— Конечно, получилось, — улыбнулся Макс, — ты совершенно права. Но — как бы тебе объяснить?.. Скажи, это ты сшила лоскутное одеяло, которое лежит у меня в комнате?
— Я. А почему ты спрашиваешь?
— Хотел убедиться, что ты не запутаешься еще больше от моих сравнений. Смотри, вот это твое одеяло — оно многослойное, верно? Я сам никогда ничего подобного не мастерил, но подозреваю, что каждый слой сшивается отдельно, а потом их соединяют. Правильно?
— Ну да.
— Очень хорошо. Теперь скажи мне, когда ты сделала только половину работы, одеяло уже существовало?
Ничего себе вопрос. Вроде бы совсем простой, а поди ответь вот так, с налету.
— Наверное, все-таки да, — подумав, решила Триша. — По крайней мере, уже стало примерно ясно, как мое одеяло будет выглядеть. И его можно было потрогать. И даже укрыться, если ночь теплая.
— Вот именно. Одеяло в тот момент уже существовало. Но ты не отложила его в сторону. Сидела вечерами, сшивала лоскуты… Ну, честно говоря, я очень смутно представляю, что именно ты делала, но подозреваю, что работы было еще очень много. Хотя одеяло — вот оно. Плотное, осязаемое, не мечта какая-нибудь призрачная. Даже укрыться можно.
Триша наконец поняла, к чему он клонит.
— Хочешь сказать, что наш Город — как недошитое одеяло? Вроде бы есть, вроде бы всем хорош, и даже жить тут уже можно, а работы все равно непочатый край, потому что все это — только верхний слой?
— Ну вот. Какая же ты молодец. И какой молодец я, что придумал такой отличный способ все объяснить. А теперь вообрази одеяло, которое шьет себя само. И тогда сравнение станет еще более точным.
Триша послушно закрыла глаза. Представила: вот пестрые лоскуты ползут навстречу друг другу, вертятся, примериваясь, каким боком лучше повернуться. Наконец, нашли идеальное положение, замерли, и… И?
— Все равно нужны иголка с ниткой. Вот что хочешь делай, а нужны!
— Совершенно верно, — согласился Макс. — Без них никак. Считай, что я и есть иголка с ниткой. Лучше все равно не объясню.
— Именно иголка? Не тот, кто держит ее в руках?
— Никто ничего не держит. Не забывай, наше одеяло шьет себя само. Эта реальность сама решает, какой она хочет быть. А я — просто инструмент, без которого на данном этапе не обойтись. И это оказалось даже труднее, чем если бы мне, к примеру, пришлось строить ее в одиночку из всего, что под руку подвернется. Но я у нас молодец, справляюсь. Уже, считай, почти справился. К примеру, если завтра ты спустишься вниз, в долину, то обнаружишь там не бесконечную пустошь, а несколько богатых селений; собственно, именно их жители каждый день привозят на наш рынок свежие овощи, сыр и грушевое вино. И, что самое замечательное, они всегда их привозили. Все старожилы прекрасно знают, что даже их прадеды и прабабки пили на своих свадьбах вино из долины — по старинному обычаю. А еще ты увидишь дорогу, следуя по которой на юг, дня за три можно добраться до моря. И в какую бы сторону ты ни свернула на берегу, рано или поздно придешь в один из множества портовых городов. А если сядешь там на корабль…
— Погоди, — попросила Триша. — Я уже поняла, что теперь кроме нашего Города есть множество других. И их жители совершенно уверены, что они всегда были. Это, наверное, очень здорово. И я знаю, что надо обрадоваться, но мне пока немножко страшно. Как некоторым людям с большой высоты вниз смотреть, даже если совершенно уверены, что не упадут. Но я, наверное, скоро привыкну. И тогда ты мне все расскажешь, ладно?
— Все не получится, — усмехнулся Макс. — Не так уж много я знаю. Вернее, много, но — не все сразу. Сегодня одно, завтра другое. А что я знал об этой реальности вчера, теперь уже и не вспомню. Ну, или вспомню когда-нибудь, чтобы снова забыть на следующий день. В таком деле ни в чем нельзя быть уверенным. Не забывай, я — игла, которая ничего не знает об одеяле и даже о том, что такое «укрываться», не имеет никакого представления, но это совершенно не мешает ей делать свое дело, шов за швом. Поэтому, собственно, мне так трудно. Поэтому я дни напролет брожу по городу, как малахольный, с дурацкой улыбкой, забыв собственное имя. И вечно опаздываю к ужину, а когда все-таки прихожу, выгляжу полным придурком, невпопад отвечаю на вопросы и невежливо исчезаю прямо из-за стола, вдруг разучившись быть видимым. А потом снова появляюсь, иногда — в самый неподходящий момент. Все это делает меня не самым удобным жильцом. С другой стороны, могло быть и хуже — если бы я, к примеру, оказался заклинателем демонов с целым выводком домашних питомцев. Или начинающим оперным певцом. То-то бы вы поплясали!
