годы своего существования музей стал чем-то вроде хранилища для всех картин, скульптур и предметов искусства, которые не пережили передачи от одного поколения к другому. Время от времени музей потихоньку продавал экспонаты, которые так и не смогли попасть в галерею, чтобы освободить место для новых вещей, которые могли бы это сделать.
Таким образом, хранилище было похоже на тщательно охраняемый и законсервированный мусорный ящик. В хранилище Клойстерса находились бесчисленные образцы резных капителей и фрагменты керамики. Здесь были манускрипты в искусно украшенных переплетах, спрятанные в пластиковые шкатулки янтарного цвета, миниатюры, эмалевые таблички с посвящениями, ювелирные изделия, реликварии, позолоченные иконы и один окаменелый палец святого. Мы остановились, чтобы записать номер реликвария святого Христофора.
Я выдвинула полку и посмотрела на изящно вырезанных на слоновой кости миниатюрных кабанов и единорогов, пока Рейчел записывала цифры на листе бумаги. Кроме того, я заметила несколько ячеек, в которых отсутствовали экспонаты.
– Куда все это делось? – спросила я, указывая на пустые места.
– Наверное, забрали на выставку, – сказала Рейчел, заглядывая мне через плечо. – Или перевезли куда-нибудь на время.
Я провела пальцем по этикеткам, которыми были помечены пропавшие предметы. Каждый номер доступа начинался с первых трех букв названия работы, и я попыталась представить, что могло быть здесь: RIN – кольцо, TOU – Тулуза. Но следующая этикетка привлекла мое внимание. Первые три буквы ее вступления гласили DAR. Только потом я посмотрела на ее название – «Святая Дария». Подробности гласили: слоновая кость, Германия, 1170 год, дар Вестонского фонда от 1953 года. Я записала номер поступления и последовала за Рейчел, которая перешла к рукописям.
Время, проведенное в хранилище, словно тянулось без конца. И хотя я пыталась сосредоточиться на репликах Рейчел – «Ты не видела Библию Оттона Третьего?» – я могла лишь прокручивать в памяти то, как ощущалась в моей руке статуэтка в квартире Лео, как она была одновременно тяжелой и нежной, как искусно была вырезана. В тот день, вернувшись вечером домой, я изучила историю святой Дарии. Она была малоизвестной раннехристианской святой, которая начала свою жизнь как жрица богини Минервы. Но, как отступницу от римской религии, ее, похоже, постигла участь, уготованная для неверных жриц – быть заживо погребенной в песчаных карьерах возле римских катакомб. В воображении возник образ меня самой, запертой в одной из комнат музея – ни дверей, ни окон, ни выхода.
– Ты готова? – спросила Рейчел, повернувшись ко мне лицом и закрывая ящик для хранения. – Думаю, у меня всё. – Я лишь кивнула. – Ты в порядке, Энн?
– В порядке, – отозвалась я. – Просто… странное ощущение.
– Ужасно не люблю подобное, – заявила она, держа дверь открытой, чтобы я могла пройти.
Вернувшись в библиотеку, я с нетерпением ждала, когда восстановится функция поиска в нашей внутренней сети. Когда она заработала, я ввела номер поступления и нажала кнопку запроса.
Конечно, я знала, что найду, но это ничего не меняло: передо мной на экране была статуэтка, которую я нашла в шкафу Лео. Она должна была стоить – я тщетно пыталась подсчитать стоимость чего-то настолько бесценного и исторического – не менее 50 000 долларов. Правда, по меркам Клойстерса это было не так много, но для садовника и начинающего драматурга это точно была огромная сумма.
Я закрыла ноутбук и встала, не отвечая на вопросительный взгляд Рейчел. Мне нужно было подышать воздухом.
Снаружи травы клуатра Кукса́ колыхались от ветерка, дувшего с Гудзона; головки маргариток сплетались и весело покачивались, когда я, смирившись с неизбежным, шла к офисам службы безопасности.
– У всех ли есть доступ к хранилищу? – спросила я, просунув голову в дверь.
– Ты выпускаешь весь кондиционированный воздух, – пожаловался Хэл, дежурный охранник. Я шагнула внутрь.
Прежде я никогда не замечала, что служба безопасности в музее была продуманной, но при этом осуществлялась довольно небрежно. В офисе были мониторы и компьютерное оборудование, на которых постоянно крутилась запись перемещений посетителей и сотрудников. Но это помещение было и импровизированной кухней, заставленной коробками с пирожными, а на столе притулилась дополнительная кофеварка. В углу громоздилась куча неиспользованных раций. В конце концов, это не имело значения: все было подключено к сигнализации. За исключением, конечно, хранилища.
– Думаю, да, – сказал Хэл. – Мы не особо следим за этим, потому что там бывают только сотрудники. А что?
– Мне просто любопытно.
– Что-то не так?
– Нет. – Я не думала так далеко вперед. Я не подумала о том, что мне следует ответить, если меня спросят, зачем мне это нужно. Но Хэл вернулся к своим мониторам, а я стояла и смотрела на движение посетителей по галереям, их группы, как косяки рыб, то сливались, то разделялись. Я все равно не была готова никому рассказать. Я хотела сначала собрать все фрагменты воедино.
Я решила пройтись по музею на тот случай, если экспонат действительно выставлен для обзора. Однако каждая следующая стеклянная витрина подтверждала мои подозрения. Мой желудок сжался в комок, и я пожалела о том моменте, когда потянулась к стопке шляп.
«Какое невезение!» – подумала я. Нет, теперь я понимала, что дело в другом. Это была судьба. То, как Лео поощрял меня брать то, что я захочу, вдруг приобрело более мрачный оттенок.
Прежде чем вернуться в библиотеку, я провела через считыватель своей ключ-картой и вернулась в хранилище. Кивнув сотрудникам отдела консервации, начала выдвигать полки с предметами, специально высматривая небольшие ценные вещи. Те, в которых были драгоценные камни или которые были сделаны из дорогих металлов или материалов. Я также обратила внимание на каждую из камер. В хранилище их было четыре, и каждая фиксировала отдельный квадрант. Невозможно было не заметить Лео, если б он был здесь, но вероятность того, что камеры были достаточно зоркими, чтобы засечь предмет в его ладони, была невелика.
Я начала замечать закономерность: в каждом третьем или четвертом ящике не хватало какого-нибудь предмета. Номер регистрации был аккуратно обозначен, а место для предмета пустовало. Я понимала, что, возможно, некоторые предметы были взяты во временное пользование, а другие могли находиться в Метрополитен-музее. Возможно даже, что в отделе консервации проводилась очистка некоторых из них. Но когда я продолжила методично выдвигать ящики, то заметила, что ни один из крупных предметов не отсутствовал настолько явственно. Вынести из музея резную капитель, как я понимала, было гораздо труднее, чем произведение искусства карманного размера. А в эпоху Средневековья и раннего Возрождения не было недостатка в таких предметах.
Я закрыла последний ящик и вернулась в библиотеку, где Рейчел выжидающе посмотрела на меня.
– Куда ты ходила? – поинтересовалась она.
Я не
