- А сейчас покажи мне первую гвардию.
- Hir rat gynffon, - Елена позволила себе легкую, едва заметную улыбку, в которой, однако, читалась уверенность. Фехтовальщица приняла нужное положение, острие меча сверкнуло, будучи направленным в переносицу мастера. Женщина перевела со старого стиля. – «Длинный крысиный хвост».
- Неплохо, - согласился фехтмейстер. – Но это положение больше подходит для боевого ножа. Мой клинок следует держать чуть по-иному.
Пантин зашел с правого бока ученицы, критически обозрел ее сверху вниз. Елена замерла в статике, скосив глаза в сторону фехтмейстера.
- Кисть вот так, - поправил мастер, самолично двигая рукой ученицы, как у марионетки. – Чуть левее. И ниже. Это будет правильным, укол пойдет по более короткой линии. А теперь…
* * *
В сарай Елена заползла едва ли не на четвереньках, держась за стенку. Занятия Пантина традиционно выматывали до полного изнеможения, но сегодня мера усталости превзошла все ожидания. Мышцы болели, казались отекшими и каменными одновременно, так что не помогала никакая заминка. Елена выполняла типичные, давно заученные, тысячи раз повторенные движения, но теперь, под руководством Пантина, чуть по-иному, самую малость, но по-другому. И это оказалось многократно сложнее и тяжелее, чем учить с нуля. Новый стиль требовал постоянного самоконтроля, чтобы не сбиться на привычную технику, а привыкшие к определенным движениям и траекториям члены отзывались на смену режима болезненным протестом. В общем, Елена мечтала лишь о том, чтобы добраться до кровати, глотнуть подогретой воды из чашки, а затем упасть на желтую от частых стирок простыню и далее сразу в сон. Не раздеваясь. Не умываясь. Все это подождет до завтра. А сейчас просто лечь, закрыть глаза, пока суставы не развинтились окончательно, как у сломанной куклы.
Закрыть глаза…
Женщина выругалась, понимая, что случилась беда, пока не очевидной тяжести, но явственная. Больно уж мрачно посмотрел Грималь, нагруженный одеялами, больно уж скверно закашлялся через тонкую стену Артиго. И Кимуц был совершенно трезв, помешивая ложечкой варево, что готовилось в котелке на разогретой печи. Судя по запаху – молоко с медом и каплей какого-то алкоголя.
Ненавижу вас всех, привычно уже подумала Елена, осознав, что сон откладывается на неопределенный срок. Ненавижу… А теперь поглядим, что с барчуком.
Как и следовало ожидать, диагноз был поставлен быстро – «poeth bronnau», то есть, в буквальном переводе, «жаркая грудь». Увы, Елена и дома то не знала разницу между пневмонией, воспалением легких или, скажем, бронхитом. А местная «вульгарная» медицина таких различий тем более не ведала. Высокая температура, воспаленное горло и так далее. Может быть, сквозняк шею и бронхи продул, может энтеровирус, а может и грипп с осложнениями. Хотя последнее вряд ли, Елена помнила, что вроде бы от гриппа воспаляются и опухают лимфоузлы на шее, но тут все было в порядке. И кровью Артиго не кашлял, а лекарка еще по Пустошам запомнила, что это дурной признак, после которого можно собирать погребальный костер.
Оставалось сбивать симптомы, да так, чтобы не перегрузить пациента лечением, и надеяться на то, что хилый аристократический организм превозможет хворь.
- Уберите! - приказала Елена, сопроводив указание властным жестом.
- Ты рехнулась? - осведомился Раньян, крепко сжимая охапку одеял, и лекарка машинально отметила, что время идет, все течет и меняется. Еще совсем недавно лишь мысль о том, чтобы встать лицом к лицу с бретером наполняла душу паническим ужасом. А сейчас женщина с легкостью повышает на убийцу голос и ждет безукоризненного повиновения.
«Девочка-Леночка, ты определенно растешь над собой!»
- У него лихорадка, - отчеканила Елена, выкрутив на максимум лекарскую жесткость.
- И что? - огрызнулся бретер, не выпуская охапку одеял.
