Ему очень хотелось расспросить обо всем эту очаровательную синху, но слова путались, не желая выстраиваться во фразы. Элхадж устало закрыл глаза. Болела нещадно голова, даже просто смотреть было тяжело.
– Поднимайте его, – прозвучал рядом властный голос синха. Не старого метхе, а зрелого мужчины.
Несколько пар сильных рук осторожно приподняли Элхаджа, кто-то сунул под голову свернутую шкуру. Через считаные мгновения синх уже лежал на чем-то жестком.
«Носилки, – догадался он, – они меня отнесут… куда?»
С трудом оглядевшись и выдирая из тумана фигуры синхов на щерах, Элхадж попытался сосчитать число своих спасителей. Пять, десять… больше? Или это двоится в глазах?
Снова появился старый синх, и рядом Антхеора.
– Тебе лучше заснуть, – проскрипел метхе, – путь предстоит неблизкий.
– Как вы меня… нашли? – Элхадж из последних сил боролся с вязкой дремотой.
– Об этом тебе скажет наш жрец, – ответил старик, – спи.
Перед тем как погрузиться в мутный сон, Элхадж успел подумать о том, что все-таки Шейнира не бросила его. И ему стало стыдно оттого, что он посмел злиться на нее. На Темную Шейниру, которая, даже будучи в оковах, заботилась о своем избраннике.
Кто еще, если не она, мог послать синхов в ночную степь?
…О том, как его привезли в жарко натопленный каменный дом, Элхадж помнил слабо. Боль прочно угнездилась в голове, и порой синху начинало казаться, что там, под черепом, засела зловредная личинка, которая час от часу становится все больше и распухает, грозя выдавить мозг через уши. Он едва осознавал, как его роили, как склонялся к нему пожилой, но не старый еще синх, как чужие пальцы осторожно ощупывали затылок…
– Череп треснул, – донесся издалека равнодушный голос синха, – он отправится в царство Шейниры, если не принести жертву.
А потом и боль, и туман, что клубился перед глазами, – все исчезло. Остались добротные деревянные балки под потолком, увешанные гирляндами сушеных ящериц, дразнящий запах бульона и сутулый синх, сидящий рядом с постелью.
Элхадж осторожно шевельнулся. На миг стало страшно от того, что толстая, растущая личинка может вновь заворочаться в голове, но нет. Ничего не произошло.
Синх, что неподвижно сидел на табурете, повернулся, внимательно посмотрел на Элхаджа; оказалось, это был тот самый, который говорил про треснувший череп.
– С возвращением в мир живых, – сухо сказал он и пожевал губами, – Шейнира благоволит к тебе и приняла нашу жертву.
Элхадж осторожно приподнялся на локте, огляделся: оказывается, он лежал на просторном ложе у добротно сложенной стены. Посреди дома топилась каменная печь, и там же, над огнем, весело булькал котелок, источая весьма аппетитный аромат вареной дичи. Хозяин же всего этого продолжал спокойно сидеть на грубо срубленном табурете и внимательно разглядывал Элхаджа.
– Меня зовут Гвесанж, – наконец проговорил он, но как-то нехотя, – я жрец этого города…
– Города?!!
– Да, – последовал величественный кивок, – последнего истинного города синхов на границе Диких земель.
«Город!» – Элхадж с трудом поверил собственным ушам. Когда-то очень давно метхе Саон рассказывал о том, что, утратив покровительство Шейниры, синхи разбрелись кто куда по всему Эртинойсу. Ан нет, выходит, остался еще и настоящий город, где жили соплеменники – свободные, никем не преследуемые. Элхаджу стало легко на душе; но к радости от того, что он очутился у своих, примешивалась горчинка сомнений. Если место, где он находится сейчас, на окраине Диких земель, то синхам пришлось проделать немалый путь, прежде чем они очутились в степях.
Элхадж посмотрел на жреца – оказалось, тот все это время внимательно разглядывал его и даже не счел нужным отвести взгляд.
– Я был в степи, – вымолвил Элхадж, – разве синхи этого города так часто совершают вылазки за пределы Диких земель?
Жрец склонил голову к плечу.
– Мне кажется, Темная Мать правильно подсказывает мне, о чем ты хочешь спросить, собрат. Тебя интересует, каким образом твои сородичи оказались в нужном месте в нужное время?
Элхадж молча кивнул. Горечь сомнений, подозрительный сквознячок по хребту становились все ощутимее.
– Если тебе в самом деле это интересно, я расскажу. – Гвесанж ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие редкие зубы.
– С радостью выслушаю тебя, брат, – сказал Элхадж, щурясь на покачивающихся в потоках теплого воздуха ящериц.
Ему не поправилась ухмылка жреца, но он решил не терзать себя сомнениями, а поглядеть, что будет дальше. В конце концов, разве Шейнира не явила свою милость еще раз, буквально вырвав его из волчьих зубов?
– Мы поклоняемся Великой матери всех синхов, но платим дань уважения и прочим богам, – начал Гвесанж, – Великому Сумеречному Санаулу, Фэнтару Воинственному, многомудрому Хинкатапи, чей взгляд проникает даже сквозь каменную твердь покрова Эртинойса, и Великому Дракону, Стерегущему Время. Тому, что спит, объяв Эртинойс, и будет спать до тех пор, пока не нарушается порядок вещей и все идет так, как должно. А потому, Элхадж, когда в наш город явилась сама Хранительница, мы встретили ее как подобает; устилая ее путь вечнозелеными ветвями кипарисов, мы проводили ее в лучший дом, и я беседовал с ней, познавая мудрость веков. Ты ведь никогда не видел ее, Элхадж? И неудивительно. Немногие были удостоены чести лицезреть саму Хранительницу…
– Не понимаю, – синх мотнул головой, – я никогда не слышал о…
– Разве ты не слышал о Храме Дракона? – тонкие губы Гвесанжа на миг скривила презрительная улыбка. – Впрочем, немудрено. Ты ведь вырос бродягой и наверняка даже книг в руках не держал.
«Держал», – подумал Элхадж, зло глядя на жреца. Последний нравился ему все меньше и меньше. Веяло от его тощей и сутулой фигуры неясной, мутной угрозой, и Элхадж пока что не понимал, чем может ему угрожать синх, его же и исцеливший.
– Впрочем, это неважно, – Гвесанж беспечно махнул костлявой рукой, – важно то, что Хранительница, да-да, именно она, эта древняя ийлура с глазами цвета янтаря, предупредила нас о том, что ровно через два дня нам следует собрать самых крепких мужчин, взять луки и выехать в степь, к Двугорбому холму. Она говорила о том, что в наш город держит путь возлюбленное дитя Шейниры и что нам не следует упускать возможность оказать помощь этому собрату. У меня не было причин сомневаться в словах Хранительницы… И вот наши мужчины подоспели в самый последний миг, когда тебя уже ничто не могло спасти.
Помолчав, жрец добавил:
– Да тебя и так ничего не спасло бы, не принеси я Шейнире обильную жертву. Я отдал ей молодую, полную жизни синху, потому что твоя жизнь казалась мне дороже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
