Нет, но я — мужчина, мне можно.
— Ничего подобного, — отмахнулась младшая Гордон. — Ещё пару лет и поползут неприятные слухи о вашем пренебрежении дамами.
Вот тут собеседник смутился, верно, не ожидая от юной девицы слышать такую суровую правду жизни.
— Как только пойдут, я стану всем говорить, что вы — моя невеста, — со смехом успокоил Адриан, а Элис воодушевилась.
— Отлично, тогда пообещайте мне, если меня не выдадут замуж до этого времени, то вы сделаете мне предложение, — сразу схватила суть Алисия.
— Но зачем это вам? Найдёте молодого, покладистого.
— А с вами договориться можно! — хитро прищурилась Элис и указала глазами на танцующих. — Надеюсь, у вас хватит мужества станцевать со мной ещё раз.
***
В каюте было тихо. Оба собеседника сидели, придаваясь воспоминаниям. Наконец Элис не выдержала:
— Это была глупая затея, — Горло раздирал кашель, но Алисия держалась, чтобы не разбудить детей.
— Отчего же? — темные брови на загорелом лице взметнулись вверх.
— Я нашла более действенный способ избежать замужества.
Дети спали, и только тихое сопение оглашало каюту. И шум моря. Слишком близкого и сильного.
— Какой? — Адриан издевался и смеялся, видимо не веря тому, что десять лет прошло.
— Испортить свою репутацию совсем, — припечатала Алисия и все же выдавила сдержанный кашель.
— И только поэтому вы путешествуете в одиночестве?
— Да.
Замолчали. Нелепый какой-то разговор. И воспоминания нелепые. В них они ещё встречались несколько раз на приемах, но никогда не возвращались к теме замужества. А теперь все прошло.
— А что случилось с самым молодым адмиралом, что ему приходится ходить под пиратским флагом?
Вопрос был насущным и неприятным для визави. Но Идальго все же нашёл в себе силы пусть скупо, но ответить.
— Вам какую версию — официальную или правдивую? — и было в его словах столько горечи, что Элис примерно догадалась, что сейчас услышит. Корона редко берётся разбирать правых и виноватых, им надо было просто кого-то наказать. Публично.
В официальной было дезертирство и предательство родины. В правдивой — иртанийский флот выследил флотилию пиратов. Они были загнаны в ущелье. Чтобы провернуть такую операцию потребовалось множество сил и гражданских судов. Но в ловушке пираты повели себя нетипично и произнесли клятву «Марьяки», что значило «сражаться до конца». Кровь за кровь. Загнанная в угол крыса становится опаснее. Тогда случилось точно так. Пираты перестали беспокоиться о своих или чужих, и просто пускали в ход любое оружие. Через сутки стало понятно, что иртанийский флот хоть и побеждает, но теряет невозможное количество не только кораблей, но и людей. Тогда адмирал дал приказ вывести гражданских из-под обстрела. А после и вовсе вернуть в порт. Пираты, почуяв ослабление, ударили сильнее. Загнали флот в ловушку, потому что ущелье оказалось сквозным, несколько магов боевиков пробили брешь в скале, и тогда-то корабли Адриана взяли в кольцо. Спастись — удалось, а вот сохранить чистое имя — нет. На одном из иртанийских кораблей был предатель, который раскрыл планы построения боя. Но это стало известно намного позже. Уже после суда, на который Адриан решил не являться.
Глава 60
Колыбельная неслышно звучала в тишине каюты. Адриан ушёл, после разговора заверив на прощание, что сделает все возможное, чтобы Элис добралась до Фарны. И она была благодарна, потому что держать в себе силу было невыносимо. Она шептала голосами умерших. Просила немного слабости. Совсем чуть-чуть. Чтобы просто прогуляться и собрать жатву, и Элис пела. Колыбельную ночи, которая была способна усыпить даже дракона. Но сила не хотела спать.
Шепот ее был нестерпимым. Под утро Элис уже не могла нормально дышать. Постоянно приходилось вырывать у собственного тела право на вздох. Болезненный. С привкусом крови. И ароматом кладбищенского жасмина. Рассветное солнце стыдливо заглядывало в окна каюты, и казалось, что при свете дня не так все плохо, просто в темноте постоянно гуляли монстры, а лично у Элис — она была этим монстром.
Руки подрагивали, когда отмеряли капли от отравления детям. Они шли на поправку. Меньше спали, больше задавали вопросов и хотели поиграть хотя бы за столом.
Элис никогда не задумывалась — любит ли детей. Но сейчас поняла, что вот как к детям — она равнодушна, а как к маленьким человечкам, у которых большие проблемы — нет. И она искренне старалась помочь, но в большинстве случаев просто не понимала — что хотел маленький мальчик, или зачем Агнес нужна именно эта лента. Но хор детских голосов заглушал шепот тьмы, и уже только за это Алисия была благодарна внезапным попутчикам.
После полудня в каюту зашёл Адриан. Он поинтересовался здоровьем детей и, получив в ответ детские голоса и предложение поиграть вместе с ними, успокоился.
— Алисия, не поднимайтесь на палубу… — тихо прошептал он уже возле двери. — На горизонте корабль, и мы пока не знаем под какими парусами.
Элис не горела желанием выходить и поддаваться искушению, поэтому заверила капитана в собственной благонадёжности.
А спустя пару часов раздались первые выстрелы. Дети заплакали. Они жались на кровати друг к другу и сопели. Тут Алисия поняла, что все же дети не так плохи, и их стоит защитить. Она звала море. И море, слыша ее песню, затянуло окна водной пленкой. Детвора примолкла и заворожено следила за переливами волн за стеклом.
Аромат крови медленно просочился в каюту. Элис сглатывала вязкую слюну, не в силах побороть приступы тошноты и волнами накатывающее наслаждение. Она стояла возле двери и ловила отголоски боли. Первые поцелуи смерти. И было трудно держать силу на коротком поводке, а ещё и себя. Хотелось выйти, подняться наверх, ощутить на губах вкус тлена и накормить вечно голодную стаю, просто чтобы она успокоилась. И наконец-то замолчала. Чтобы не было слышно приглушённого шёпота смерти. Только вот нельзя. Тогда Элис точно потеряет контроль, а так — всего лишь сходит с ума, ловя всплески боли и страданий.
Стрельба не прекращалась, и вскоре дети перестали на неё реагировать, но Алисия не могла просто так отвлечься. Когда выстрелы зачастили, она несмело приоткрыла дверь и, приложив палец к губам, показала ребятишкам, что надо помолчать, а сама вышла. Вдохнула пропитанный морской солью и порохом воздух. Внутри все зазвенело и натянулось. На кончике языка был привкус крови, с его железными нотами. Элис касалась старой деревянной обивки стен, гладила рыхлое дерево и
