Туман за это время достиг двери, и в проёме всё было мутно-белым, будто хижина ведьм летела в облаке.
— Она спряталась! Так нечестно! — обиженно закричал детский голосок из тумана.
С размахом захлопнув дверь и подсветив дорогу Игни, я перебежала на другую сторону комнаты. Посередине закутка там стоял котёл с остатками прилипшего варева на дне. Угли под ним были ещё тёплыми. На столешнице лежали подвядшие травы и половинка буханки хлеба. С перекладины свисали заячьи тушки.
Всё указывало на то, что дом был обитаем, да и след из отрезанных ушей, превращающихся в тумане в сладости, привёл сюда. Значит и Иорвет должен был быть где-то рядом.
Глаза освоились в темноте, и осторожно, с обнажённым мечом в руках я направилась к стене напротив двери, которую полностью затягивал гобелен, жутко и богато украшенный, словно иконостас. Рядами вокруг стояли свечи, и я провела над ними ладонью с зажжённым Игни. Из тьмы показались обрамляющие гобелен плетёные, кажется из волос, фестоны. Как лианы, тянулись к нему толстые верёвки с бахромой. Человеческие черепа глазели со стен и свисали с балок на цепях.
На самом же гобелене была вышита картина — три молодые ведьмы, зловещие даже в своей прекрасной ипостаси. Хозяйки Леса. Я помнила картину из игры, но теперь в колеблющемся свете свечей по ней двигались тени, и казалось, что ведьмы ожили.
Правая — в высоком колпаке, с длинными тёмными волосами, прикрывающими грудь, — приподнимала юбку, из-под которой виднелись две пары ног. Центральная держала на коленях корзину с чёрной курицей и сжимала в руке ритуальный нож. У неё, как и у сестры слева, не было видно лица — вышивка расползлась, и волосы, из которых был сплетён гобелен, торчали из ткани лохмами.
— Иорвет! — закричала я.
Пламя свечей покачнулось, и входная дверь со скрипом отворилась. В густой белой пелене за порогом маячили тени.
— Выходи, трусиха! — крикнул оттуда ребёнок.
Я подбежала к двери, заорала в туман:
— Как увидеть Хозяек?!
— Она здесь! Она играет! — обрадовались дети. — Эй ты, догоняй!
Я вдруг поняла, что сил не осталось, что едва стою на ногах. Рана на боку зудела, бедро было всё в крови. Я была мокрая, грязная и совершенно не знала, что делать.
— Я не буду играть, пока вы не ответите! — крикнула я, спустила с плеча на пол сумку и сжала меч.
— Сначала догони!
Ступив в туман, я взмахнула мечом вслепую, и тут же на меня бросился кто-то, вцепился в плечи. У лица клацнула пастью безносая морда с отвислыми ушами, и, отведя голову, я вдарила по ней лбом.
— Хозяйки не любят тощих, Хозяйки любят сладких! — голоса детей искажались, сливались с верещанием чудовищ.
В левую руку впились зубы, на спину напрыгнули, повалив меня на землю. Ударив Аардом и раскидав кучу, я рубанула мечом по шее туманнику, который разодрал рукав и бульдогом вцепился в предплечье. Его тело обмякло, но он не разжал зубов. Отгоняя знаками остальных, пытаясь не подпустить их близко, я тащила за рукой труп, орала от боли и отступала обратно в хижину ведьм.
Завалившись внутрь, я отшвырнула меч и ведьмачьим ножом, скуля и всхлипывая, разжала челюсти туманника. Из-под разорванного рукава хлестала кровь. Как мне могло прийти в голову выйти наружу? Я сидела на полу зловонной избы в растекающейся луже грязной воды и крови, за спиной светился ведьмин алтарь, и я была совершенно одна.
***
От Ласточки нещадно тошнило, но из раны на боку перестало кровить. К сумке на полу присоединился арбалет, сверху я положила чудом не потерявшуюся шляпу. Время размазывать сопли прошло, пришло время их подбирать. Иорвет был здесь, и ведьмы тоже, и если они не хотят говорить со мной, придётся их заставить!
Я прошагала к гобелену. Замахнулась и полоснула мечом по ткани. Поперёк животов вышитых ведьм прочертился разрез. Ничего не произошло. Ударила Аардом в стену, с грохотом с полок разлетелись черепа и сушёные тушки летучих мышей. Половина свечей погасла. Ноль реакции.
— Что-то же должно вас пронять! — воскликнула я и в закутке кухни вспорола мешки с зерном и расправилась с глиняными горшками и тарелками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Черепки валялись по всему полу. Тишина.