- Не перебивай меня! - сказала, как топориком лязгнула, женщина и повторила. - У него лихорадка. Она имеет коварную природу, внутренний жар изнуряет плоть, но телу кажется, что его наоборот, сковывает холод.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Как легко и ловко у меня получается…»
- Если закутать больного, он может перегреться. Особенно если такой… - Елена запнулась на мгновение, прикидывая, не смягчить ли, но безжалостно продолжила. - Маленький и слабенький. Тогда не выдержит сердце.
Раньян стиснул зубы, а заодно и одеяла так, что побелели костяшки пальцев.
- Если ты не веришь мне, занимайся им сам, - холодно выкатила ультиматум Елена. - Или отойди, не мешай мне спасать твоего… господина.
Она в последний момент удержалась от запретного слова, подумала, что это, конечно, тривиально звучит, но и у стен бывают уши. Особенно когда стены тонкие. Раньян посмотрел на Елену как рептилия, немигающим взглядом темных глаз, а после шагнул в сторону, молча, по-прежнему не разжимая бледных губ.
- Найдите уксус, - властно приказала женщина. - И побольше чистых тряпиц из мягкой ткани. Будем делать компрессы. Ступайте к травнику, возьмите у него шиповник и сушеные ветки малины. Отвар поможет сбить жар.
- Сделаем, - пообещала Гамилла из-за спины Раньяна. Положив руку на плечо меченосца она сказала негромко, но с властностью женщины, которая спасает дитя, пусть чужое. - Пойдем, господин клинка. У нас есть занятие.
К полуночи энергичные меры стали приносить результат, мальчику стало полегче, жар спал, однако не полностью, крепко вцепившись в худенькое тело. Ребенок не мог заснуть, то впадая в тревожное забытье, то просыпаясь. Елена мечтала хоть об одной «зеленой таблетке», держала Артиго за руку и молча страдала, перебирая в памяти все моменты, когда была нетерпима, сурова, наконец попросту безразлична к мальчишке. Постфактум таких эпизодов набиралось прискорбно много, куда больше чем она могла вспомнить.
Скрипнул табурет по другую сторону кровати, это молча сел Раньян, отряхивая капли воды с чисто вымытых рук. Елена учитывала, что болезнь может быть вирусной, поэтому заставила носить всех подобие медицинских масок и мыть руки с мылом. Лекарка смочила в миске с уксусом очередной компресс, бретер помог сменить тряпицу. Сарай пропах запахом болезни и лечения, знакомым с детства - Дед, будучи медиком, собственные простуды и температуру лечил строго народными способами.
Банки! - подумала Елена. Ну конечно! Завтра надо пройтись по лавкам и зайти в кабак, набрать стеклянных горшочков. Они дорогие, потому что в округе нет даже речного песка и тем более хорошего, «белого», соответственно нет и стекольных мастерских, товар привозят издалека. Но хоть пяток найти удастся и можно поставить хворобушке нормальные банки. Ближе к вечеру, чтобы не переусердствовать. Как говорили греки, что чересчур, то не во благо.
Очень кстати заглянул Кадфаль, коротко прогудел сквозь «намордник» - не надо ли чего. Елена прикинула, что после утомительной тренировки, да еще бессонной ночи может проспать и забыть, поэтому кратко расписала нужное, попросив заняться. Кадфаль задал пару вопросов для уточнения и серьезно пообещал начать с рассветом.
Артиго снова пришел в себя, попил отвар малины. Мальчик выглядел получше, надрывный кашель поутих, лоб уже не обжигал пальцы, как раскаленная печка. Но обольщаться не стоило, ребенок заболел тяжело и надолго.
- Не спится, - наполовину вздохнул, наполовину всхлипнул Артиго.
- Все в порядке, - успокоила Елена, стараясь говорить как можно увереннее. - Самое страшное позади. Выздоровление будет долгим, но теперь оно неизбежно.
От взгляда мальчика захотелось плакать. Ойкумена не баловала женщину доверием и людской благодарностью, но в глазах Артиго читались отчаянный страх и столь же отчаянная надежда. Ни следа обычной для него заторможенности и невыразительной апатии.
- Расскажи… что-нибудь, - внезапно попросил маленький хозяин мира. Подумал, хмурясь, и добавил слово, которое женщина ожидала услышать от юного барчука в последнюю очередь.
