– Вызывали, Нукзар Сергеевич?
– Вызывал, вызывал. Присаживайтесь, Александров.
Плохо дело. Обычно общение протекало «на ты» и без фамилий. Официоз происходящего только подтверждает неблагоприятный прогноз развития событий.
Беридзе принялся сверлить глазами Степана, словно разыскивая на его лице некое доказательство, единственное, которого недостает в его нехорошей гипотезе.
– Вы когда карточки научитесь писать, Александров?
Врач вздохнул. Чего и следовало ожидать.
– До сих пор я был уверен, что давно научился.
– А вот я не разделяю вашу уверенность. Очень не разделяю. И, боюсь, вместе со мной еще не разделит еще и…
– …еще и Пловцов с прихлебателями, – не выдержал Александров. Старший врач закаменел лицом.
– Следите за языком, когда находитесь у меня в кабинете!
– Здесь где-то скрытая камера? – Степан преувеличенно обеспокоено повертел головой. Камеры, конечно, не было, но кабинет старшего врача был смежным с кабинетом заведующего – кто знает, может, Лис в этот самый момент припал к стене с трепетно прижатой к обоям мембраной фонендоскопа.
– Хватит, черт возьми! – казалось, Беридзе готов хватить кулаком по столу, но передумал в последний момент, дабы не нарушать бумажный порядок на оном. – Что за клоунада?! Вы помните вообще, что такое медицинская документация, Александров?
Врача так и тянуло парировать – а вы помните, мол, Нукзар Батькович, что такое лечебная работа, не здесь, в кабинете, а там, на пятых этажах, под угрозы и мат в твой адрес, в холоде и сырости – но он сдержался. Подобная отповедь сведет на нет возможность погасить рождающийся конфликт.
– В чем я виноват-то? Жалоба, осложнения после лечения?
– Ваше лечение! Медицина – это наука точная, Александров, здесь нет места экспериментаторам и халтурщикам. Особенно, если пациентами последних являются дети!
– Так что с лечением? – поднял брови Степан. – Я пока вас плохо понимаю.
– А вот что, – старший врач сгреб первую карту со стола. – Читайте. Александров пробежал глазами то, что писал пару часов назад.
– Ну и?..
– То есть вы считаете, что все нормально? – ядовито спросил Беридзе. – Все отлично? Все по стандартам?
– Ах, вот оно что, – хмыкнул врач. – Понятно теперь, из-за чего сыр-бор. Дебет с кредитом у вас не сошелся, знак после запятой не тот.
– У меня-то все отлично. А вот вы за свои новаторские штучки можете очутиться вот тут, – Беридзе изобразил скрещенными пальцами решетку. – И, что самое плохое, я могу составить вам компанию, если подпишусь под этой ересью. Я еще буду осуществлять контрольный звонок в стационар, и интересоваться состоянием ребенка после вашего, так сказать, лечения. Какого дьявола вы вообще вытворяете? Четыре месяца ребенку, вы выставляете диагноз «Обструктивный бронхит»[59] и вместо показанной терапии проводите черт знает что! Что вот это вот значит, – он ткнул пальцем в графу «Оказанная помощь», – позвольте вас спросить?
– Это значит «Преднизолон внутримышечно», – спокойно ответил врач. – И оксигенотерапия[60]. Я вроде бы разборчиво пишу.
– Какой, к лешему, преднизолон? Откуда вы взяли вообще этот преднизолон? Вот, – первая закладка покинула свое лежбище, когда книга распахнулась на нужной странице, – вот, по-русски вроде бы написано «Небулайзерная[61] терапия, ингаляция беродуала в дозе 10 капель». Где тут хоть слово про гормоны и кислород, Александров?
– Нукзар Сергеевич, – проникновенно сказал Степан, возвращая карту, – кто лечится по книжке, очень рискует умереть от опечатки.
– Ах, вот как! – старший врач откинулся в крутящемся кресле, закинув ногу на ногу – верный признак крайнего раздражения. – То есть, если правильно вас понимаю, вы мните себя выше «Стандартов» и выше профессорской коллегии, являющейся авторами данной книги? Так может, обоснуете свою позицию?
