Ей вспомнились собственные переживания в отцовском доме. Тогда она думала: счастье не может быть вечным, и она совершила нечто предосудительное, а ее единственной надеждой остается бегство. Прошлой ночью ей снова снился кошмар.
«Возьми себя в руки, Перальта, — твердила она себе. — Жалеть самое себя — пустая трата времени, так же как и рассчитывать на то, что кто-то другой позаботится о тебе». Что-что, а это она усвоила из уроков матери.
Терри мерила комнату шагами. На столе лежала работа, до которой она так и не притронулась.
Снова зазвонил телефон.
Она услышала лихорадочный женский голос, отрывистый и встревоженный.
— Миссис Ариас? Это Барбара Коффи, воспитательница Елены. Вы меня помните?
Тереза машинально взглянула на часы: Елена должна появиться в группе продленного дня только через три часа.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Да. Я пришла сегодня пораньше, чтобы развесить плакаты, пока учащиеся на обеде. — Она не могла скрыть волнения. — Елена была в классе с двумя мужчинами — один белый и один чернокожий. Они задавали ей вопросы…
Женщина оторопела.
— Вы хотите сказать, что школа просто так позволила…
— Ну да. — Коффи осеклась, затем добавила: — С ними находится учительница Елены…
Терри нашла их в классе. Там стояли сдвинутые по кругу четыре стола — за одним восседали Монк и Линч; за другим, держа Елену за руку, находилась Лесли Уорнер. Монк задавал вопросы. На стене висела доска с правилами правописания и выполненными в форме аппликации тыквами ко Дню Всех Святых. На столе перед Еленой стоял диктофон.
— Мамочка! — воскликнула девочка, вскакивая с места и растерянно глядя на учительницу, которая не выпускала ее руку.
Терри недобро посмотрела на Лесли Уорнер и сквозь зубы произнесла:
— Отпустите ее. Немедленно.
Та хотела было что-то возразить, но, осекшись на полуслове, закрыла рот и выпустила Елену.
Тереза подхватила дочь на руки.
— Привет, душечка.
Девочка крепко обняла ее за шею.
— Прости, мамочка, — прошептала она.
От гнева у Терри стучало в висках. Она даже не спросила Елену, за что та просит прощения.
— Зашла посмотреть, как ты, — сказала она. — Подождешь меня на улице, ладно?
Девочка кивнула, и мать понесла ее к двери, где их ждала Барбара Коффи, с ужасом глядевшая на полицейских и Лесли Уорнер.
— Я отведу Елену на игровую площадку, — промолвила воспитательница.
— Спасибо вам, — поблагодарила ее Терри. — Вы единственный человек здесь, который позаботился о ней.
Коффи взяла Елену за руку; когда они шли к выходу, девочка то и дело оборачивалась, и Тереза терпеливо ждала, пока они не скроются из виду.
Наконец она повернулась, вошла в класс и приблизилась вплотную к столу, за которым сидел Монк.
— Вы оба мерзавцы, — произнесла Терри.
В обращенном к ней взгляде Монка она не увидела никакой злобы. Внезапно она подумала, что это вовсе не его идея и что он не будет оправдываться. Монк повернулся к Уорнер.
— Благодарю вас, — нарочито вежливо произнес инспектор, затем посмотрел на Терри, едва заметно кивнул и направился к выходу. За ним, потупившись, направился Линч.
Терри взглянула на Уорнер. В серых глазах учительницы была настороженность и одновременно словно вызов.
— Как вы могли позволить? — спросила она.
— Я несу определенные обязательства, — вскинув голову, отвечала Лесли. — Не перед вами, а перед Еленой.
Терри осенило.
— Так это вы позвонили им.
Уорнер молча скрестила руки на груди.
— Зачем? — тихо спросила Тереза.
— Вы угрожали Рики, что убьете его. — Учительница повысила голос. — Елена рассказывала мне об этом. Еще несколько месяцев назад.
Терри в оцепенении уставилась на нее. Теперь она вспомнила тот вечер, когда обнаружила Рики пьяным. Уложив девочку в постель и думая, что та уже уснула, она предупредила мужа, что убьет его, если он хоть раз еще напьется в присутствии дочери. Вспомнила она и о том, как Монк спрашивал ее, угрожала ли она Рики убийством.
Не отрывая изумленного взгляда от Уорнер, Тереза покачала головой.
— Вы хотя бы понимаете, что вы наделали? — медленно произнесла она. — Вы вообще понимаете моего ребенка? Или других детей?
Смертельная усталость на лице Терри, казалось, лишь окрылила учительницу.
