В бывшем монастыре, военного
Дивизионного городка,
Где ваш муж служил - компульроты,
А отец мой - помкомполка,
Где вы слыли первой красавицей
В общежитии начсостава
И где я, позвольте представиться,
Жил в соседней келье направо
С мамой, с папой, в маленькой комнате,
Долговязый такой - не помните?
Вы казались мне очень старой
В мои девять тогдашних лет.
Вы любили петь под гитару,
Засмотревшись на лунный свет;
И, в то время уже седая,
Моя мама отцу шептала:
- Хорошо поет. Молодая... -
И зачем-то тихо вздыхала.
А наутро вы с нею вместе
Гимнастерки мужьям стирали
И взаймы то ступку и пестик,
То машинку швейную брали,
Обсуждали в полку событья:
- Кто получит к Маю комбата? -
И в подшефный детдом, к открытые,
Шили байковые халаты...
А всего вам, Марья Петровна,
Было двадцать четыре ровно,
И Иван Степанычу тоже -
Вы его на месяц моложе.
На Херсонщине, под Каховкой,
В январе двадцатого года
Приглянулся он вам - комвзвода:
Невысокий, поджарый, ловкий,
И глаза с татарской косинкой,
И рука на черной косынке -
Пулей ранена в перестрелке.
Вас не сватали, не венчали,
Все решилось в одну неделю.
Но, не долго думав вначале,
Вы всю жизнь потом не жалели.
В злую зиму, пригрев, как птаху,
Муж возил вас с собой по шляхам,
Все боясь: комиссар бригады
Разузнает - не даст пощады!
(Когда к вам теперь заезжает
Член Военного совета,
Он с улыбкою вспоминает,
Как смотрел сквозь пальцы на это.)
Приходилось в году том грозном
Многим женам, да и невестам
Кочевать с бригадным обозом
По сожженным Махно уездам.
К лету, свыкшись с армейским бытом,
Научились вы без опаски
Делать раненым перевязки
И глаза закрывать убитым.
А под осень в случайной стычке,
Когда банды вас окружили,
Пулю в лоб махновцу влепили,
Лишь потом всплакнув с непривычки.
Но зато и губ не разжали,
Чтоб не слушали, не глядели,
Когда сына в ту ночь рожали
Раньше срока на три недели.
Так с похода, с солдатской каши,
С пули в лоб бандиту - не струся,
Началось замужество ваше,
Материнство ваше, Маруся!
(Так вас ласково, глядя на ночь,
Называет Иван Степаныч;
А вы на людях - всё Иваном,
А одна, без людей, - коханым.)
И сейчас вот сидим мы с вами,
Перебрасываемся словами
В том немецком городе Коттбус,
Где Иван Степаныча корпус.
На тарелку, как гостю званому,
Вы кладете мне все подряд,
А сама - нет-нет на коханого
Да и кинете быстрый взгляд...
Он, пройдя через все сражения,
Седоватый стал, грузноватый,
Может быть, по чьему-то мнению,
Даже "трошки пидстарковатый";
Ну, а вам, хоть вся жизнь с ним вместе,
Все он кажется - как невесте...
Может быть, потому так кажется,
Что не с тихих дней, не с лазури -
Начиналась жизнь прямо с бури,
Ну а в бурю узлы крепче вяжутся!
Было всякое в жизни этой,
Было счастье ближе и дальше,
Но, как в песне, на совесть спетой,
Одного в ней не было - фальши.
2После юности первых взлетов
Показалась вам наказаньем
Строевая его работа,
Гарнизонная жизнь в Рязани.
Чуть рассвет - шел к себе в пульроту,
Приходил угрюм, озабочен...
Обожал свои пулеметы,
А жену, как видно, не очень...
Вы пожаловались несмело -
А его как плетью огрело!
Вместо вами стыдливо неданной
Ласки: "Что ты, милая, глупая...",
"Собирай, - сказал, - чемоданы!" -
И ушел, сапогами хрупая.
Чуть тогда вы с ним не расстались,
Но поплакали - и остались.
Догадались - не разлюбил он,
Просто слишком самолюбивый,
Хоть имеет два Красных Знамени -
Храбрость храбростью, знанья знаньями!
За душою всего два класса.
