- К сестре! Пусть приготовит!
Сказав это, толстенький широкоплечий хирург с папироской в зубах отплыл к другим раненым.
"Вот это не Варька! - подумал про себя Сашка. - Не будет зря орать".
15
Утром 1 сентября Исламкул покинул кишлак так же неожиданно, как и пришел. Хамдам был удивлен.
Басмачи, уходя, не взяли с собой даже отобранного от джигитов оружия.
"Действительно, что-то странное есть в этом налете, - подумал Хамдам. - Неужели эмир прошел через Якка-Тут?"
Когда к вечеру этого же дня Хамдам узнал о взятии Бухары, он поспешил донести штабу о своем бое с басмачами в ночь на 31 августа, об однодневном плене. Он исказил факты и так их приукрасил, так завуалировал правду, что поведение его стало выглядеть доблестным и мужественным. Кто мог проверить его? Кто угодно. Но все свидетели, тридцать человек личной охраны, из которых осталось только двадцать восемь, думали так, как думал Хамдам. Это были головорезы и слуги, специально подобранные Насыровым. Да и обстановка была не такова, чтобы кто-нибудь имел время в чем-нибудь заподозрить Хамдама. Наоборот, нашлись в новом бухарском правительстве люди, которые отнеслись к Хамдаму с полным доверием.
Хамдаму передали, что сам Карим Иманов одобрительно отзывался о нем. Хамдам торжественно на радостях роздал своим джигитам подарки. Это еще более привлекло к нему сердца джигитов.
Эмир исчез. Это исчезновение очень обеспокоило всех. Штаб дал задачу во что бы то ни стало выследить бежавшего. Воздушная разведка ничего не обнаружила. Ни на востоке, ни на юге, ни на севере, ни на западе - нигде не оказалось никаких следов. Ни одного облачка пыли на верблюжьих тропах, ни одной группы всадников у колодцев. Безжизненная, мертвая степь... Ровный блеск тяжелых соленых озер... Тишина...
Штаб уже думал, что эмир упущен, когда неожиданно один из летчиков, Ухин, искавший эмира на западе и юго-западе, сообщил, что верстах в сорока южнее станции Кызыл-Тепе им замечен отряд в сотню всадников и караван из сорока арб и двадцати верблюдов с грузом.
Никто не мог сказать, является ли подозрительный отряд действительно отрядом эмира или это маскировка. Некоторые считали, что в этом отряде нет эмира и нужно продолжить дальнейшие поиски, так как естественнее всего предположить, что поезд эмира раскололся на части и движется в двух или даже в трех направлениях, чтобы тем самым затруднить преследование и лишить уверенности преследующих. Другие отрицали это предположение, но все-таки настаивали на развертывании разведки. Третьи успокоились и радостно вызванивали по всем телефонам и выстукивали по телеграфу, что эмир найден, надо не дать ему уйти. Словом, началась горячка.
В Карши полетел самолет с предписанием каршинской группе летчиков следить за продвижением замеченного отряда и не пускать его к афганской границе.
От приезжих из Бухары Хамдам узнал, что Юсуп тоже гонится за эмиром, что в степи он наткнулся на хвост неизвестного каравана, отбил несколько арб, груженных золотом и драгоценностями, и взял в плен каких-то сановников. Один из них был в шелковых алых шароварах с золотыми лампасами, в голубой венгерке, на левом плече у него висела старая, потемневшая генеральская эполета. Другой - в орденах, в обер-офицерских погонах царских полков.
Хамдам смеялся над добычей Юсупа и при всяком случае распускал слух, как бы подсказывал своему собеседнику, в особенности военному начальству, что если бы не судьба, если бы он, Хамдам, участвовал в погоне за эмиром, все кончилось бы иначе, то есть эмир был бы уже закован в цепи. Хамдам иначе и не мыслил ареста эмира.
16
Пятого сентября, вместе с эскадроном, Юсуп вернулся в Якка-Тут. Он был угнетен, разбит. Бегство эмира, неудача с ним портили ему настроение. "Уж лучше бы погибнуть, да кончить его! Вот это было бы дело", - думал он.
Джигиты развели костер. Юсуп сидел на станции, дожидаясь ординарца. Никто не приходил. В кишлаке было тоскливо и тихо. Кое-где во дворах горели огни. Юсуп встал и нехотя пошел к Хамдаму. Ему сказали, что Хамдам допрашивает пленных.
...За этот день разъезды Хамдама несколько раз сталкивались с басмачами, рассеивая их шайки. От пленных Хамдаму стало известно, что среди эмирских частей действовали отряды Иргаша и что Иргаш, в числе других курбаши, поддерживал отступление эмира. Джигиты, болтавшие обо всем, сообщили Юсупу все эти новости. От них же Юсуп узнал о внезапном ночном нападении Исламкула.
Юсуп почувствовал, что все события в Якка-Тут идут как-то по-своему, необычно. Все имеет свой странный неуловимый привкус.
...Хамдам допрашивал каждого пленного. Сортировка затянулась.
