Элхадж подобрался на постели.
– Слова твои смущают мой разум, – сказал он, – ты говоришь, что исцелила меня Шейнира, но… Ведь богиня давно не отвечает своим детям!
Гвесанж снисходительно улыбнулся.
– Ты слишком молод, Элхадж, и слишком наивен. Да, Шейнира Темная перестала отвечать на молитвы синхов… Хотя мы и не знаем почему…
«Я знаю», – подумал Элхадж, но промолчал.
– Но она редко отказывает в помощи тем, кто приносит жертву, – веско закончил фразу Гвесанж. Уточнил: – Желанную для Шейниры жертву. – И тут же, поднявшись, приказал: – А теперь отдыхай. У тебя еще будет несколько дней, чтобы побеседовать со мной. Знаешь ли, мне до жути любопытно, что такого нашла в тебе Мать и отчего так печется о тебе Храм Дракона? Печется, но предпочитает, чтобы каштаны из огня таскали другие.
На эти вопросы Элхадж и сам не знал ответа. Предпочитая помалкивать о том, что Шейнира видела в нем своего освободителя, и совершенно не понимая, при чем тут Храм Дракона и неведомая Хранительница, молодой синх оказался плохим собеседником для жреца. Гвесанж злился и недоумевал одновременно, раздраженно скреб когтями столешницу, но так ничего нового и не узнал. И все попытки разговорить Элхаджа закончились тем, что жрец предложил тому взять кого-нибудь из мужчин в проводники и совершать прогулки по городу.
«Потому как этот город в самом деле последний. Синхи, утратив веру, разбрелись по Эртинойсу. А потеряв веру, ступили на путь гибели».
На вопрос Элхаджа, когда можно будет покинуть гостеприимный дом жреца и продолжить свой путь на юг, тот лишь покачал головой и ничего не ответил.
«А это значит, что я здесь пленник», – заключил Элхадж и покорно опустил глаза.
В конце концов, в плену он уже побывал, и не где-нибудь, а у степных ийлуров. Смог выбраться и оттуда… Конечно, жреца обвести вокруг пальца будет сложнее, но…
«Пока я жив, дорога всегда найдется».
И, утешив себя таким образом, Элхадж выбрал себе в проводники рослого синха с колеей цвета молодой листвы и ярко прорисованными полосами, что говорило о молодости, физической силе и здоровье, но вовсе не гарантировало наличие ума.
…Элхадж вырос в дороге и никогда не видел ничего, кроме глиняных мазанок, «гнезд». Метхе Саон все время талдычил одно и то же: мол, наши «гнезда» – это самые что ни на есть настоящие дома, в которых раньше жили синхи. Выходит, врал старый метхе. Может быть, хотел, чтобы его воспитанники верили в то, что жизнь не такая уж плохая штука. А может быть, по старости и сам уже свыкся с мыслью о том, что той, другой жизни никогда и не было. Настоящие дома синхов оказались совершенно непохожими на те убогие строения, в которых провел свою юность Элхадж.
Гуляя среди округлых приземистых башенок с коническими крышами, он с интересом рассматривал каменную кладку, высокие пороги, каждый из которых был непременно украшен раковинами неведомых Элхаджу моллюсков. Окна были небольшими, овальными и непременно забранными тонкими пластинами слюды, которая так и искрилась на солнце. В загонах топтались щеры, с хрустом пережевывая сочные побеги вперемешку с жирными жабами, которых приносили мешками из-за невысоких городских стен; женщины обязательно занимались приготовлением пищи – порой из какой-нибудь приоткрытой двери сочились такие запахи, что Элхаджу только и оставалось, что глотать слюни. Ну а мужчины ходили на охоту – по-простому, вооружившись луками. Это наводило на мысль о том, что все-таки Шейнира не помогает им убивать зверье и приходится полагаться только на собственное умение.
Кстати, здесь было тепло. И душно. Элхадж, конечно, слышал, что в Диких землях зимой тепло, а летом – жара, но даже представить себе не мог такой разницы между степью и влажным, исходящим испарениями лесом.
«И это только край Диких земель, – думал он. – А что же будет южнее?»
В том, что это самое «южнее» ему предстоит, синх даже не сомневался.
– Я хочу посмотреть ворота города, – объявил Элхадж своему проводнику.
Тот, оказавшись парнем немногословным (то ли в ему привычки, то ли по причине недостатка мыслей в голове), кивнул и указал пальцем вдоль ряда аккуратных домиков.
– Туда.
– Ну туда так туда. – Элхадж пожал плечами и неспешно побрел в указанном направлении.
Шел он нарочито медленно, рассматривая каждую деталь пути к свободе, стараясь запечатлеть в памяти все, даже незначительные на первый взгляд мелочи… Да и не нужно пока выказывать излишнюю прыть. Пусть себе думают, что недавно оправившийся от раны синх едва передвигает ноги.
Мимо проплывали уютные крепкие дома синхов, щеры, кое-где перед крыльцом играли дети в коротеньких альсунеях из грубого полотна.
– Наверное, такому воину, как ты, скучно жить в городе? – забросил наживку Элхадж. Без особой надежды на продолжение беседы. Так, на всякий случай.
Наживка была с презрением отвергнута.
– Нет ничего лучше истинного города, бродяга.
– Зато я повидал земли, о которых ты и не мечтал, – не удержался Элхадж.
Его проводник величественно промолчал, словно спорить с каким-то скитальцем было ниже его достоинства.
Между тем улица, по которой они шли, становилась все шире и под конец переросла в треугольную площадь, в центре которой возвышалась малахитовая глыба в форме треугольной призмы.
– А это что? – Элхадж восторженно захлопал глазами, хоть и догадался, что это. – Наверное, тяжело было такую каменюку сюда притащить?
Синх скривился так, словно разжевал протухшую ящерицу.
– Это, да будет тебе известно, алтарь Шейниры. Наш жрец приносит жертву, когда это необходимо. И богиня ему отвечает.
«Значит, жертва способна взломать своды темницы. На время», – подумалось Элхаджу. Взгляд ненароком зацепился за кучу тряпья у подножия алтаря.
– Я хочу подойти ближе, – сказал синх.
И, не дожидаясь согласия, прибавил шагу. То, что находилось у малахитовой призмы, притягивало, заставляло трепыхаться в груди оба сердца…
– Это последняя жертва, которой тебя исцелили, – слова доносились, будто издалека.
А Элхадж… Застыл на месте, будучи не в силах отвести взгляда от нее. Не узнать эту синху было просто невозможным – на земле лежала Антхеора. С рассеченной брюшиной и выпотрошенными внутренностями.
– Тебе нехорошо? – участливо поинтересовался синх, твердо беря Элхаджа под локоть.
– Нет, я в полном порядке, – огрызнулся тот. – Пойдем дальше. Я все-таки хочу дойти до ворот. А ты мне скажешь, каким образом жрец выбирает жертву.
– Наш жрец жертвует Шейнире того, к кому благоволит наша мать. Ей было приятно получить эту синху, и ты исцелился, хоть и умирал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