– С удовольствием. Начнем с того, что любимые вами и Пловцовым «Стандарты», – врач с удовольствием отметил, как дернулась щека Беридзе, – писали люди кабинетные, которые, формулируя свои мысли, сами их практически не апробировали в повседневной работе. Основывались лишь на статистических данных, которые, как известно, всегда округляются, подтасовываются и подтягиваются, ex tempore[62], под нужный уровень, особенно если речь идет о выпуске дорогостоящего препарата. Далее… В стандартах, если не путаю, указано «При острой дыхательной недостаточности начать ингаляции беродуала в дозе 10 капель». Возраст, попадающий под данную дозировку, довольно разбросанный – от новорожденного до шести лет. Нукзар Сергеевич, вы мыслящий человек, вы должны понимать, что это уже чушь. Если шести летнему эта доза пойдет, то для новорожденного, который по весу в пять раз меньше, это слишком много!
– Для этого, если вы так внимательно читали, – язвительно прокомментировал Беридзе, – в скобках там указано «Применять с осторожностью».
– Угу, – насмешливо кивнул Александров. – С осторожностью – это как? На вытянутых руках осторожненько поднести и в случае чего немедленно ершиком вычистить из бронхов?
– Ерничаете?
– И в мыслях не держал. Лишь обосновываю свою правоту и их неправоту. Невозможно с осторожностью применить препарат, коль он уже попал в кровь. Как здесь соблюдать осторожность? Назначить малую дозу? При тяжелом состоянии ингаляция будет неэффективной, помощи никакой, пациент просто отяжелеет. Кроме того, как вы себе представляете эту ингаляцию? На момент осмотра ребенок выдавал тахипноэ 80 в минуту и имел шикарный акроцианоз носогубного треугольника. Как его ингалировать – там отек в бронхах! Через нос нет смысла – препарат осядет в носовых ходах, которые, кстати, еще недоразвиты. А через рот… попробуйте. Масок для грудничков у нас нет, все, что есть в комплекте, предназначена для взрослых. Снять с других аппаратов ИВЛ[63] не получится, да и не рекомендуется производителями – я спрашивал. Как его ингалировать, в таком случае?
– На каждой бригаде в хирургической укладке есть интубационный набор…
– Давайте уж сразу трахеостому[64], – перебил Александров. – Делов-то всего – горло разрезать да перстнещитовидный хрящик пересечь. Особенно это чудно воспримут родители ребенка, не говоря уж о нем самом! Не говорите ерунды!
Краснота лица старшего врача, мгновенно разлившаяся по щекам, была пугающей. Доиграюсь, мелькнула мысль, доиграюсь однозначно. Остапа понесло… Но останавливаться уже не хотелось.
– Кстати, если уж следовать стандартам – небулайзеры не приспособлены для данной возрастной группы. В инструкции внятно сказано «с трех лет и старше». И применение ингаляционной терапии в тот момент, когда состояние больного однозначно трактуется как тяжелое, я считаю дуростью. При настолько выраженной дыхательной недостаточности, развившейся вследствие аллергического отека бронхов нужно устранять именно аллергический этот отек, а не баловаться с бронхоспазмолитиками, от которых, к слову сказать, в этом возрасте толку ноль, потому что в легких ребенка мало эластических волокон, особенно в районе альвеол. Преднизолон же прямо показан при аллергических реакциях. Как и кислород, потому что гипоксия уже вот-вот обещала стать системной.
В кабинете наступила тишина. Беридзе снял очки, протер их полой халата – небывалое дело. Значит, разозлился всерьез.
– А теперь объясните мне, где вы вычитали данную… данное лечение?
– А я не вычитал, Нукзар Сергеевич, – поднял голову врач. – В книгах такого не пишут. Это плод многолетней работы на бригаде и постоянного сравнения теоретических измышлений с практическим результатом. Кстати, в стационаре мой диагноз подтвердили и ингаляцию беродуалом, о которой вы так переживаете, тоже не проводили. Я уже звонил до вас, можете не тратить время.
