Иорвет, который нетерпеливо мерил шагами избу, навострил уши.
— В клобуках? — переспросил он.
— Таких вот, что вёдра, — старуха снова с готовностью заводила у седой головы руками. — Всю избу обнесли, и брагу…
— Избу другие обнесли, мать, ещё в подзим, — сказал вернувшийся староста. — А эти господа с острова, чтоб им зады расщеперило — коз увели, хряка последнего да вот Луцку…
— Уж не с того ли острова эти господа, что на озере через болота? — заинтересованно спросил Иорвет.
— А вам что, милсдарь? — с подозрением спросил староста.
Иорвет снова важно огладил бороду, словно жил с ней всю жизнь, а потом, усевшись на лавку напротив меня, невзначай похлопал по мешочку на поясе. Звякнули медяки.
— Спрос, говорят, нынче денег стоит, — он кивнул на старуху, — а мне нужны сведения.
Староста услужливо поклонился.
— Те господа в клобуках с замка на острове — охотники за колдуньями?
— Дак вы сами всё знаете, милсдарь, — заволновался староста.
— Расскажи мне про них. Когда они здесь были, что от вас хотели, как прошли через болота.
Староста обошёл стол и уселся на лавку рядом со мной.
— Уж дней десять назад пришли, ещё морозило. Как первый зазимок выпал, лёд схватился даже на топинах, дак хоть на лошади можно было пройти. Это сейчас дряпня — не то снег, не то дождь. Мокропогодица, — староста охватил руками голову, облокотился на стол. — Семеро пришли…
— С мертвяком недоетым, — невнятно добавила старуха, посасывая размокшую корку.
— Одного по дороге задрали, — кивнул староста. — Одна евойная голова, как бы сказать, и осталась, нам за неё спрос и предъявили.
— Кто задрал? — уточнила я.
Он обернулся на меня, замялся.
— Говори, — сказал Иорвет.
Староста запустил пятерни в редкую шевелюру, почесал голову.
— Да мало ли гадья на болотняке водится, — ответил уклончиво.
— Дальше, — потребовал Иорвет, а я, выпучив глаза, так и продолжала смотреть на старосту, на его взлохматившиеся волосы, за которыми стало видно ухо. Вернее стало видно место, где когда-то была ушная раковина, а теперь остались лишь зарубцевавшиеся вокруг слухового прохода ткани.
— Мы по избам засели, двери на запирки закрыли, да им что. Сказали — не выйдем из изб, попалят все Козолупы. Сказали, что ведьма ихнего братана умертвила.
Я изо всех сил моргала Иорвету, скашивая глаза на ухо старосты, но оно снова скрылось под волосами.
— Добрая знатуха Луцка была. У моей дочи меньшая доча гнилая была, всё болела. Луцка её выправила. И мне травы варила, дак дёсны не кровили, — меланхолично сказала старуха.
— Повесили нашу Луцку на дереве — тут же, за домом, — мрачно сказал староста. — Дескать она и есть ведьма. В оплату за мертвяка того коз забрали…
— И хряка, — дополнила старуха.
Иорвет отстегнул мешочек от пояса и высыпал на стол несколько монет. Похоже было, что денег в деревне не видели давно, потому что старуха со старостой невольно подались вперёд.
— Нам нужно пройти через болота и выйти на озеро поближе к острову, — сказал Иорвет.
— К самим Охотникам? — ахнул староста, провожая глазами исчезающий мешочек с монетами. — Зачем же, милсдарь?
— Спрос денег стоит, — Иорвет кивнул на медяки на столе. — Покупаешь?
— Нам без дела, чего оне тут шлюндают, — быстро сказала старуха, пресекая любопытство старосты на корню.
— И правда, не нашего ума дело, — согласился тот. — Только прохода через болота нет, никак неможно.
Иорвет прищурился, и староста под его взглядом втянул голову в плечи.
— Через тракт на Охсенфурт пойдёте до Бенькового, оттуда через Сворки и до Залипья. Там уж дорога добрая. Охотники так назад и пошли, а их семеро было…
— И мертвяк, — добавила старуха.
— Нам нужно напрямик, — Иорвет мельком глянул на меня, и я сложила под столом пальцы для Аксия, ожидая его знака.
— Заблудите, затопнете! — почти закричал староста и затряс головой. — Никак нельзя напрямик!
Дверь распахнулась, и в тот миг, когда я почти выпустила Аксий, староста вскочил из-за стола.
