здравствуйте. Хорошо, что вы приехали так скоро, — заметила вежливо она. — Прошу вас, пройдите.
— Доброго вечера вам, госпожа фон Ремберг. Как только получил ваше послание, тотчас оставил все свои дела и устремился к вам, — произнес управляющий приторно-сладким голосом и приблизился к девушке.
— Обращайтесь ко мне Светослава Романовна, если можно, — спокойно поправила его Слава.
Управляющий подошел к ней и окинул взглядом ее фигуру и юное лицо.
— Я так счастлив, Светослава Романовна, что господин фон Ремберг выбрал в жены столь прелестное создание. Я хотел еще месяц назад, когда нас представили друг другу, высказать вам свое восхищение, — произнес управляющий слащаво. Его масляный взгляд задержался на светлых ее волосах, заплетенных в косу и заколотых на затылке в большой пучок, и, быстро приблизившись вплотную к ней, мужчина проворковал: — Вы столь красивы, госпожа, что у меня нет слов.
Невольно Слава подалась всем телом назад, стараясь создать большее расстояние между собой и управляющим, неприятный раздевающий взор которого прямо испепелял ее.
— Прокопий Никонорович, мне кажется, что расточать комплименты не входит в ваши обязанности, — перебила почти невежливо Слава и сама поразилась тому, что непочтительно оборвала речь управляющего. — Простите, — тут же извинилась она за свою горячность. — Я вызвала вас по делу.
— По какому делу, ваша милость? — удивился Дерюгин, думая, что такая молоденькая девица вряд ли что-то смыслит в делах.
— Вчера у меня были крестьяне из Ждановки. Рассказали мне о пожаре и потере урожая. Они просят избавить их на время от оброка зерном.
— Зачем это они решили обременять вас столь никчемным вопросом, который вовсе не стоит вашего драгоценного внимания? Я ведь с ними все уже решил.
— Степан Иванович мне все рассказал. О том, что вы намерены забрать их скотину в случае неуплаты за муку.
— Истинная правда, госпожа. А как же иначе? Неужто они думают, что просто так уменьшат свою долю оброка? Где ж это видано, чтоб босяки свои условия торговали?! Это Степка, сучий сын, всех супротив меня настраивает. Ишь удумал — жаловаться на меня вашей милости!
— Степан Иванович все сделал верно. И я думаю…
— И что вы его слушаете! — вспылил Дерюгин, перебив девушку. — По нему давно кнут плачет. Вот возьмусь я за него!
— А я так не думаю. Вы и пальцем не тронете Степана Ивановича, — произнесла твердо Слава, вмиг побледнев и вспомнив недавние рассказы Матильды о жестокости и зверствах управляющего.
— Да? Вы этого хотите? — удивленно заметил Дерюгин и чуть отодвинулся от Славы. — Что ж, как вам угодно, госпожа.
— Мало того, оброк с Ждановских крестьян на муку и пшеницу я тоже велю вам не взимать до следующего урожая.
— А из чего же печь хлеб-то в усадьбе, да и на ярмарках каким зерном торговать?
— Я просмотрела расчетные книги, это вы делали в них записи?
— Я, — кивнул управляющий. — Каждый понедельник поутру я все записываю.
— Хорошо. В этих записях числится, что Ждановский оброк составляет лишь четвертую часть от всего мучного и зернового оброка, поставляемого из всех деревень. Я думаю, что усадьба вполне может немного сократить траты муки и обойтись. А насчет продажи зерна я думаю — продадим на четверть меньше.
— Да? Но где же взять недостающие деньги на все расходы поместья? У меня каждая копейка на счету! И я рассчитывал, что продам эту четвертину зерна со Ждановки. И позвольте спросить, госпожа, где я должон денег брать, чтобы все траты закрыть? Я едва свожу доходы с расходами. И лишних денег у меня нет, Светослава Романовна! — вдруг вспылил Дерюгин.
— Я понимаю вас, — согласилась девушка. — Но, просмотрев все ваши записи за последние шесть месяцев, отметила, что за это время вы, помимо вашего жалования, не отчитались за четыреста пятнадцать рублей серебром, которые были получены доходом в прошлом году. И нигде нет записей, куда они потрачены. Мне нужны эти деньги. Если вы еще не потратили эти деньги на нужды усадьбы, прошу часть из них взять на покрытие расходов поместья, как вы выразились, если денег будет не хватать. Да и часть денег мне нужна прямо сейчас. Мне необходимо сделать закуп зерна для Ждановских крестьян. Я не могу допустить, чтобы их семьи голодали.
Дерюгин напряженно слушал речь этой юной девицы и с каждым ее словом все более нервничал. Он не понимал, откуда она узнала о его кражах.
— У меня нет никаких денег! — воскликнул он. — С чего вы взяли, что я не отчитался за четыреста рублев! Эта такая огромная сумма!
— Все доходы и расходы за полгода записаны вот здесь, а также здесь, — спокойно произнесла Слава, показывая пальчиком в книгу. — Я просто вычла одно из другого и у меня не хватает этих денег.
— Вы хотите сказать, что я вор?! — вскричал недовольно управляющий. — Это неслыханно! Какая-то сопливая девица будет меня обвинять Бог весть в чем!
— Я не обвиняю вас, господин Дерюгин, — смутилась Слава, вставая. — Если вы предоставите мне счета или расписки на покупки, которые были оплачены этими деньгами, я запишу их в книгу. Тем самым вы подтвердите, что честны перед господином фон Рембергом, моим мужем.
Нервно вытирая пот со лба, Прокопий Никонорович, кусая губы, лихорадочно соображал, как ему выкрутиться.
— Я не собираюсь отчитываться перед вами, маленькая госпожа! — прошипел управляющий. — Этих денег у меня нет!
Слава молчала минуту, а затем, пронзительно посмотрев на толстого управляющего, стоявшего напротив нее, твердо сказала:
— Тогда вы уволены, господин Дерюгин. Прошу вас, завтра же все бумаги передать мне.
— Что?! — взревел управляющий. — Да как вы смеете?! Я служу у господина фон Ремберга уже второй год, и он никогда не жаловался на мое управление!
— Возможно, потому, что мой муж не интересуется делами, ибо все время в разъездах? И как надобно не спрашивает с вас? — произнесла холодно Слава и чуть отодвинулась от разъяренного мужчины. — Я просмотрела книги за последние два года и везде не хватает больших
