А эскадра после этого ночного погрома была в ужасном состоянии. Весь экипаж крейсера видел бедственное положение «Монарха», а в роковых последствиях двух мин и залпа для «Ириса» никто не сомневался. Великолепный транспорт «Кляйв», взорванный катером № 1, пошел ко дну со всем лошадьми, а людей его спасали по мере сил и возможностей шлюпки товарищей по несчастью. Та же судьба постигла громадный пароход «Индия», взорванный катерами № 3 и № 4. Фрегат «Султан», шедший в хвосте эскадры, пострадал сравнительно немного, так как катер № 2 взорвал под ним только одну мину, проводники же другой мины были перебиты, а сам лейтенант Михайлов и его минеры были тяжело ранены выстрелами с «Султана».
Велико было торжество и удивление акул, конечно, не знавших, кому они были обязаны изобильной трапезой, и не обращавших ни малейшего внимания на великолепные обводы затонувшего «Ириса» и роскошную отделку «Кляйва».
К 10 часам утра все катера были собраны и подняты на места. На катерах № 3 и № 4 оба офицера и три матроса были серьезно ранены, так как они случайно попали в полосу электрического света одного из транспортов и получили залп целой батареи пушек Норденфельда с «Султана». Один только катер № 1 отделался благополучно.
Всем раненым была подана помощь, а сам крейсер снова поворотил к югу и пошел по направлению к Зондскому заливу.
Окончив очень успешно и с малыми жертвами это опасное дело, капитан Сорокин первый раз за время похода задумался над своим положением. У него убыло уже 7 строевых офицеров, отчасти ранеными, отчасти переведенными на «Сынка», а сам крейсер начал терять свое драгоценное качество: он шел уже заметно тише, вероятно, оброс в подводной части; винт начинал постукивать в дейдвуде довольно заметно. Оно так и должно было случиться. Подводная часть не чистилась почти год, а машина усиленно работала чуть ли не 8 месяцев. Исправления по этим частям можно было сделать только в Кронштадте или Севастополе в доке, но как было даже подумать попасть туда?
А если крейсер пойдет еще тише, соображал капитан, то ему не будет доставать угля на продолжительные переходы. Он не в состоянии будет догонять противника и сделается для него безвредным, безопасным и даже смешным.
Несмотря на это, капитан Сорокин не проронил ни разу ни одного слова о необходимости исправлений или приостановки своей деятельности. Он сам был проникнут глубоким убеждением, что должен действовать во вред неприятелю до тех пор, пока крейсер в состоянии будет двигаться, и это его убеждение было так сильно, проглядывало во всем так ярко, что и все его подчиненные, начиная со старшего офицера и до последнего матроса, верили в него, как в непреложную истину. Все и каждый придумывали средства и возможности помочь как-нибудь крейсеру своими силами.
Кроме того, все знали, что капитан ждет известий от адмирала Казанцева, а в последнего верил весь Тулонский русский отряд. Все знали, что лучше его никто не выйдет из затруднения, что яснее его никто не видит и не знает нужды своих судов и подчиненных. Но, несмотря на все это, как в голове капитана, так и в головах его подчиненных, близко стоявших к делу и ежедневно замечавших некоторые неисправности крейсера, чаще и чаще возникал неотвязчивый вопрос: отчего мы не имеем хорошей станции на Тихом океане? Почему мы не нашли необходимым свить себе орлиное гнездо на каком-нибудь острове, выбрав любой из разбросанных по океану самим Создателем? Почему юный германский флот заслужил более заботливости о себе своей страны, давшей ему станции в Африке и Австралии? Да, эти мысли невольно лезли в голову, но оставались без ответа и разъяснения.
Крейсерство «Русской Надежды» и «Сынка»
Пока же деятельность по истреблению флота неприятеля шла старым порядком и довольно успешно.
Первой жертвой на этом переходе оказался пароход «Лорд Байрон» водоизмещением 3000 тонн, шедший из Австралии с шерстью. Так как груз его был бесспорно английский, то последовал обыкновенный приговор и за ним исполнение — сняв экипаж, утопили.
