— Я так боюсь за нее, — тихо сказала она. — Когда Тесса родилась, она была такая красивая, такая крошечная. Я проживала заново всю свою жизнь вместе с ней. Больше я никогда такого не испытывала. Вы думаете, это потому, что она у меня была первым ребенком?
Он пробормотал согласие, прижимая ее голову к своей груди.
— Я никогда не думала, что буду так волноваться о ней. Искренне верила, что как только она сделает взрослую прическу, выйдет замуж, я успокоюсь. Я мечтала иметь внуков, давать ей полезные советы, быть ее другом. Но я никогда не предполагала, что буду так беспокоиться из-за нее.
— Я чувствую, вы готовы переделать мир, лишь бы она была счастлива.
Она подняла голову и грустно улыбнулась мужу.
— А почему бы и нет? Как он посмел украсть ее? Этого нельзя так оставлять.
— Он ее муж и забрал ее из своего собственного дома. Остается только пристрелить его.
— Пуля наверняка отскочит от его железного сердца.
— Но он все-таки отважился на такой поступок. И сделал это из-за любви.
— Слишком поздно.
— Я согласен, Елена, что вы имеете право так строго судить его. Но только наша дочь должна решать, как ей быть.
— Почему, вы думаете, я так защищаю ее, Грегори? К мальчикам у меня такого чувства нет. Хотя я люблю их не меньше.
— Между вами и Тессой всегда существовала особая связь. Иногда вам с ней достаточно переглянуться, чтобы рассмеяться, вы без слов понимаете друг друга. Бывали даже моменты, — признался он, — когда я вдруг ощущал себя каким-то обделенным. Но потом понял, что мы, мужчины, не можем конкурировать с такими нежными отношениями между представительницами вашего пола.
— А вы и до сих пор не можете понять, почему мужчины такие идиоты?
— Но ведь не я же готов гнаться за собственной дочерью и ее мужем, любимая. А разве это признак здравого ума?
Они взглянули друг на друга и от души рассмеялись. Прошла минута, смех превратился во вздох.
— Я хочу, чтобы вы не волновались о ней. Она умная и рассудительная, — заметил Грегори.
— Она все еще очень слаба.
— Глупости. Она вполне здорова. На прошлой неделе наша больная носилась по холмам наперегонки с Гарри.
— Она снова будет страдать.
— Я подозреваю, Елена, что любить — это и означает страдать, даже если я не чувствую ничего, кроме радости, любя вас.
Она опустила голову, слыша барабанную дробь его сердца под своим ухом. Какой же он чудесный! И понимающий. Любовь ее жизни. Ее самый лучший и самый бесценный друг.
— И все же, Грегори... — Ее слова замерли. — Я была не права, вспоминая вашу матушку не лучшим образом. Уж не знаю, как вы только меня терпите.
— Я просто люблю вас, дорогая!
— Рискуя услышать укор, что я повторяю свой вопрос слишком часто, все-таки спрошу: как вы себя чувствуете?
Она одарила его сияющей улыбкой.
— Значительно лучше, учитывая то, что мы, похоже, движемся быстрее ветра.
— Ваш желудок, кажется, смирился с создавшейся ситуацией.
— А что ему остается?
— Возможно, нужно было перенести морскую болезнь один раз, а потом вы привыкнете к морю.
— И все же я не хочу больше пробовать ездить верхом или кататься в этом вашем фаэтоне.
— Ну по крайней мере из вас получается отличный моряк. Идите сюда, я покажу вам кое-что.
Джеред протянул ей руку, помог перебраться через скрученные канаты. Он схватился за бушприт, подтянул ее вперед, пока она не оказалась перед ним, потом обхватил ее руками. Его руки сомкнулись на ее талии, и он прижал ее спиной к себе.
Теперь поза выглядела весьма эротично.
Он наклонился и заговорил в самое ухо, его голос доносился сквозь шум волн и громкое хлопанье парусов.
— Ну разве мы не похожи на птиц? Мы могли бы летать, вместо того чтобы быть привязанными к земле.
Действительно, ощущение было именно такое. Даже птицы не пытались соперничать с ними. «Изольда» летела по волнам на запад, догоняя закатное солнце. Сине-серое небо раскрасили алые полосы. Единственными звуками были плеск разрезаемой носом воды и неистовый рев ветра.
Сколько они стояли там, очарованные видом моря? Наверное, долго.
Тесса попыталась улыбнуться, но губы ее не слушались. Она задрожала, когда еще один порыв ледяного ветра окатил ее с ног до головы.
— Мы можем спуститься вниз? — По крайней мере это она хотела спросить. Но получилось что-то невнятное. Тесса прижала руку в перчатке к губам, дыша в ладонь, чтобы согреть лицо. Возможно ли превратиться в лед изнутри?
Джеред повернулся и пристально посмотрел на нее. Она твердо решила не жаловаться.
— Господи, Тесса, вы же окоченели!
Она согласно кивнула. Джеред поспешил с ней вниз, подальше от резкого ветра. На трапе он привлек ее к себе.
— Проклятие. Ну почему вы не сказали, что уже посинели?
— Просто отведите меня в каюту, — сказала она, зарываясь замерзшим носом в его шею, пытаясь согреться. Это не был эротический жест, просто ей было очень холодно, и она инстинктивно искала источник тепла.
— Почему же вы молчали? — Он обмотал ее шею свои шарфом, укутал им ее лицо.
Она хотела сказать, что нечестно сначала задавать вопрос, а потом лишать возможности ответить на него. Но промолчала, шерстяной шарф так приятно согревал.
Она пошла за ним вниз мимо вереницы кают. Наконец они пришли на камбуз, где Джеред обратился к морщинистому человеку у плиты:
— Можешь приготовить что-нибудь для моей жены? Что-нибудь горячее и сытное?
— У нас есть картофельный суп, сэр, а на ужин я жарю баранью ногу.
— Сойдет все, лишь бы скорее.
Несколько минут спустя Джеред уже звал юнгу, отдавая ему инструкции насчет горячей ванны, супа и чая.
Через пару минут принесли ванну, и Тесса быстро залезла в нее.
— Вам нужна помощь?
Это что — веселье в его голосе?
— Нет, спасибо.
— Вы уверены? Тогда отчего вздыхаете?
— Это вздох блаженства, Джеред. Я согрелась первый раз за долгое время и в данный момент почти счастлива.
Тесса слышала, что пресная вода на корабле бесценна, и ей стало неловко, потому что ванна была огромной и до краев наполненной горячей водой. Пар от воды касался ее лица, оставаясь на нем крошечными блестящими капельками. Ей казалось, что она не чувствует ног, но постепенно согревалась.
— Нужно совсем немногое, чтобы доставить вам удовольствие, да, Тесса?
— Нет, мне чрезвычайно трудно угодить, — ответила она, укладывая голову на край ванны, — но я стараюсь делать вид, что это не так. Понимаете, я леплю из себя образ идеальной жены. Кто-то однажды во всеуслышание заявил, что от жен слишком много беспокойства.