Таким образом был, наконец, вынесен приговор, согласно которому имущество Лестока подлежало конфискации, а сам он, публично высеченный кнутом, ссылался в Великий Устюг в Архангельской губернии, куда за ним последовала и супруга.
Так честолюбивый лекарь на себе испытал ту участь, которую в свое время уготовил Лапухиным и замышлял Бестужеву.
7
Мир наизнанку
Царица заперлась в кабинете со своей фавориткой, графиней Шуваловой. Похоже, шло очень серьезное и важное совещание, ибо как очаровательно и свежо ни выглядела Елизавета в обвитом белыми кружевами домашнем халате из розового шелка в духе полотен Ватто, все же светлую гармоничность ее лица несколько нарушали морщинки глубокого размышления, а ее обычно такие живые глаза то и дело сосредоточенно и огорченно смотрели в паркет.
– Тебе ничего не приходит в голову, Лидвина? – заговорила монархиня, прервав затянувшуюся паузу.
– Ничего, ваше величество, – ответила графиня.
– Абсолютно ничего?
– Абсолютно ничего.
– Ты, видно, не очень стараешься, – рассердилась царица.
– Ах! У меня уже голова раскалывается от всех этих размышлений и раздумий, – быстро возразила фаворитка, – и все напрасно. Мы перебрали уже весь реестр удовольствий, и я не думаю, что в этом огромном мире есть еще что-то для меня новое.
– У меня та же картина, – вздохнула Елизавета, – мне также ничего не приходит на ум и я многое отдала бы сейчас за оригинальную мысль; если дело пойдет так и дальше, мы, того гляди, помрем от скуки и меланхолии.
– А как ваше величество посмотрит на то, – внезапно предложила графиня, – если мы еще кого-нибудь привлечем к совещанию.
– Да кого же тут привлечешь? Разумовский слишком серьезен, чтобы придавать значение увеселениям нашего двора, твой муж стал слишком тяжелым на подъем, Воронцов занят только политикой...
– Нет, никто из них, разумеется, не подходит, – оживленно затараторила маленькая графиня, – это должен быть молодой человек, смышленый и остроумный, он должен быть не из нашего придворного круга, ибо все наши господа в том, что касается выдумок, совершенно исчерпали себя, либо с малолетства были слишком трезвы и тупы, чтобы изобрести что-то стоящее. Как вы полагаете, а не пригласить ли нам Волкова?
– Великолепная идея, – воскликнула Елизавета, радостно захлопав в ладоши. – Да, Волков поможет нам выпутаться из безвыходной ситуации, пусть тотчас же пошлют за ним, он должен быть здесь немедленно.
Графиня поспешила отправить придворного лакея с каретой, которому было поручено доставить молодого актера в императорский дворец. Две дамы между тем оставили все попытки выдумать развлечения для двора и играли в домино, пока не доложили о прибытии Волкова.
– Пусть войдет, – распорядилась Елизавета.
Дежурный камергер отворил двери и ожидаемый визитер вошел в кабинет. Такой уверенный и смелый на сцене, такой элегантный в общении в придворном кругу, куда был привлечен, сейчас, когда он впервые вступил в апартаменты богоподобной женщины, которой он поклонялся и которая одновременно была его неограниченной владычицей, молодой актер оказался крайне смущенным, даже неуклюжим, и отвечал на вопросы обеих дам с тем заиканием, которое у обычно столь красноречивого человека производило неподражаемо комичный эффект. В конце концов императрица громко расхохоталась ему прямо в лицо, а графиня безжалостно над ним подшутила, и все это лишь затем, чтобы привести его в еще большее замешательство.
Волков стоял посреди кабинета как провинившийся мальчик, в смертельном страхе вместо платка вытирал лоб старой театральной программой и только тогда уселся, когда язвительная фаворитка царицы энергично втолкнула его в кресло.
– Эдак мы вперед никогда не продвинемся, – наконец сказала Елизавета, – стало быть, к делу...
– Да, к делу, – механически аукнулся Волков, который уже не соображал, что говорит.
Обе дамы снова звонко расхохотались.
– Мы пригласили вас, дорогой Волков...
Волков залился румянцем.
– Чтобы посоветоваться с вами в одном важном вопросе, – продолжала Елизавета.
– Но у меня напрочь отсутствует талант государственного деятеля, – запинаясь пролепетал актер, который под «важным вопросом» ничего менее значительного, чем политический акт, какой-нибудь договор или нечто тому подобное, представить себе не мог, однако улыбки обеих дам быстро его вразумили.