— Какая же идиотка… — меня вдруг осенило.
Что же, этот разгром нужен был хотя бы для того, чтобы мозг начал функционировать, а не слепо вязнуть в болоте жалости к себе.
Я прошагала в закуток справа от двери, где в корыте плавал расчлёненный труп и с балок свисали цепи с крюками.
— Кольцо… Где-то здесь… — бормотала я под нос.
Нашла! Кольцо было приделано к люку в полу, незамеченному мною в темноте. Я схватилась за него, из приседа потянула наверх, и крышка люка легко подалась.
Снизу шёл мягкий свет. Я соскользнула по лестнице. Моментально одним взглядом охватила подвал. Светились свечи у алтаря, только другого — под черепом лося, напоминающим личину дьявола, был заляпанный кровью жертвенник. Рядом сидела у прялки безобразная старуха в высоком колпаке. Я сглотнула. Пряха встрепенулась, будто смахнув сон, и безошибочно направила в мою сторону лицо — один глаз был скрыт повязкой, а на месте другого был кожный нарост, весь в мелких отверстиях, по которым ползали мухи. Задвигала свисавшим ниже рта бородавчатым носом, принюхалась.
— Твоя отравленная эликсирами кровь мне не нужна, — визгливым старушачьим голосом сказала она.
Я глянула на пол — с руки капало, и внутри левой перчатки было мокро и горячо.
— Но волосы на починку ковра пригодятся, — скручивая нить из кудели, старуха зашевелила длинными костлявыми пальцами, каждый из которых оканчивался чёрным когтем. Другой рукой завращала веретено.
— Где Иорвет? — дрогнувшим помимо воли голосом спросила я.
— Ты ищешь, как и все вы, — сказала она. — Ходите друг за другом, блуждаете во мгле. И возвращаетесь к нам.
Старуха гнусно хихикнула и, отложив веретено, вдруг задрала юбку, под которой оказалась пара лишних недоразвитых ног. Огладив руками, развела их пошлым, отвратительным жестом.
— Сладкий юноша, — облизнувшись, сказала она и повернула лицо в темень в глубине подвала. — Спит и жаждет меня. Я буду лучшей и буду последней.
Не отводя нацеленного на ведьму меча, я осторожно пошла вдоль стены. Старуха подхватила веретено, и оно закрутилось с неимоверной скоростью.
Иорвет лежал на лавке на спине, раздетый до рубахи и штанов. Лицо его было белым и неподвижным, правая рука соскользнула и касалась пола, левая покоилась на груди.
— Что ты с ним сделала?! — закричала я.
— Укольчик веретеном, и юноша спит и ждёт, пока я подарю ему блаженство. А я сплю и жду, пока мои кишки освободятся от жирного борова, который пугал меня Вечным Огнём. Вечным! — всхрюкнув, старуха рассмеялась и отложила веретено. — Вечные в этих землях только мы…
Смех оборвался, она потянулась к ритуальному столу и схватила украшенный рунами нож.
— Ты разбудила меня, — сказала она, повернувшись, — и теперь я заберу твои волосы вместе с головой. Вставай на колени, и в этот раз делай, что велят!
Засветился шар Квена и тут же исчез, когда Пряха взмахнула длинными костлявыми руками и пропорола защитную оболочку когтями. Вместе с Аардом я сделала выпад, меч вошёл в пустоту — старуха обратилась дымом и исчезла. По всему подвалу захлопали крылья, чёрные вороны, сделав круг, слетелись, и она появилась за моей спиной.
Мечом я остановила стилет, и свободной рукой старуха хлестнула наотмашь, будто хотела дать мне пощёчину. Обожгла когтями ухо, по шее потекло.
— Повылазили… дрянные выскочки, — фальцетом приговаривала она, — у той хоть была кровь, сладкая Старшая Кровь! Белые волосы…
Уклонившись от стилета, я ударила Аардом, и вновь лишь чёрный дым пыхнул в стороны.
— Терпение, сёстры — не та, так эта ответит за вашу смерть!
Я рубанула по кисти со стилетом — взметнулись чёрные вороны — и ногой откинула выпавший стилет к стене, в кучу ветоши и мешков. Старуха вновь появилась сзади, на спину обрушился страшный удар, и меня швырнуло на деревянные клетки, которые проломились подо мной, и мне показалось, что спина хрустнула. Я закопошилась среди обломков. У соседней стены неподвижно, не реагируя ни на что вокруг, лежал на лавке Иорвет.