Если наивный, усталый, измученный человек отвечал ему без колебаний, он отправлял его в Бухару. Пленные - простоватые дехкане - были искренни. Они не умели прятать чувств.
Если же Хамдам замечал хоть каплю смущения в ответе пленного, или уловку, или старание замаскироваться, пленный оставался в Якка-Тут. Сомнительным Хамдам решил лично подарить свободу. Отпуская этих людей, он давал им понять, что с этой минуты их судьба в его руках.
Последним оставался Дадабай.
Хамдам сидел во дворе за маленьким деревянным столиком. За спиной Хамдама стояла личная охрана. Два тусклых фонаря слабо освещали двор.
Хамдам спросил Дадабая:
- А Иргаш тоже скрылся с эмиром?
- Не знаю.
- А как же ты очутился здесь? Значит, ты изменил советской власти? Перебежал к белобухарцам? Понимаешь ли ты это? Ведь ты теперь дважды изменник!
- Почему дважды?
- А первый раз, помнишь, я простил тебя. А теперь ты опять принялся за старое.
Дадабай молчал. Он был почти раздет, в ободранной рубахе, в грязных штанах. Хамдам с презрением посмотрел на бывшего богача.
Дадабай пугливо озирался. Его глаза всюду встречали либо винтовки, либо огни фонарей, либо взгляд Хамдама. Он подумал: "Я сейчас умру. Сейчас Хамдам рассчитается со мной". Тогда, желая хоть чем-нибудь застраховаться от опасности, надеясь на невозможное, он закричал, чтобы пригрозить Хамдаму:
- Я не хочу отвечать тебе. Ты двоедушный человек! Если ты с большевиками - будь с большевиками. А если против большевиков, за басмачей, - то иди против! Ты думаешь, я не знаю, зачем сюда при...
Но Дадабай не успел договорить: Сапар, по знаку Хамдама, бросился на него и воткнул свой кулак прямо в глотку ему. Дадабай замычал, Сапар пинком опрокинул его. Схватив за ноги визжавшего Дадабая, Сапар поволок его в сторону конюшни. Хамдам отвернулся, чтобы не видеть, как Дадабай колотится головой по земле.
Через минуту в глубине конюшни Дадабай был расстрелян. Из конюшни вышел Сапар, облизывая руки, искусанные в кровь.
В эту минуту Юсуп появился в воротах.
Узнав Юсупа, Хамдам вскочил.
- Приехал уже? Так скоро? Дорогой гость! - воскликнул Хамдам.
Юсуп нахмурился.
- Ну, отправляй всех в Бухару! - крикнул Хамдам Сапару. - Чего стоишь!
Несколько конвойных окружили десятка полтора басмачей. Басмачи, глядя исподлобья на Хамдама, прошли мимо него со связанными руками.
- Кто кричал здесь? Что случилось? - спросил Юсуп, озираясь.
- Сейчас, сейчас! Все расскажу, - хлопотливо ответил Хамдам.
- Это пленные?
- Сторонники эмира. Зверье! - сказал Хамдам, тряхнув головой. - Я расстрелял одного из них за мятеж. Он набросился на меня.
Хамдам вздохнул и вытер мокрый лоб.
Ночь была теплая.
- Пойдем к пруду! - сказал Хамдам.
- Но ведь это бесчинство!
- Я защищался.
- Но ты не имеешь права расстреливать.
- Он враг. - Хамдам повысил голос. - Все знают Дадабая как врага советской власти. Это дело политическое. И всю ответственность за это дело я беру на себя.
- Какой Дадабай? - вдруг вспомнил Юсуп. - Из Андрахана?
- Ну да! Тот самый. Уж не он ли подослал убийц к Аввакумову? - вдруг, точно обжигаясь, проговорил Хамдам, чувствуя, что за э т о г о человека Юсуп вступаться не будет.
- Все равно. Нельзя было без суда. Ты же знаешь! Запрещено.
- А зачем он возмущает народ? Здесь фронт. Зачем он порочит власть в глазах джигитов? Я и так потерялся. Не понимаю, что делаю.
В глазах Хамдама появилась скорбь. Юсуп удивленно посмотрел на него.
Хамдам схватил его за локоть:
- У меня горе. Садихон убежала.
Лицо Юсупа на мгновение застыло, как будто Хамдам оглушил его.
- Куда убежала? Что такое? - упавшим голосом спросил он.
- Неизвестно. Ничего не известно, - сказал Хамдам. - Я и сам не понимаю. Скорей бы домой!
Хамдам сложил руки, как для молитвы, и прошептал:
- Великий боже, помоги мне стерпеть это!
Он сдавил ладонью рот как будто бы затем, чтобы сдержать рыдание.
Если бы Хамдам в другой раз вздумал сыграть эту сцену, он бы, наверное, многое испортил в ней. Но сейчас вдохновение и удобный момент помогли ему. Вспомнив веселую Садихон, он заплакал, как великолепный актер, потом вытер слезы, раскрыл полевую сумку, вынул письмо Насырова и отдал его Юсупу.
