вперед руки и крепко прижимаю к себе Лешу.
— Нет! — прошу я. — Пожалуйста, не надо!
— Рано или поздно это со всеми происходит.
— Но не с тобой.
— И со мной тоже.
— Но почему?
— Потому что пришло время, — Астахов поглаживает мою спину. — У нас есть ещё несколько часов.
— Несколько часов? — ужасаюсь я. — И ты так спокойно об этом говоришь?
— А как я должен говорить?
Парень отстраняется, и серьёзно смотрит мне в глаза.
— Будь сильной, — приказывает он.
— Но я не могу.
— Ты должна.
— Леша, я… — Астахов уходит. Внутри всё сжимается. — Нет, — шепчу. — Нет! Постой. Подожди! — друг отдаляется от меня всё дальше. — Не покидай меня. Пожалуйста!
— Кобра, — я испуганно вздрагиваю и вижу перед собой маму. Она в черном костюме, бледная, и она только что назвала меня по прозвищу. — Пойдем со мной.
— Куда?
— Пойдем.
Мама тянет меня к каким-то длинным, бесконечным столам. Вокруг них скопились люди, в основном женщины. Они режут фрукты, овощи, колбасу. Раскладывают на тарелки бутерброды, грибы и канапе.
— Помогай, — приказывает мама, уходит, и я сглатываю. Вытираю слезы, осматриваюсь. Вдруг вижу вдалеке Киру. Бегу к ней.
— Эй, — я едва не врезаюсь в блондинку. Та пьет виски из чашки. Кажется, это мамин любимый сервиз. — Мы должны что-то придумать!
— Ты чего такая нервная? — удивляется подруга. — Давай лучше выпей со мной, расслабься.
— Да, не собираюсь я расслабляться!
— Господи, Лия. Утихомирь пыл. Что никогда не была на похоронах?
— Очнись! — визжу я. — Это Лешины похороны! Леша скоро умрет!
— И что? Все умирают.
— Издеваешься?!
— Милая моя, — Кира отставляет чашку, кладет мне на плечи холодные руки. — Ты ничего не сможешь сделать. Такова жизнь.
— Нет!
Я сбрасываю ладони подруги, бегу как можно дальше от неё. Натыкаюсь на маму, резко поворачиваюсь к ней спиной и несусь в сторону актового зала. Тут тоже много людей. Мои одноклассники сидят на предпоследнем ряду, Трубецкая машет рукой, подзывает меня к себе. Я нехотя приближаюсь.
— Мне так жаль, — протягивает она, и жалостливо улыбается. — Астахов ведь был твоим другом.
— Почему был?
— Как почему? Он ведь скоро умрет.
— Не правда, — я глубоко втягиваю воздух, и испуганно прикрываю глаза. — Нет, он не умрет. Нет, нет.
— Ну чего ты сопротивляешься? — удивляется Марина. — Людям свойственно уходить.
— Замолчи.
— Законы природы не перепишешь.
— Замолчи.
— Такова его судьба.
— Замолчи!
Я зло размахиваюсь, хочу ударить Трубецкую по губам, но тут мою руку перехватывают. Растеряно поворачиваю голову в сторону.
Макс.
— Ты чего? — недоуменно протягивает он, сжимая мою кисть. — Опять взялась за своё? Да? Решила подраться?
— Нет, — оправдываюсь и горблюсь. — Нет, я не хотела.
— Хотела. Ты собиралась ударить её.
— Но она плохо говорит о Леше!
— И что теперь? Из-за этого она заслуживает того, что ты собиралась сделать?
— Максим, — беззащитно протягиваю я, и тянусь к парню. — Максим, что же мне делать?
— Не надо, — он отстраняется. — Не прикасайся ко мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});