В этот раз опасный рубеж, к величайшей радости, остался позади, и Элида даже начала принимать участие в семейных делах. Вот и сейчас они отправились на ужин к Турсу Либургу, командующему армией Нумерии. Своему новому родственнику, ближайшему соратнику и единственной надежде.
Родовой замок семьи Либургов стоял на высоком берегу Устаки недалеко от Остенвила. К нему вела дорога, уложенная серым камнем, которая выходила из города и, прямая, как полёт стрелы, рассекала убранные поля и пустые облетевшие сады.
Замок был обнесён высокой каменной стеной с башнями и бойницами, как и положено месту нахождения командующего армией. Над крышей главного дома, на высоком шпиле развивались два флага: выше – с гербом Корстаков – мощный бык на зелёном поле, чуть ниже – с гербом Либургов – атакующий сокол в синем небе.
При появлении повозки лангрина прозвучал сигнал трубы, и главные ворота гостеприимно распахнулись. Четвёрка рыжих лошадей с чёрными гривами весело пробежала по опущенному мосту и застучала копытами по вымощенному камнем двору.
Хозяин, высокий седоватый мужчина с худощавым умным лицом, в накинутом на плечи меховом плаще, ждал их на крыльце, устланном плотным шерстяным ковром. Слуги в одинаковых серых кафтанах с блестящими серебряными пуговицами замерли двумя стройными шеренгами по обе стороны от массивных дверей, вырезанных из дорогого красного дерева.
Слуга распахнул дверцу повозки, и Грасарий спустился на землю. Следом, охая и вздыхая, начала выбираться Элида, которую поспешил подхватить второй подбежавший слуга. Вдвоём они бережно опустили женщину на землю и, почтительно поклонившись, заняли свои места.
«Потащило её в гости… Сидела бы в своей спальне, дура толстозадая» – Грасарий скривился, как от зубной боли. Последнее время его раздражало в жене всё – её полнота, робкое выражение на круглом лице с коричневатыми пигментными пятнами, тихий, как будто всё время извиняющийся, голос, переваливающаяся утиная походка.
Причину этого недовольства долго искать не приходилось, её имя сладко растекалось по всем клеточкам его тела – Ассуран. Трепет лепестков, шорох трав, аромат нежнейших цветов… Смуглая танцовщица, подаренная Палию Великим Царем Антубии. И милостиво отданная ему, Грасарию, будто бы в прислужницы его жене.
Девушку поселили в небольшом домике недалеко от дворца, принадлежавшем Грасарию. И он, забывая обо всех делах, требующих его ежечасного присутствия, сломя голову летел к своей смуглокожей богине. Такой сумасшедшей страсти, захлестнувшей его целиком, он не знал никогда. Он даже представить себе не мог, что его завидное хладнокровие позорно падёт, а трезвый изворотливый ум будет беспощадно раздавлен, стоило только розовому игривому язычку чародейки прикоснуться к его набухшему члену.
Он представил, как его кошечка, сладко зевая и изгибаясь, в полудрёме раскинулась нагишом на шёлковой простыне в жарко натопленной спаленке, а её волшебные пальчики легонько ласкают пушистый холмик внизу живота.
Стараясь отогнать так некстати нахлынувшие воспоминания, Грасарий глубоко вдохнул бодрящий воздух и, широко улыбнувшись, ступил на широкое крыльцо. Хозяин шагнул навстречу, сбросив на руки слуги плащ.
– Господин лангрин Грасарий! Приветствую тебя в моём замке! Для меня великая честь принимать у себя такого высокого гостя! – Голос, привыкший отдавать приказы на поле боя, громко разносился по двору, отражаясь от каменных стен.
– Дорогой мой друг! Я искренне рад видеть тебя в этом великолепном доме. Я с удовольствием принял твоё приглашение на обед в честь дня рождения наследника славного рода Либургов, твоего старшего сына Хоина.
Слова были сказаны и выслушаны. Мужчины обнялись и поцеловались. Затем хозяин расцеловал в обе щеки скромно ждущую своей очереди Элиду и, взяв её под локоток, повёл гостью в открытые двери.
В огромном холле собрались все домочадцы и прибывшие ранее гости, чтобы приветствовать Грасария Корстака. Недолгий обмен любезностями, и хозяин пригласил всех в обеденную залу, где уже был накрыт праздничный стол.