Приласкал бы, да нету часа -
Как вернется, так вечер целый
Чертит, чертит на схемах стрелы;
Схемы разные, стрелы разные,
А глаза всю неделю красные.
Даже вы, бывало, раз нужно,
Прикусив язык, не дыша,
Обводили те стрелы мужние
Тушью после карандаша.
Кое-кто сомневался - где ему!
Но у мужа характер твердый:
Трижды резался в академию -
Все же выдержал на четвертый;
Это было в тот месяц самый,
Когда дочка родилась ваша,
И Иван Степаныч - упрямый -
В вашу честь назвал ее Машей.
И вам стало жаль, что в двадцатом,
Когда первенца вы рожали,
То зачем-то грозно Маратом,
А не Ваней его назвали.
Академия, академия!
Горы книг, до утра сидения,
Для мужей на всю жизнь наука,
А для жен - по мукам хождение, -
Легче бы уж просто разлука!
Выпуск - праздник! Вдвоем - по Волге.
В Сочи - месяц! В Крыму - неделя!
Отдыхали так, чтоб надолго,
Словно в воду оба глядели.
Как вернулись - пошло, поехало -
Назначения, перемещения...
И винить-то, главное, некого -
Не попросит никто прощения!
Не родные вас замуж выдали -
Вы судьбу себе сами выбрали:
Жизнь не райскую и не адскую,
Посредине как раз - солдатскую.
Где вы только с ним не служили,
За собой детей перетаскивая!
Все места показать, где жили, -
Надо к карте вставать с указкою.
Под Чимкентом в тифу лежали.
Под Читой в третий раз рожали...
Умер сын... То ли врач был молод,
То ли в сопках - под сорок холод,
То ли тряской была дорога...
Сами выжили - слава богу!
Целый месяц, пока лечили,
Ждали, что доктора присудят,
И свой приговор получили:
Двое есть, а больше не будет.
К той поре уж вы постепенно
От себя все реже скрывали,
Что особые перемены
В вашей жизни будут едва ли
И что, странствуя по Союзу
Всей семьей по военным литерам,
Вам уже не закончить вуза,
И заочно даже не вытянуть,
Уж не стать той, себе обещанной
В двадцать лет, идеальной женщиной,
Что вам в жизни порой встречаются,
А у вас вот не получается...
Говорят - неглупая, умная,
Говорят - на подъем легка...
А не все, что в двадцать задумано.
Исполняется к сорока.
Словно плот по течению тащит -
Переезды, семья, детишки...
И бывает так много чаще,
Чем в прочитанных вами книжках.
Да, вы высших школ не кончали,
Но прошли, несмотря на это,
Свои радости и печали -
Свои собственные университеты.
Не одним стиральным, обеденным -
Вековым наукам домашним, -
Научились вы сердцеведенью,
Жизь прожив рядом с мужем вашим.
И когда в боевой готовности
Полк годами стоял в глуши,
Вы такие знали подробности -
Чем мы плохи и хороши,
Вы такие характеры видывали
Во всей слабости их и силе,
Что писатели бы позавидовали,
Поделиться бы попросили!
И давно уж не вы к кому-то
Шли свои утолять печали -
Вам, в слезах прибежав под утро,
Горе женщины поверяли,
Чтоб решили, чтоб рассудили,
Потому что для них вы были
Не полковничьею женою,
Просто так - при нем путешественницей,
А то другом их, то судьею,
Тем, что люди зовут общественницей.
Слово это как будто скромное,
Вроде даже чуточку детское,
А как вдумаешься - огромное,
Ростом в целую власть Советскую.
В самых дальних из гарнизонов
Пояса из огня, из стали
Помогали нам строить жены -
Слово это недаром знали!
Жили так, чтоб семья без трещин,
И в бетоне нашей границы
Есть их молодости отцветшей
Принесенные в дар частицы.
Есть заложенные в основанье,
Кроме цемента и песка,
Неисполненные желанья,
Неиспользованные отпуска,
Не надеванные по году,
Потому что случая нет,
Платья, вышедшие из моды,
К свадьбе сшитые в двадцать лет.
И другие жертвы не меньшие,
Что не только до тридцати,
Что и в сорок - не просто женщине,
Не кляня судьбу, принести.
Вы простите, что так подробно.
Ставлю точку. Больше не будем...
Но об этом, Марья Петровна,
