Ланг показал, что тот незаконнорожденный сын рижского немца-купца и его служанки латышки, что с малых лет служил он у барона фон Альштетта, но уехав шесть лет назад из Риги Ланг никаких известий о нём не имел, и увидел после того только в Москве, — продолжал Крамниц. — Чем Артман занят в Москве, Ланг говорит, что не знает, но карету он ему сдал, как из уважения к приятельству с его отцом, так и потому, что знал — править лошадьми Артман умеет. По возвращении кареты Ланг Артмана более не видел.
— Что-то с трудом верится, — прокомментировал я пересказ Крамницем слов Ланга.
— Мне тоже, — согласился пристав. — Но Ланг теперь не денется никуда, надо будет, ещё допрошу.
— А что с баронессой? — подтолкнул я Крамница перейти к той части рассказа, что для меня представляла куда больший интерес.
— С баронессой… — Иван Адамович странно покривился. — С нею всё непросто.
Как это было и после допроса Ташлина, Крамниц поинтересовался, буду ли я слушать его или читать допросные листы, я, как и в тот раз, выбрал живые впечатления, пусть пристав и имел привычку излагать их суховато и скучновато. Если что, допросный лист я и потом могу почитать, да и вряд ли в нём изложение будет живее.
— Так вот, — Крамниц глубоко вздохнул и приступил к рассказу. — Что Юрген Артман тот самый Юрий Артамонов и есть, баронесса подтвердила. Он, по её словам, так русским представлялся, чтобы удобнее было. Что служил он у неё экономом, она подтвердила тоже. Но она его ещё в октябре месяце рассчитала, говорит, на руку был нечист. Прислуга слова баронессы подтверждает и даже более того, некоторые служанки сказали, будто был тот Артман любовником баронессы.
Интересно… Значит, жили не тужили, но после смерти Ташлиной и Данилевича баронесса своего милого друга поменяла на приказного советника Ташлина. Вроде и ничего необъяснимого — уж приказной-то советник всяко солиднее, нежели эконом, но что-то такое совпадение большого доверия у меня не вызывало. Да и, как я понимал, ценность в качестве любовника Артман для баронессы представлял исключительно в постельном рассмотрении, а уж там он должен был бы дать Ташлину сто очков вперёд, хотя бы потому, что моложе.
— И что же дальше? — спросил я, когда мы с Крамницем уполовинили наши стаканы.
— Баронесса сказала, что куда делся Артман после увольнения, ей всё равно, и она ничего о том не знает, — продолжил Крамниц. — Но одна из служанок показала, что Артман говорил ей, будто вернётся в Ригу. Я в Рижскую губную управу запрос на розыск и поимку Артмана не то Артамонова отправил уже, будем ждать. На всякий случай и в Московскую городскую управу написал, мало ли, что он там говорил служанке. На том мои вчерашние успехи и закончились.
— А с неудачами тогда что? — заинтересовался я.
— Никакого пергамента Илья Модестович не обнаружил ни в покоях баронессы, ни в комнатах прислуги, ни в хозяйственных помещениях, — поведал пристав. Так, стало быть, той самой рукописи у неё нет… — Ядов не найдено тоже. Среди служанок баронессы ни одна ни лицом, ни сложением, ни даже возрастом и близко на хозяйку не походит.
М-да, а вот это и правда неудача… Неужели я так позорно ошибся?
— Изъял я у баронессы брошь золотую с изумрудом, — продолжал Крамниц, — что, по показаниям Дударевой, на Ташлиной была в день её отъезда из дома, но баронесса утверждает, будто брошь ту сам же Ташлин ей и подарил, как траур соблюдать закончил. Допрошу Ташлина, и ежели он слова баронессы подтвердит, вернуть ей брошь придётся.
Хм, а вот это уже интересно… Сам я в драгоценностях не особо сведущ, но Варенька уж всяко лучше меня в них понимает. Что-то мне кажется, тут не просто так…
— Иван Адамович, — я постарался вложить в голос побольше убедительности, — а не дадите мне эту брошь дня на три-четыре? А я вам за это узнаю, когда эту брошь на баронессе видели. Вдруг ещё до того, как Ташлин перестал показывать, как он горюет о смерти супруги?
— Это вы, Алексей Филиппович, неплохо придумали! — оживился пристав. — Я следить за баронессою своим людям велел крепче прежнего, но если ещё и на этом её ухватим, тоже делу не помешает!
[1] Сап — опасное инфекционное заболевание, поражающее кожные покровы, лёгкие, костные и мышечные ткани. Болеют преимущественно лошади, но сап может передаваться и человеку.
Глава 27. Лёд тронулся!
Есть, есть всё-таки в мире справедливость! Уж сколько мы с Иваном Адамовичем хлебнули неприятностей с этим делом, а тут, наконец-то, удача! Да, маленькая, но всё равно удача же!
Варенька и её подруги со всею уверенностью брошь Ташлиной признали, а две из них вместе с моей супругой столь же твёрдо стояли на том, что видели украшение на баронессе фон Альштетт ещё в декабре и январе. Пусть зацепка и невелика, пусть самой баронессе с нею ничего особо и не грозит, но вот Ташлина теперь есть на чём прищучить. Я на всякий случай слова боярынь Левской, Линёвой и Симоновой записал, и они составленную мною бумагу подписали собственноручно. Сгодится такая бумага Крамницу в дело подшить, хорошо, не сгодится, всё равно знать будет, а если очень понадобится, то и сам боярынь опросит. Надо ли говорить, что Крамниц, получив обратно брошь, а в приложение к ней такую бумагу, принялся радостно потирать руки? Я ему, правда, слегка ту радость подпортил, напомнив о сохранении вероятности того, что брошь могла носить и изображавшая баронессу другая женщина, как и о том, что женщину ту надо искать. Для порядка напомнил, исключительно для порядка, а вовсе не по злобе…
Сходил я и к профессору Маевскому. Итогу моего испытания Михаил Адрианович, понятное дело, был не особо рад, но и каких-то сильных переживаний я у него тоже не заметил. А вот относительно проведения моих занятий при университете Маевский меня обнадёжил, сказав, что затея вызвала на факультете определённый интерес, хотя некоторые из господ профессоров и выразили определённые опасения — а не собирается ли посторонний соискатель хитрым образом использовать престиж университета, чтобы с тем же университетом соперничать? Тем более, речь-то идёт о Левском, а