— Ты опять шутишь, и это сбивает меня с толку, — вздохнула Триша. — Что плохого в пении? И тем более в демонах?
— Шум, — совершенно серьезно объяснил Макс. — От демонов, и от певцов шума гораздо больше, чем от меня, уж поверь.
И — видимо, в подтверждение своих слов — надолго умолк. Полез в карман за сигаретами, прикурил, по рассеянности, от капли росы, сверкнувшей в лунном свете. У него в кармане всегда есть спички, но сейчас он, наверное, забыл, как все устроено и откуда обычно берется огонь. Франк тоже иногда так чудит — то ли дразнится, то ли на самом деле путается, кто его разберет.
— Так получается, твои друзья не приходят, чтобы тебя не отвлекать? — наконец спросила Триша. Долго не решалась нарушить молчание, но не утерпела.
— Можно сказать и так. Хотя точнее будет: чтобы не мешать мне быть тем, кого они не знают. Потому что тот Макс, с которым они знакомы, ни за что не справился бы с делом, которым я сейчас занят.
— Это как же? — растерялась Триша.
И ясно же, что лучше бы поскорее закончить этот опасный разговор, но невозможно удержаться от расспросов. А кто бы смог?
Но Макс, похоже, даже рад возможности продолжить. Задрал голову, чтобы она сверху видела его лицо, и улыбнулся так безмятежно, что Триша тут же перестала тревожиться.
— Понимаешь, — сказал он, — это же совершенно невозможно. Я хочу сказать, так не бывает — чтобы человек жил себе, жил, ну, пусть даже магией занимался, ладно, предположим. У нас в Соединенном Королевстве ею вообще все занимаются, от мала до велика, и что с того?.. Все равно так не бывает, чтобы человек, будь он хоть трижды заслуженным колдуном с волшебной дубиной наперевес, вдруг — оп-па! — и создал целый Мир. Не человеческого ума это дело. И не по силам нашему брату. И не надо, чтобы было по силам, и без того есть чем заняться всякому человеку, где бы он ни жил.
— Ты это к чему? — насторожилась Триша. — Хочешь сказать, что ничего такого не делал? И все это тебе только мерещится? И мне, за компанию? А кому из нас мерещусь я? И кому ты? И есть ли на самом деле хоть кто-то?
Макс помотал головой.
— Отставить панику. Все есть, всё есть. Ничего никому не мерещится. Это я тебе гарантирую. Думаю, дело в том, что я только выгляжу как человек. И привык считать себя человеком. И веду себя, как самый настоящий человек — ну, предположим, не совсем обычный. С другой стороны, а кто обычный? Лично мне такие давненько не попадались… Но на самом деле я, получается, кто-то другой. Или даже что-то другое. Специальное полезное существо, изобретенное хитроумной природой для создания новых Миров — почему нет. Кто-то должен этим заниматься. Просто я еще очень молодое и неопытное существо. Или, наоборот, слишком старое, успевшее все на свете тысячу раз кряду позабыть. В данном случае совершенно неважно. Так или иначе, а мне пришлось начинать практически с нуля. И, в частности, знакомиться с собой. С тем собой, который все это делает. Очень, знаешь ли, интересное вышло знакомство. Никак в себя не приду.
— Ты хороший, — твердо сказала Триша.
На всякий случай. А то вдруг Максу правда не нравится. И он, чего доброго, решит радикально измениться. Нет уж, от добра добра не ищут.
— Да, вполне ничего, — неожиданно легко согласился он. — И кстати, имей в виду: я не жалуюсь. Просто стараюсь быть забавным. Потому что ситуация правда очень комичная. Сама посуди: «Здравствуйте, я ваш новый демиург. Подвиньтесь, пожалуйста, немножко вправо, мне тут кусочек Мира быстренько досотворить нужно. Спасибо, уже все».
— Действительно смешно, если со стороны смотреть, — невольно улыбнулась Триша. — Так получается, твои друзья…
И умолкла, не зная толком, что, собственно, собирается сказать. Или спросить. Совсем запуталась. Но Макс, похоже, все равно понял.
