Глебу уже пора было отправляться в Москву, на свой наблюдательный пост, но влюбленные все никак не могли напрощаться-нацеловаться. Наконец служебный долг возобладал над личными желаниями, и Глеб, с трудом заставив себя оторваться от возлюбленной, делом доказал, что слова из полузабытой старинной песни «сегодня не личное главное, а сводки рабочего дня» остались актуальными не только для отдельных впадающих в старческий энтузиазм пенсионеров. На дорожку в качестве сухого пайка Юлия вручила милому другу пакет со здоровенным куском своего вегетарианского пирога и не востребованную никем, кроме Юлиных любимцев, баранинку на ребрышках. Глеб, проглотив слюнки, от баранинки стал отказываться: зачем везти то, чего он по своим убеждениям никак есть не может?
— Угости своих коллег, наверное, они пока еще не все стали вегетарианцами, — предположила Юлия.
И действительно, Викентьев с большим аппетитом принялся объедать с ребрышек куски баранины и очень удивился, увидев, что Глеб ограничивается вегетарианским пирогом.
— Моя любимая девушка — вегетарианка, — пояснил Глеб. — Ради нее я тоже решил отказаться от мяса.
— Да, — покачал головой Викентьев. — Помнится, ты читал мне стихотворение неизвестного автора: «Любовь — амор по латыни. От любви бывает мор, море слез, тоски пустыня, глад, морока и позор». Не знаю, как насчет всего остального, а глад уже налицо.
— Во-первых, ты неточно цитируешь, и потом моя вегетарианка вовсе не выглядит голодающей, напротив, прямо-таки кровь со сгущенным молоком. Вот и я — попривыкну к растительной пище и останусь бодрым и здоровым!
— Но и привыкать следует постепенно, это тебе любой медик подтвердит! Например, поначалу откажись от свинины, говядины, курятины, ограничься одной бараниной. Потом ешь одну говядину. И так далее в том же духе. Потихоньку-полегоньку в конце концов станешь вегетарианцем.
Глеб признал резонность доводов Викентьева, и они совместно уплели баранинку и закусили вегетарианским пирогом.
Отправляясь наблюдать за квартирой Дональда Табунова, Глеб попросил Викентьева завтра утром самому съездить за Кариной.
— Ты постарше меня, значит, для Карины поавторитетней. Уговори ее лечиться от наркотической зависимости. Я пытался ее убедить, но меня она не слушает.
У Глеба была еще одна причина, чтобы свалить на Викентьева поездку за Кариной. Стоило ему представить, что Юлия узнала о посторонней девушке в его машине, — и беднягу сразу пробирала дрожь…
Предположение, что избитый Додик с наступлением темноты рискнет выйти из своей московской квартиры, оправдалось. Кряхтя, охая и хромая на обе ноги, осквернитель понятий еле дотащился до новой машины. Старую-то, покалеченную участниками толковища, отвезли ремонтировать в автосервис. А Додику господин Табунов прислал другое авто: хоть и непутевый, а сын для отца всегда остается сыном! Додик сел в машину и поехал, но не в сторону свибловского микрорайона, где сидел в засаде Викентьев, а в центр, к Политехническому музею. Остановился в сторонке, из машины и носа не высовывает. А вот и нежный юноша, с которым Додик любезничал возле ресторана «У гуся». Шмыгнул к Додику в машину, и что они там делают, за тонированными стеклами не разглядишь. Вот так! Нетрадиционная сексуальная ориентация заставила Додика забыть про все переломы, вывихи и прочие серьезные травмы, а уж простые царапины, синяки и шишки и вовсе оказались не в счет! Глеб уже подумал, что только зря потратил время: ничего нового о Додике не узнал, на Серого через него не вышел… Как вдруг — сюрприз! Недалеко припарковалась довольно приличная черная иномарка. Номеров Глеб не разглядел, но машина показалась ему знакомой. Вышел водитель, худощавый мужчина не первой и не второй молодости, и Глеб его узнал. Это был Вадим Васильевич, садовник Никандровых, которого Юлия по совместительству приспособила для ухода за собаками. Поставив машину на сигнализацию, Васильич направился в гостеприимный сквер. Просто надумал прогуляться или шел со специфической целью? Ну что же, о вкусах не спорят, о сексуальных тоже. Это личное дело садовода-собаковода, но начальнику охраны о персонале должно быть известно все. Интересно, Новиков знает о предположительно нетрадиционной сексуальной ориентации Вадима? И если знает, почему не проинформировал следственно-оперативную группу? Скорее всего, потому что побоялся опять связаться с Юлией. Вадим Васильевич и Юлиных собак опекает, и в кустарниковых монументальных фигурах Юлин гринписовский замысел воплощает. А может, и собственный? Геи, говорят, отличаются тонким художественным вкусом. Не зря среди них много музыкантов, артистов, художников скульпторов и вообще людей искусства. Следить за Вадимом Васильевичем Глеб не собирался, и когда Додик, закончив беседу или чего там они в машине за тонированными стеклами с нежным юношей делали, уехал, Глеб последовал за ним. Но Додик просто вернулся на свою квартиру. Видно, состояние здоровья не позволило ему с кем-либо еще общаться, тем более развлекаться. Следить за увечным Додиком тоже сегодня не имело смысла, и Глеб поехал в свою общагу — следовало отоспаться за все эти тягомотные дни и беспокойные ночи.
