попытались убить Сэмми Малага и ещё один человек из банды Солтиса в больнице в Саут-Сайде. Журналистам, желавшим узнать его реакцию, Макэрлейн мрачно посоветовал: «Ищите их в канаве». Там Малагу и нашли 6 марта, а в припаркованной неподалёку машине оказалось изрешечённое пулями тело Джона О’Берты, которого Солтис на время своего отъезда оставил руководить бандой. Тем не менее Солтис зла не держал и даже примчался из Висконсина 25 марта, чтобы отдать Макэрлейну свою кровь для переливания! В конце апреля Фрэнка выписали из больницы, и он набирался сил в «Солтисвилле» (так неофициально называли Джолиет)...
Если Солтис оказался верен дружбе, то Айелло оставался неизменным во вражде. Он добился встречи с Джо Массериа, пытаясь заручиться его поддержкой против Капоне. Взамен тот потребовал передать ему контроль над восточной частью Чикаго, предоставив Айелло запад. Возмущённый Айелло отказался; тогда Массериа стал распространять слухи, будто тот пытался его убить, — будет потом предлог для поддержки Капоне. В феврале 1930 года разразилась война между Массериа и Сальваторе Маранцано, которой так опасался Торрио; Айелло же устроил несколько неудачных покушений на бывших телохранителей Капоне — Джека Макгёрна, Фила д’Андреа и Рокко де Грация. Он был подозрительно хорошо осведомлён о том, где и когда могут оказаться его жертвы; уж не завелась ли в банде Капоне «крыса»?..
Заключённые должны были работать, и Капоне назначили заведовать тюремной библиотекой. Там он подбирал себе книги и журналы, а читал в своей камере, благодаря чему был в курсе текущих событий — мировой политики и финансовых дел.
В конце сентября 1929 года махинации горстки британских финансистов с ценными бумагами привели к краху Лондонской биржи; рынок залихорадило, люди бросились продавать свои акции и забирать деньги из банков. В октябре в США пришла Великая депрессия, установившись на много лет. Мелкие предприятия закрывались сотнями; люди, оставшиеся без работы и средств к существованию, съезжались и жили, как сельди в бочке, чтобы меньше платить за квартиру. В Бёрнеме, например, постоянную работу, помимо сотрудников мэрии, имели только три человека: почтальон, молочник и школьный учитель, причём последнему платили раз в три-четыре месяца; отца Тима Салливана, кедци Капоне, уволили без предупреждения, как и многих других. Тим и Бейб несколько раз писали Капоне в тюрьму, но ответа не получили... Тогда же, в октябре, Ральфу Капоне предъявили обвинения по шести случаям налогового мошенничества. Обвинения основывались на том, что он выставлял напоказ своё богатство: вульгарный перстень с огромным бриллиантом, несколько дорогих автомобилей, апартаменты в отеле «Вестерн» (бывший «Хоторн»), роскошные вечеринки, неумеренные траты на женщин и безумные ставки в азартных играх, — откуда он берёт на это деньги? Ральф нахально заявил агентам налоговой службы, что доходов не имеет, а потому никаких налогов платить не должен. Увлёкшись, он даже объявил себя бедным и отказался уплатить штраф, составлявший менее пяти тысяч долларов. Это было уже чересчур; специальный агент Министерства финансов Элиот Несс начал расследование и добился разрешения на прослушивание телефонных разговоров Ральфа из его апартаментов в отеле «Вестерн»; в результате выяснилось, что на одном из его банковских счетов лежат более 25 тысяч долларов, — весомое основание для нового обвинения в обмане государства. Ральфа считали «карманом» Аля, поэтому Несс начал прослушивать домашний телефон Капоне на Прери-авеню, а также телефоны нескольких распивочных, куда звонил Ральф, не слишком контролируя себя во время этих разговоров.
В это время Аль принимал в тюрьме посетителей, являвшихся к нему на доклад и привозивших деньги. Даже находясь в камере, Капоне сумел заполучить долю участия (четвёртую часть) в игорном зале отеля «Флоридиан» в Майами-Бич, и его люди установили там оборудование, позволявшее мухлевать; он контролировал собачьи бега в Саут-Бич, игорный дом Картера и отель «Вилла Венеция», открывшийся в канун Нового, 1930 года, а когда у «Клуба Палм-Айленда» в январе сменились владельцы, Капоне заплатил 25 тысяч долларов новым хозяевам и получил контроль над четвертью доходов от заведения, где в нарушение закона распивали спиртное и вели азартные игры. В общем, на нём Великая депрессия пока не отразилась. Более того, свои деловые и личные переговоры (первые — с Ральфом и Джейком Гузиком, вторые — с женой и матерью) Аль вёл из кабинета начальника тюрьмы, который стал его хорошим другом и часто возил к себе домой ужинать. А Мэй договорилась, чтобы вместо тюремной еды Капоне доставляли обеды из итальянских ресторанов. За время пребывания в Восточной тюрьме он поправился на пять килограммов — вот что значит сидячий образ жизни...
Джону Коблеру, опубликовавшему биографию Капоне (1971), в шестидесятые годы удалось поговорить со многими людьми, сидевшими в Восточной тюрьме в одно время с Алем, навещавшими или сторожившими его. Капоне охотно приглашал к себе в камеру журналистов: какое-никакое, а развлечение. Потом в газетах выходили пространные статьи под заголовками: «Капоне подаёт шестое ходатайство, чтобы выйти из тюрьмы», «Юристы Аля “Лицо со шрамом” составили новое прошение», «Капоне считает, что “Чикаго Кабс”[45] победят в 1930 году», «Капоне не ходит в церковь по воскресеньям». Не зная, о чём бы ещё написать, репортёры порой выдумывали сущую ерунду. Так, Аль велел Мэй сказать Сонни, что папа уехал в Европу по делам, и в одной газете появилась история о том, как малыш каждый раз, увидев картинку с корабликом, спрашивал маму, не везёт ли он папу домой. Сонни было уже 11 лет, а не пять, он всё прекрасно понимал, и даже если бы дома от него скрывали, где находится отец, ему с охотой рассказали бы об этом в школе, да и всех газет не спрячешь, радио насовсем не выключишь. Знал он и о том, что мама ездит в Филадельфию не только к тёте Агнес, но ради всеобщего спокойствия поддерживал дома версию о европейском деловом вояже отца.
Жизнь Капоне в тюрьме отравляло лишь одно: ему начал являться по ночам призрак убитого 14 февраля Джеймса Кларка — правой руки Багза Морана. Другие заключённые слышали, как Аль кричал, прося Джима оставить его в покое. Если это не выдумка, то свидетельство раннего признака душевного заболевания, которое развивалось у Капоне на почве запущенного сифилиса.
«Кровавые мальчики» являлись ему неспроста: в марте, на День святого Патрика, Капоне должны были освободить за хорошее поведение, и тогда ему снова придётся вернуться в мир, где опасность подстерегает на каждом шагу. «Чикаго и его мирные обычаи
