Пумо, шедший на несколько шагов впереди меня, остановился, увидев, что я не двигаюсь с места, а затем присоединился к трём другим гренадерам Гвардии. С большим трудом все четверо достигли другого берега.
Я подошёл ближе к Фалоппе, от которого меня отделял только береговой склон, чтобы сказать ему, чтобы он шёл вдоль левого края колонны, а раз я уже на льду, то пойду по нему до окончания узкого участка дороги и подожду его там. Потом я присоединился к толпе, которая, то медленно двигалась, то останавливалась, кричала и переругивалась с людьми на берегу – те больше всего на свете боялись свалиться с берега.
Я уже преодолел три четверти пути, когда заметил, что река делает резкий поворот налево, а дорога, уже широкая в том месте, ведёт прямо. Я вернулся туда, где берег был не так крут, но, обессилевший, имея только одну действующую руку, я безуспешно пытался выбраться наверх.
Я вскарабкался на нагромождение льда, не слишком надеясь на чью-то помощь. Я опирался левой рукой на ружье, а другую вытянул вперёд, чтобы тому, кто окажется ближе всех, было легче вытащить меня. Но мольбы мои были тщетны. Никто не отвечал мне, никто даже внимания на меня не обращал. Наконец, Бог сжалился надо мной. Когда толпа в очередной раз остановилась, я увидел старого солдата Императорской Гвардии, усы и борода его покрылись сосульками, а сам он был закутан в огромный белый плащ. Я обратился к нему тем же умоляющим тоном:
– Товарищ, прошу вас, ведь вы тоже, как и я, из Императорской Гвардии, дайте мне руку, и вы спасёте меня.
– Как, по-вашему, я дам вам руку? – сказал он, – мне нечего вам дать.
От такого ответа я чуть упал.
– Тем не менее, – продолжал он, – если вы сможете ухватиться за мой плащ, я попытаюсь вас вытащить.
Затем он низко наклонился, а я схватился за плащ. Я даже впился в него зубами и выбрался на дорогу. К счастью, в этот момент не было давки, иначе меня бы насмерть затоптали. Убедившись, что я в безопасности, старый гренадер посоветовал мне крепко ухватиться за него, что я и сделал, но с большим трудом, так как приложенные усилия, сильно ослабили меня.
Вскоре после этого колонна двинулась вперёд. Мы прошли мимо трёх мёртвых лошадей и фургона, рухнувших в реку. Именно они создали пробку на дороге. Наконец, дорога стала шире, и идти стало легче.
Затем появился Фалоппа, плача и ругаясь на итальянском, что не может идти дальше. Старый солдат спросил меня, что это за хнычущее как женщина, существо. Я ответил, что это оплот и защита Пьемонта.
– Он больше никогда не увидит сурков и медведей в родных горах, – сказал старый гренадер.
Я приободрил бедного Фалоппу, дал ему свою руку, и мы продолжили путь.
Было около пяти часов. До Ковно оставалось более двух лье. Старый гренадер рассказал о том, что пальцы он отморозил ещё до Смоленска. После ужасного перехода через Березину, он нашёл дом в Зембине и переночевал. В ту ночь все его пальцы отвалились один за другим, но с тех пор он страдал меньше, чем ранее. Его товарищ, до того момента никогда не покидавший его, ушёл по направлению к горе (Понари) близ Вильно, чтобы взять денег из брошенных фургонов. Назад он не вернулся.
Пройдя ещё полчаса, мы достигли небольшой деревни и зашли в один из уцелевших домов, чтобы отдохнуть и немного согреться, но остаться не смогли: дом был битком набит людьми, валявшимися на вонючей соломе, кричащих и обливающих руганью любого, кто к ним прикасался. Почти у всех них были отморожены руки и ноги. Пришлось довольствоваться конюшней, где мы встретили гвардейца из того же полка и эскадрона, к которому принадлежал и наш старый гренадер. У него была лошадь и, надеясь найти больницу в Ковно, он взялся помочь своему товарищу.
