к кухарке и велела: — Матильда, вы пока управляйтесь без меня. Я скоро вернусь.
— Слушаюсь, госпожа, — почтительно сказала кухарка.
Велев пригласить крестьян в кабинет мужа, Слава заняла место в вычурном кресле Кристиана, за письменным дубовым столом. Спустя несколько минут в кабинет вошли четверо мужиков в простых запыленных одеждах и лаптях.
— Будьте здравы, барыня, — сказал при входе один из них, кланяясь и комкая в руках шапку-треух.
Слава смотрела на бородатые загорелые от полевых работ лица мужиков и не понимала, что они хотят от нее.
— Здравствуйте. Вы хотели поговорить со мною? — задала она вопрос.
— Так и есть, барыня, — пробубнил нерешительно тот же самый мужик, чуть выдвинулся вперед и уже смелее произнес: — Несчастье у нас случилось в том месяце. Все амбары с зерном погорели, дак ноне мы не знаем, что и делать.
Внимательно окинув озадаченным взором всех четырех бедно одетых мужиков, Слава устремила глаза на светловолосого бородатого мужика, который говорил, и вежливо спросила:
— Как ваше имя, милейший?
— Степка, Иванов сын, — ответил удивленно мужик.
— Степан Иванович, а что же вы не обратились к господину Дерюгину? Насколько я знаю, он весьма умело ведет хозяйственные дела и мог бы помочь вам.
— Как раз от произвола Прокопия Никоноровича мы и хотели просить у вашей милости заступничества, — заметил мужик, нахмурившись. — Ведь он и слушать не хочет о наших бедах. Только одна надежда у нас на вас, барыня.
— Вот как? — удивилась Слава и, чуть помолчав, добавила: — Тогда прошу вас, присядьте и расскажите мне все подробно. Что же случилось? И что именно я могу для вас сделать?
— Благодарствуем, барыня, мы постоим лучше. Привычные мы к этому, — ответил, нахмурившись, Степан Иванович и, прокашлявшись, начал свой рассказ: — В том месяце приключилось несчастье. В северных амбарах, которые на окраине села нашего, случился сильный пожар. Только к утру мы смогли потушить его. Дак все добро и сгорело дотла. В амбарах тех хранился весь нынешний урожай. Почитай, почти с четырнадцати полей собранный. В основном рожь да пшеница, из которой мы еще не успели муку смолотить. И нынче нам не из чего хлеб печь, да и муки-то успели мы намолоть всего на несколько недель. А по велению Прокопия Никоноровича наша деревня должна еженедельно поставлять в имение по восемь пудов, но нам неоткуда взять. Все, что успели смолотить, мы уже отвезли сюда, в усадьбу. А ноне у нас ничего не осталось. Наши семьи уже вторую неделю без хлеба сидят. А еще даже зима не пришла. Вот мы и просили у Прокопия Никоноровича заменить нам пшеничный оброк на другой какой. Но он и слышать ничего не хочет. Говорит, что ему наша репа да свекла не надобна. Да и гречу брать не хочет. А где ж нам рожь да муку эту брать, коли сгорело все?
— Но разве у вас нет прошлогодних запасов зерна? — спросила Слава.
— Нет, барыня. В том годе вообще урожай хилый вышел, холодно было и не выросло ничего. Почитай, весь год впроголодь сидели. Куда уж там запасы делать, хоть бы ноги не протянуть.
— А вы не пробовали обменяться овощами на зерно с другими деревнями?
— Конечно, пробовали. Но они сами не больно много собрали, лето-то дождливое было. И сами они не хотят, им ведь тоже надобно свой оброк платить. Мы уже три раза ходили на поклон к господину Дерюгину, но он и слушать не желает про наши беды. Говорит, что можно муку нашу заменить только деньгами, пятьдесят копеек за пуд! А где нам такие деньги взять, когда он сам же запрещает торговать на ярмарках нашим урожаем? А продавать-то у нас более нечего. Мы и так впроголодь живем. Вот и не знаем, что делать, Прокопий Никонорович угрожает в уплату оброка забрать у нас всю скотину нашу, коров да лошадей. А как же мы без кормилиц-то коровушек? Да без дружков наших, коней, пахать-то как будем? Совсем по миру пойдем. Помогите, барыня, одна надежда на вас! Второй месяц, почитай, на одной грече да репе живем. А зимой вообще ноги протянем. Только вы можете нам помочь!
Слава слушала слова мужика и все больше хмурила брови. Слова Степана Ивановича, пронизанные отчаянием и болью, отозвались в сердце девушки. Она долго молчала, напряженно думая, как ей поступить. Она почти ничего не знала об управлении хозяйством. Но эти люди, видимо, считали ее хозяйкой и просили о помощи.
Нервно заправив выбившуюся светлую прядь волос за ушко, Слава спросила:
— И что же вы хотите от меня, Степан Иванович?
— Ну как же, барыня. Просим мы отменить наш оброк мукой на этот год до будущего урожая. А в следующем годе мы обещаемся отдать в полтора раза больше. Последнее, что есть у нас, отдадим. Только не забирайте нынче наших коровушек да другую живность.
— Хорошо, я обещаю, что переговорю с господином Дерюгиным, — кивнула Слава. — И попрошу его не взимать с вас оброк мукой в этом году. Я думаю, усадьба без него сможет обойтись. Но как же ваша деревня? Вы проживете без зерна сами? Ведь вы, Семен Иванович, сказали, что отдали уже всю муку, что была.
— Да что мы? — удивился мужик и как-то заискивающе заулыбался. — На гречихе как-нибудь протянем. Не первый же год голодаем. Ниче, как-нибудь…
— Что ж, — заметила Слава. — Я переговорю с управляющим как можно скорее. А к следующему четвергу жду вас вновь у себя. Я скажу вам, как мы все с Прокопием Никоноровичем порешили.
— Добро, барыня, — заулыбался Степан Иванович. — Благодарствуем за то, что выслушали и не погнали нас.
Вечером следующего дня в усадьбе фон Ремберга появился грузный, невысокий господин с короткой темной бородкой, усами и невзрачными бегающими глазами. Как только вошел в кабинет, он отыскал взглядом девушку, которая сидела за письменным столом.
Слава, которая в этот момент изучала доходные и расходные книги, услышав шорох, подняла голову на вошедшего.
— Господин Дерюгин,