– Речь идет вовсе не о государственном процессе, – воскликнула графиня.
– Тогда конечно...
– Вы должны изобрести что-нибудь такое, Волков, – объяснила царица, – чего тут еще никогда не бывало, что-то совершенно оригинальное, какое-нибудь развлечение для двора и прежде всего для нас, но напрягите, пожалуйста, весь свой ум и фантазию, потому что нет ничего такого, чего бы у нас уже не осуществлялось.
– Но ведь это совсем непросто, – возразил Волков.
– Разумеется, – усмехнулась графиня, – но именно поэтому мы и пригласили такую тонко мыслящую голову как ваша, чтобы разрешить возникшую проблему.
– Итак, думайте, Волков, думайте, – предложила императрица.
– Здесь?..
– Не сходя с места.
– Это невозможно.
– Невозможно, когда этого хочу я? – воскликнула Елизавета.
– Я, конечно, попробую, однако... при этом дамы не должны смотреть на меня, – попросил Волков.
Царица шлепнула его веером по щеке:
– Смелее, – прошептала она, – смелее, мой дорогой.
– Он может устроиться там, в углу, – решила графиня.
– Да, в углу, – с облегчением согласился молодой актер.
Графиня поставила туда стул и предложила ему сесть на него лицом к стене. Волков охотно послушался.
Просидев некоторое время тихо и продержав обеих дам в напряженном ожидании хорошей выдумки, он внезапно сказал:
– Я прошу ваше величество не сосредотачивать на мне свое внимание, иначе я действительно не в состоянии...
– Тогда мы пока поболтаем, – ответила царица.
– Ни в коем случае, нет, – взмолился Волков, – ваш голос будет сбивать меня с мысли не меньше, чем ваш взгляд.
– Ладно, тогда мы поиграем в домино.
– Да... да.
– Да, да.
Обе дамы снова уселись за игру, и долго ничего не было слышно, кроме постукивания маленьких костяшек да тиканья массивных, выполненных в виде храма Дианы часов на камине.
Вдруг Волков повернулся к ним вместе со стулом и воскликнул:
– Придумал!
– Ну? – в один голос спросили обе женщины.
– Маскарад!
– Ах! – разочарованно выдохнула царица.
– Такое здесь уже тысячу раз бывало, – молвила в тон ей графиня.
– Пожалуйста, позвольте мне все-таки объяснить вам свою идею.
– Итак?
– Давайте-ка сыграем в «мир наизнанку».
– Как это?
– Маскарадное празднество, когда дамы переодеваются мужчинами, а господа, в свою очередь, появляются в дамских туалетах.
– Превосходно, – возликовала Елизавета, – это что-то совершенно новенькое, невиданное. Вы гений, Волков, настоящий гений, я готова расцеловать вас...
Волков подпрыгнул со стула.
– Нет, нет, – засмеялась царица, – однако вы можете поцеловать мне руку.
Молодой актер быстро опустился на одно колено перед прекрасной императрицей и робко поднес к губам ее пальцы.
– Я вами очень довольна, очень довольна, дорогой Волков, – продолжала Елизавета. – Стало быть, просите для себя какой-нибудь милости.
– Я не смею, – запинаясь выговорил артист.
– Хорошо, тогда я сама хочу вознаградить вас по заслугам, – ответила монархиня, – и притом с такой же оригинальной фантазией, какой оказалась ваша, а следовательно, теперь вы должны набраться немного терпения, потому что я в этом деле не столь плодовита как вы. А пока давайте-ка займемся маскарадным балом, организацию и проведение которого отныне я поручаю вам.
Теперь к Волкову разом вернулось опять прежнее присутствие духа и живость, он вскочил на ноги и принялся развивать перед дамами свой план, который вызвал полное одобрение императрицы. И каким смущенным и несчастным он выглядел вначале, таким окрыленным и полным энтузиазма чувствовал себя молодой актер, когда поздним вечером покидал императорский дворец; он казался сейчас самым счастливым человеком на свете. Остановившись под освещенными окнами той части дворца, где, как он знал, жила Елизавета, он громко запел итальянскую арию, точно первый итальянский тенор, размахивая при этом руками, он то вставал на колено, то снова вскакивал, чтобы взъерошить волосы, и жестикулировал так, что два гренадера, стоявшие в карауле у больших ворот, обратили на него внимание.
– Похоже, этот человек с ума спятил, – сказал один.