Следующим утром Глеб прибыл в свибловский микрорайон раньше Викентьева, а когда напарник приехал вместе с Кариной, обратил внимание на обескураженный вид коллеги и его натянутые отношения со своей пассажиркой. Выбрав удобный момент и отведя Глеба в сторону, Викентьев объяснил причину своего конфликта с девушкой. Как они и договорились с Глебом, Викентьев стал по дороге убеждать Карину пойти лечиться в наркодиспансер. Но та наотрез отказалась, объяснив, что там лечатся одни совсем пропащие маргиналы. А она не такая, подобное общество для нее низко. Вот в коммерческой нарколечебнице — там совсем другая обстановка. Туда она пойти согласна, да денег нет ни у нее, ни у ее родителей.
— Я ей обещал, что мы за нее заплатим. Я внесу аванс, а ты, когда получишь свой гонорар, выплатишь медицинским коммерсантам всю сумму. И хватило же у меня ума показать ей пятитысячную купюру — мол, видишь, и деньги под аванс есть, можно ехать в лечебницу! Карина деньги увидела и привязалась ко мне, как репей: она хотела бы сама передать врачам и аванс, и всю доплату. А то как-то стыдно, что за нее платят посторонние мужчины. Мало ли что про нее подумают! А она не такая! Понятно, давать деньги в руки наркоманке — все равно что выкинуть их на помойку. Я и сказал, что так не пойдет. Но Кариночка уже удила закусила: подъезжает ко мне и так и сяк, делает полупрозрачные намеки на возможность натуроплаты за плату: мол, я ли не хороша? Я ей культурно ответил в том духе, что хороша ты хороша, да ничего хорошего. Тогда она вытаскивает наркотики и предлагает мне купить дозу на пробу, уверяет: такого кайфа не словите вовек!
— Ничего себе! — ахнул Глеб. — Мы ее уговариваем лечиться от наркозависимости, а она тебя в благодарность хочет посадить на иглу!
— Не только меня, тебя тоже! Смотрю, у нее там несколько пакетиков! А это уже крупная партия! Мало ли что может случиться! Наркоконтроль остановит машину, обыщут — потом затаскают по следователям! Я хотел отнять у нее эти наркотики и выкинуть их от греха. Так Кариночка эта заявила, что сейчас выпрыгнет из машины и начнет орать, что я ее хотел изнасиловать и принуждал принимать наркотики! Я плюнул и отдал ей эти пакетики назад. Пусть хоть продает их или сама получит передозу — мое дело сторона. Я за ради кого-то садиться в тюрьму не собираюсь!
— Вижу, перетрусил ты основательно, — подытожил рассказ напарника Глеб.
— А я вообще трус, — неожиданно согласился с подковыркой Глеба Викентьев. — Это и документально подтверждено: меня из спецназа как раз за трусость и уволили… Нет-нет, я говорю серьезно, — увидев усмешку Глеба, принявшего слова напарника за шутку, продолжал настаивать на своем Викентьев.
— У тебя же, насколько я знаю, есть боевые награды за храбрость? — Глеб так и не понял, разыгрывает его коллега или говорит на полном серьезе.
— Награды-то есть, да раз на раз не приходится… Неприятность у меня случилась, когда и не ожидал. Так, рядовое боестолкновение. Террорист засел в доме, а там кроме него вся его семья: и жена беременная, и дети. Сам-то палит по нам из автомата, дети ревмя ревут, а жена вопит благим матом. С нашей группой увязался корреспондент с телевидения и штабной один, подполковник. Наверное, хотел, чтобы его запечатлели на видео в боевой обстановке. Подполковник этот говорит: «Нужно женщину и детей вывести из дома… Если случайно убьем ни в чем не повинных людей, тем более женщину или ребенка, разразится огромный скандал. А вызволим их оттуда — продемонстрируем свой высокий гуманизм и неукоснительное соблюдение норм международного права. И награда найдет героя! Кто пойдет?» А сам смотрит на меня. У меня, конечно, стрелять в женщину и детей не было никакого желания. И вывести их из-под огня тоже хотелось. Даже в Библии сказано: «Возлюби ближнего, как самого себя». Но ни в каком Священном писании не говорится, что ближнего и семью ближнего нужно любить больше самого себя или своей собственной семьи. Так что в первую очередь я подумаю о своих детях, да и о себе тоже. А боевик пусть сам о своей семье заботится и ее спасает. Эти свои размышления я в общих чертах и высказал штабному. А он начал кричать: «Трус! Позоришь высокое звание российского офицера!» Ну и так далее… Я его в ответ послал, в смысле, сказал: «Иди сам!» Штабной, конечно, никуда не пошел. Но нашелся доброволец. Как помню, Горнов его фамилия. И женщину беременную он вызволил, и детей…