Кухарка в замке была великой мастерицей на разные пироги и кулебяки, и стол ломился от её кулинарных шедевров. К наваристому мясному бульону и густому грибному супу были поданы пироги с мясом, рыбой, холодные курники, маленькие пирожочки с печенью и потрохами, блинчатые пироги с овощной и грибной начинками.
Блюда сменяли друг друга, слуги не оставляли без внимания кубки и чаши, подливая в них белое лёгкое и красное густое вино из Митракии и Гахара. Гости поднимались и говорили добрые слова хозяину с хозяйкой этого богатого дома, а так же виновнику торжества, сидевшему по правую руку от отца.
Хоин Либург был очень похож на своего отца. От матери ему достались зелёные, как холмы Кватраны, глаза да более лёгкий и весёлый нрав. К своим тридцати годам он успел получить самое приличное образование из всего возможного в Нумерии, и теперь с упоением занимался управлением родовым замком и принадлежавшими ему землями, зарекомендовав себя весьма рачительным и умным хозяином.
Отец с младшим братом всё своё время отдавали службе в армии, и Хоин, вначале робко, советуясь с вечно занятым делами Нумерии отцом, а потом всё уверенней, начал внедрять в жизнь замка разные новинки, о которых он вычитывал в разных книжках. Читальня замка была забита ими и вполне могла посоперничать с читальней дворца Повелителя.
После первой перемены блюд последовала вторая, где уже царствовали блюда из разных сортов мяса и рыбы. Румяные пирожки с капустой и расстегаи с брусникой составили им компанию. Слуги внесли горы свежих и запечённых овощей на огромных блюдах и множество глубоких чаш с самыми разными соусами: острыми с чесноком и хреном, кислыми с брусникой и томатами, сладкими с яблоками и сливами.
Грасарий сидел напротив именинника на почётном месте и с интересом поглядывал на собравшихся за столом. По правую руку от Элиды, уписывающей за обе щёки очередной пирог – «в жизни её дома не кормили…» – сидел лангракс Ланджлании Мармус Тидор, родной дядя Мураны, жены Хоина, и его жёнушка Ликария, пышнотелая дама с громким голосом и весьма заметными усиками над верхней губой, за которые её за глаза все звали «командиршей».
Она, как хотела, вертела своим слабохарактерным мужем, управляя всем в доме, и если бы того не требовал строгий закон, запросто могла бы управлять и ланом, отпустив своего благоверного заниматься его любимейшим делом – ловлей рыбы.
За Ликарией, почти спрятавшись за её пышной грудью, затянутой в малиновый бархат, уныло гонял по тарелке солёный гриб министр снабжения Нумерии Фортус Хальдекаст, ещё более похудевший и пожелтевший за последнее время.
«Эдак мужичка скоро совсем доканает трианская сучка», – Грасарий перевел взгляд на другой конец стола, где разгорячённая вином Алиста Хальдекаст весело хохотала над шутками сидевшего справа от неё Фариса Ратвуда, командира разведчиков армии Нумерии – кланторов, известного острослова и бабника.
Алиста, раскрасневшаяся от вина и непристойных шуток, произносимых в её милое ушко с тяжёлой бриллиантовой серёжкой, совершенно не обращала внимания на своего всё более впадающего в уныние мужа. Она бросала откровенные жгучие взгляды на высокого красавца с чёрными закрученными усиками над яркими пухлыми губами и невыразимо наглым взглядом синих навыкате глаз.
Грасарий усмехнулся. Похоже, наставлять всем подряд рога было фамильной чертой семейки Освелов, и младшая дочь лангракса Триании находилась на верном пути.
За снедаемым ревностью министром снабжения сидела милая белокурая женщина лет тридцати пяти, жена командира велантов – лучников Нумерии. Она с любовью поглядывала на своего мужа, сидевшего напротив и отвечавшего ей такими же влюблёнными взглядами. Очередной плод их любви вздымал её платье цвета синего осеннего неба, и его невидимые окружающим толчки вызывали на лице Тациты радостную улыбку.
Далее сидели командиры лёгкой и тяжёлой пехоты со своими жёнами, увешанными драгоценностями и щебетавшими без умолку. Грасарий был наслышан об этих дамах, всегда и везде появлявшихся вместе, и любящих общество друг друга намного больше, чем постель своих законных мужей.