Два следующих парохода под английским флагами были отпущены под выкупные обязательства, так как на обоих оказался, несомненно, нейтральный груз — тик из Рангуна в Киль. Пароходы были большие, по 4000 тонн водоизмещением, и дали обязательства каждый в 500 тысяч рублей. Но тем не менее они весело поплыли далее, и можно было наверное предположить, что по сдаче тика в Киле они так же весело и бойко поплывут с артиллерийскими запасами или углем для английской эскадры в Финский залив. Впрочем, эти пароходы взяли к себе и пленных, свидетелей погрома английских транспортов на меридиане Фартака.
Глава 4
«Сынок» громит Карачи и Бомбей
Мы уже сказали выше, что капитан «Русской Надежды», оставив остров Беби, отдал приказание «Сынку» идти в Тихий океан на соединение с адмиралом Казанцевым. Но приказанию этому не суждено было исполниться.
Так как «Сынок» был не что иное, как создание «Русской Надежды», и так как движения и действия его были в прямой зависимости от этого крейсера и неожиданно закончили его дело у мыса Фартак, только что описанное, то нам кажется не лишним поговорить здесь и о нем.
Можно утвердительно сказать, что как ни серьезно боевое значение типа судна, отвечающего требованиям современности, и вооружение корабля, но значение экипажа во сто крат серьезнее. Благо тем, которые сумеют соединить эти требования в военное время, их ждут неувядаемые лавры и вечная благодарность потомков.
Качества «Мура», обращенного в «Сынка», были созданы образованными мореплавателями, а капитан его Копыткин был такой же воспитанник незабвенного учителя русского флота, адмирала Бутакова, как и весь экипаж «Русской Надежды» и, следовательно, должен был действовать в их духе и направлении.
Надобно сказать, что остров Беби был таким пунктом, у которого суда крейсерской эскадры по расписанию всегда могли ожидать встречи угольного транспорта или посыльного судна с почтой и всеми новостями.
Не прошло и часа после ухода «Русской Надежды», как к острову пристал пароход Русского общества «Лермонтов», обращенный теперь в транспорт с углем, провизией и дополнительным экипажем для «Сынка». Адмирал Казанцев предоставлял Копыткину полную свободу действий во вред английским судам в Индийском океане, к северу от экватора, сообщая некоторые сведения о важности и значении в данную минуту порта Карачи и о возможности нападения там на неприятеля.
По последним известиям, имевшимся на пароходе «Лермонтов», видно было, что война с Англией близится к концу. Обе стороны употребляли теперь чрезвычайные усилия. Полное бессилие и дальнейшая политическая судьба бывшей владычицы морей, кажется, уже никому не были более сомнительны. Ирландия и почти вся Индия находились в восстании, Австралия громко высказала свое неудовольствие против метрополии, не сумевшей защитить ее от энергичных нападений русских крейсеров. Белагисар и Пешавар[140] пали, Атток не задержал долго переправу, и наша армия так же благополучно и славно перешагнула через Инд, как перешагнула и через Дунай. Европа поняла, что совершается неизбежный приговор истории, и ждала в страхе и удивлении рокового конца. Неслыханные насилия и наглость английских моряков над беззащитными жителями обширных русских побережий на Крайнем Севере не принесли видимой пользы врагу, тем не менее вызвали справедливые репрессивные меры, и «Лермонтов» привез, между прочим, «Сынку», к общему удовольствию, отмену Парижской декларации.
Копыткин пожалел, что эти важные новости не дошли своевременно до сведения крейсера «Русская Надежда», и торопился теперь воспользоваться ими сам.
В предстоящую минуту он стал сильнее вдвое, приняв с «Лермонтова» семь офицеров и сто человек нижних чинов различных специальностей, командированных к нему адмиралом Казанцевым.
В течение почти двух суток производилась безостановочная погрузка с транспорта угля, провизии, мин Герца и Уайтхеда с принадлежностями. Мины в особенности долго задержали «Сынка». Но это было, впрочем, не по вине минеров. Надобно сказать, что мины Уайтхеда попали на «Лермонтов» случайно с какого- то английского транспорта, захваченного одним из наших крейсеров при входе в Мельбурн. Мины были новейшие, так сказать, последнее слово науки, стале-бронзовые. Но крейсер при их перегрузке очень торопился и, забрав все, не озаботился, а может быть и не имел времени захватить соответствующих зарядных камор. Взятые же наудачу по числу мин, уже вполне готовые и наполненные лекальным пироксилином, теперь только едва удалось разобрать по номерам. Минерам пришлось сделать вновь и запалы с гремучей ртутью, вовсе не доставленные «Лермонтовым».