Мы прошли ещё полтора лье, и снова ударил мороз. Опасаясь, что станет ещё холоднее, я сказал Фалоппе, что надо идти, но бедняга сел на кучу навоза и отказывался встать. Я ругал и умолял его; мне удалось заставить его встать, а потом я вытолкал его из конюшни. На дороге я дал ему опереться на свою руку. От ходьбы мы немного согрелись и прошли приблизительно лье.
Во время небольшого отдыха в какой-то деревне, мимо нас прошло много отставших от армии. Все они были такие же, как и мы – жалкие и изнурённые. Некоторые ложились на снег – признак приближающейся смерти. Я постоянно ободрял и упрашивал Фалоппу:
– Мы уже почти пришли. Держитесь и будьте смелее.
Но он остановился, опустился на колени и опустил голову на руки. Я подумал, что он умер и присел рядом, изнемогая от усталости. Холод, пробирающий меня до костей, заставил меня сделать усилие, чтобы подняться снова, но, сказать по правде, это был приступ ярости – и я поднялся. Затем, схватив Фалоппу за волосы, я усадил его – он с удивлением смотрел на меня. Убедившись, что он жив, я сказал ему:
– Смелей, мой друг. Мы уже недалеко от Ковно – я вижу монастырь.[86] Разве вы не видите его?
– Нет, сержант, – отвечал он, – я не вижу ничего, кроме заметающего меня снега. Где мы?
Я сказал ему, что мы недалеко от места, где можно будет переночевать и где есть хлеб и водка.
В этот момент по дороге проходили пятеро крестьян. Я попросил двоих из них за плату по пять франков каждому помочь привести Фалоппу в Ковно. Но, поскольку было поздно и холодно, возникли некоторые трудности. Я догадался, что крестьяне опасались обмана – они говорили по-немецки. Я достал из сумки две пятифранковые монеты и отдал им одну, обещая вторую после прибытия. Крестьяне согласились. А троих других я попросил вернуться к старому гренадеру, пообещав заплатить, и они тотчас ушли.
Крестьяне подняли Фалоппу, но бедняга не мог даже стоять. Они остановились, не зная, что делать. Тогда я показал им, как можно нести Фалоппу с помощью ружья, поддерживая сзади свободной рукой. Но этот способ тоже не помог. Тогда крестьяне решили, что один из них понесёт Фалоппу на спине, а второй понесёт ранец и ружье и, кроме того, поможет идти и мне. По пути в город, до которого оставалось не более половины лье, мы пять или шесть раз останавливались отдохнуть. В такие моменты крестьяне сменяли друг друга. Если бы потребовалось идти, хотя бы на четверть часа дольше, думаю, мы бы не дошли.
Между тем, основная часть отставших обогнала нас, но ещё очень многие, а также арьергард, оставались позади. Иногда раздавались звуки пушечной пальбы, которые казались нам последним вздохом нашей армии. Наконец мы пришли в Ковно по той дороге, которую знали наши крестьяне – наша колонна не шла по ней. Первый попавшийся дом оказался конюшней. Мы вошли. Крестьяне помогли нам поудобнее устроиться, но прежде чем отдать вторую пятифранковую монету, я попросил их принести немного дров и соломы. Они принесли и то и другое, даже развели нам огонь, потому что я просто не мог пошевелиться, а гляди на Фалоппу, можно было подумать, что он умер. Фалоппа молча сидел в углу, но иногда губы и брови его двигались, а руки он поднёс ко рту – со стороны казалось, будто он что-то ест. Тепло огня, похоже, немного оживило его. Я расплатился с крестьянами. Перед уходом они принесли нам ещё дров и обещали вернуться. Поверив их обещаниям, я дал им пять франков, попросив принести мне немного хлеба, водки, и чего-нибудь ещё. Они обещали мне все это, но так и не вернулись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