— Знаешь же, поганец, что нечего мне тебе дать — ни кусочка, ни шкалика! — заголосила женщина, уже другая. — У ней-то четверо, один помрёт и нехай — ещё нарожает, у ней муж есть! А моя кровиночка…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Решу без тебя, чьего выбрать, — пыхтел староста и выпихивал женщину из избы.
За ними захлопнулась дверь, и снаружи послышалась ругань.
— Вот долба, даром, что староста, — тихо сказала старуха, болтая скрюченным пальцем в пустой миске и нащупывая крошки. — Хозяйкам-то любой живот сгодится, не только дите.
В избе было натоплено, но спину захолодило, будто за шиворот сыпанули снега.
— А что, бабушка, нам из-за Хозяек через болота нельзя? — осторожно спросила я, придвинувшись к старухе.
Та не ответила и смотрела перед собой мутным взглядом, словно бы несколько минут назад не ловила каждое слово на лету. Потянувшись к сумке, я достала свёрток с лепёшками, взятыми из лагеря, и протянула ей.
— А есть путь через болота, бабушка?
Она цапнула свёрток так стремительно, что я отшатнулась.
— Чего б не быть, гать лежит. Хозяйкам дары носили, а как перестали, беда одна. Дак выбираем гостинчик.
Староста, отдуваясь, зашёл в избу, и старуха молниеносно сунула лепёшки за пазуху.
— Без ума баба, ничего не объяснишь! — он захлопнул дверь.
— Есть путь напрямик, — веско сказал Иорвет, кивнул на старуху и вновь достал кошель.
— Хозяйкам-то любой живот сойдёт, — повторила та. — И бабам радость.
Староста долго смотрел ей в лицо, явно соображая что-то, медленно осел на лавку.
— И правда, так-то оно лучше выйдет, — проговорил он и неожиданно расплылся в подобострастной улыбке. — Но деньги вперёд!
***
Провожать нас вышло полдеревни. Старуха на прощание намекала, чтобы мы оставили у неё вещи, она-де убережёт и позаботится, отчего нехорошее предчувствие, что нас отправляли в один конец, только крепло. Среди жителей я заметила нескольких детей. Обняв за плечи, матери прижимали их к животам и смотрели нам вслед с надеждой.
Гать начиналась за спутанными, как колючая проволока, кустами. Староста провёл по опушке заболоченного леса за деревней, потом след в след за ним мы пересекли кочковатое круглое болото. Без проводника притопленные доски гати мы не нашли бы нипочём.
— Вы эта… Хозяйкам не перечьте, идите туда, куда скажут, а они уж прямиком к озеру вас выведут, не сумлевайтесь, — сказал староста на прощание.
— Врёт, как дышит, — я смотрела на удаляющуюся спину нашего проводника. Он перепрыгивал с кочки на кочку, как кузнечик. — Может и правда надо было идти в обход.
— Надо было, если бы не время. Нам повезёт, если охотники ещё не довезли Эйльхарт до замка.
Иорвет с силой почесал волосатые щёки, подумал и, оглядевшись по сторонам, оторвал с лица бороду.
— Наконец-то! — с облегчением выдохнул он. — Но с бородой и легенда не понадобилась. На что ты показывала мне в избе?
Он осторожно направился по доске. Я шла за ним и рассказывала про отрезанное ухо старосты и всё, что знала о трёх ведьмах — Хозяйках Леса. Про то, как жители окрестных деревень поклонялись им и приносили кровавые дары взамен на защиту.
— И детей? — с отвращением в голосе спросил Иорвет.
— Особенно детей, — подтвердила я. — Ведьмы держали их у себя, раскармливали и…
— Хватит, — оборвал он.
Доски нахлёстом продолжали одна другую и под нашим весом порой уходили по щиколотку под воду в мягкую бурую траву. Снега на болотах не было, деревья стояли худые, с обломанными верхушками. Местами гать заканчивалась на пригорках, но неизменно появлялась на трясинах. Через некоторое время я начала мёрзнуть и перестала чувствовать пальцы ног в полных ледяной воды сапогах. Однако больше, чем переохлаждение, меня тревожила полная безжизненность этих мест, полная тишина. По чавкающим и хлюпающим доскам среди залитой пожухлой травы мы шли и шли, шли и шли, и я фокусировалась на спине Иорвета, чтобы не впасть в стылую болотную летаргию.