— Вы не имеете права воспитывать девочку, — огрызнулась она. — Слишком многое она про вас знает. Без родного отца она погибнет.
Тереза с отвращением посмотрела на нее и, выдержав паузу, словно желая убедиться, что действительно хочет сделать то, что задумала, шагнула вперед, медленно занесла руку и отвесила Лесли Уорнер пощечину.
Удар получился таким сильным, что у Терри онемела рука. Уорнер с трудом удержала равновесие, чтобы не упасть. Она стояла с открытым ртом, словно крик ужаса застыл у нее в горле; глаза ее блестели от слез.
— Ты идиотка, — тихо промолвила Перальта и отправилась искать Елену.
Девочка указывала пальчиком на морского льва, который выпрыгнул из воды, стараясь поймать серебристую рыбу, брошенную ему женщиной, одетой в синий комбинезон смотрителя зоопарка.
— Мамочка, смотри, у него ужин.
Это было то немногое, что Елена произнесла с тех пор, как Терри забрала ее из школы. Сначала вид у девочки был изнуренный и виноватый. Мать понимала, что выспрашивать у ребенка о его родителях значит выворачивать наизнанку его внутренний мир; то, что дочь ни словом не обмолвилась о полиции, лишний раз подтверждало, насколько она перепугана и сконфужена. Везти Елену домой для «беседы», когда она в таком состоянии, было бы еще хуже. И когда Тереза предложила пойти в зоопарк, девочка согласно кивнула и, похоже, немного успокоилась.
Но и в зоопарке она оставалась подавленной; ни площадка молодняка, ни орангутаны, ни карусель — все то, что прежде так нравилось ей, — не вызывали у ребенка никакого отклика. Наконец Терри предложила прокатиться по парку на экскурсионном поезде, и теперь Елена сидела у нее на коленях и смотрела по сторонам.
Они проезжали мимо бассейна с тюленями. Стояла пасмурная и прохладная погода. Пассажиров практически не было, и они сидели одни в конце вагона и могли говорить о чем вздумается. Слегка всхолмленный ландшафт парка и мерный перестук колес действовали успокаивающе, и казалось, что полиция со своими назойливыми вопросами осталась где-то далеко позади.
Потом они увидели белых медведей. Два громадных косматых зверя грузно брели по окруженной рвом каменистой территории. Вдруг один без всякой видимой причины встал на задние лапы и издал грозный рык в сторону поезда. Год назад в такие минуты Елену охватывал радостный трепет; сейчас же она в страхе уткнулась в плечо матери и не поднимала головы, пока та не сказала ей, что страшного зверя больше не видно.
Елена недоверчиво посмотрела на мать.
— Ты испугалась? — спросила Тереза.
Елена молча кивнула, потом тихо произнесла:
— Полицейские меня тоже испугали.
Девочка не заметила, как они миновали вольеры с гризли, потом с носорогами.
— Чем они испугали тебя? — спросила мать.
Елена отвела взгляд.
— Мисс Уорнер сказала, чтобы я ничего не боялась. Но они стали расспрашивать меня про папу.
Терри старалась не выказать тревоги, давая понять, что просто немного удивлена.
— И что же они спрашивали тебя?
Потупив взор, девочка произнесла:
— Про то, как вы ссорились.
Тереза внимательно посмотрела на нее.
— Елена, взрослые иногда спорят, в этом нет ничего удивительного. А ты помнишь, как мы с папой ссорились?
— Я помню — ты говорила, что убьешь папу.
В голосе дочери, когда та произносила эти страшные слова, звучала такая убежденность, что Терри содрогнулась. В свои шесть лет Елена все еще воспринимала некоторые вещи чересчур буквально; она еще многого не могла понять, и ее детское сознание по-своему интерпретировало все, что для нее ассоциировалось со смертью Рики. Мать мучительно искала нужные слова.
— В тот раз твой отец был пьян, — произнесла она, и воспоминания о Рамоне Перальте вновь нахлынули на нее. — Ты понимаешь, что значит «пьяный»?
Дочь колебалась.
— Который ведет себя как сумасшедший?
Терри кивнула.
— Да, иногда как сумасшедший. А я слишком люблю тебя, чтобы позволить твоему папе так вести себя при тебе. Я просто пыталась объяснить ему это.
Елена подняла на нее вопросительный взгляд. Не обращая внимания ни на ягуара, ни на индийских слонов, она искала ответа в глазах матери.
— Правда, что ты хотела убить папу?
Терри вздрогнула, хотя и ждала этого вопроса.
— Ну конечно, нет, — ответила она. — Почему ты спрашиваешь? — Женщина с тревогой всматривалась в лицо девочки, в профиль так похожей на своего отца.
