не нужно напрягать голосовые связки, чтобы окунуть меня в пучину унижения.
У меня на глазах выступают слезы. Тело считаные мгновения назад пылало огнем страсти, теперь же я сгораю от жгучего стыда. На мне все еще надеты босоножки. Штаны болтаются вокруг щиколоток. Трусы сдвинуты в сторону. Топ задран. Хорошо, что хоть грудь закрыта: стремясь доказать мне свое превосходство, Гордеев даже не потрудился его снять. И его одежда на контрасте с моей в полном порядке.
Отвернувшись, Кирилл шумно выдыхает. Запускает пятерню в растрепанные волосы. Пока я дрожащими руками поправляю трусы и натягиваю брюки, он проходит в ванную. Раздается шум воды. Он моет руки.
Когда он выходит спустя минуту, которая кажется мне вечностью, я все еще стою у стены. Просто не могу двигаться, настолько я потрясена случившимся. Дрожу с головы до ног. Горло сжимают слезы.
– Я позвоню, – бросает коротко.
Щелкает входная дверь. В этот момент я даже не понимаю, кого ненавижу сильнее – себя или Гордеева.
Глава 17
«Ненавижу его. Ненавижу. Хотел наказать меня? Продемонстрировать, какой властью надо мной обладает? Что ж, надеюсь, он удовлетворен, потому что я больше никогда не позволю себе капитулировать перед ним таким образом. Никогда не пойду на поводу у собственных низменных чувств. Не сдамся. Не буду».
Кипя от гнева, обиды и возбуждения, которым все еще пропитана каждая клетка тела, я решительно ступаю под горячий душ. Больше не плачу – много чести. Взращиваю в себе злость. Она лучше, чем слезы. Что угодно лучше, чем слезы.
А я ведь считала, что злость – это деструктивное чувство, разрушающее человека. Глупая. Глупая. Глупая идиотка. Хорошо, что сегодня Гордеев избавил меня от этого наивного убеждения. Больше никаких иллюзий: прошлое – в прошлом, настоящее предельно ясно. Ультиматум. Долг. Платеж. Три недели. Я, конечно, справлюсь. Без лишних чувств и сантиментов. Раз Кирилл может – и я смогу.
Щедро намыливаю кожу гелем, ожесточенно тру мочалкой тело в отчаянной попытке стереть с себя любые напоминания о прикосновениях, поцелуях, болезненно сладких ощущениях, которые подарили мне руки, губы и язык Гордеева. Ничего не помогает. Его запах будто въелся в кровь, а пальцы поставили несмываемый отпечаток на коже. И как же бесит, что то, что для него было показательным актом возмездия, для меня стало настоящим потрясением и оставило после себя такую физическую и эмоциональную опустошенность.
«А чего ты хотела, дурочка? Чего ждала, когда он выкатил свое условие? Что он будет устраивать романтичные вечера так, как раньше? Дарить ласку и нежность? Целовать до потери сознания?»
Целовать… Он ведь даже не поцеловал меня! Ни разу. Искусал мою шею. Сделал все максимально отстраненно, чтобы подчеркнуть пропасть между тем, что было тогда, и тем, что есть сейчас. Все было просчитано. Пока я беспечно купалась в водовороте страсти, он четко и методично следовал своей цели. Намеренно распалял, чтобы ударить как можно больнее. И я знала, должна была знать, что к этому все и идет. Просто не ожидала, что будет так… так больно. И страшно. Потому что даже сейчас в голове непрестанно вертится вопрос: что я буду делать, если завтра Кирилл решит сделать что-то подобное снова? Он наглядно продемонстрировал мне, что за все годы я так и не смогла побороть своей слабости к нему. Ни с кем и никогда я бы не вспыхнула так быстро. Ни с кем и никогда мое унижение не было бы столь сильным. Только с ним. Так было всегда. Думала, что переболела. Но нет, губительные споры все еще там внутри, спрятались глубоко – не вырвешь.
Делаю температуру воды ниже, чтобы привести себя в чувство. Холодно. Но голова немного прочищается. По крайней мере, первый порыв – покидать вещи в сумку и уехать в ночь – уже не кажется единственно верным. В своей жизни я достаточно бегала. И как бы тяжело мне ни было признавать это, Гордеев прав, на все это я согласилась сама. Согласилась, просто не подумала о последствиях, а значит, мне некого винить. Кроме себя.
Насухо вытираюсь полотенцем и надеваю пижаму. Хочу поскорее уснуть. Уснуть, а завтра посмотреть на ситуацию свежим взглядом. Но растревоженное ласками тело не дает мне забыться. Заставляет с маниакальным упорством переживать минуты высочайшего наслаждения и одуряющего унижения. Снова и снова.
«Какая же ты лгунья, Александрова. Всегда была».
Из всего, что Кирилл сказал мне сегодня, это удар прямо в цель. С нашей первой встречи в совсем юном возрасте я ему лгала. Где-то неосознанно, не понимая природы собственных поступков, где-то специально, чтобы скрыть обуревающие чувства. Но лгала же. И вот к чему это привело.
Мы познакомились, когда мне было пятнадцать. Это был первый год, когда я переехала в Екатеринбург с мамой, отчимом и младшим братом. Мишутка тогда начал заниматься в секции по хоккею. И именно там, на льду, я познакомилась с Вадимом Малкиным. Обаятельный хоккеист-выпускник помог брату встать на коньки, а потом проводил нас домой и пригласил меня на свидание. И я пошла. Не потому, что Вадим мне понравился в каком-то романтическом плане, нет, а просто потому, что мне показалось, что в незнакомом городе у меня появился друг. А потом Вадим позвал меня в кино и познакомил с Кириллом.
Тяжело вздохнув, я переворачиваюсь на постели и смотрю в чернеющее за окном небо. А в голове, как кадры старого кинофильма, воскресают сцены из прошлого.
– Я не понравилась твоему другу, – говорю тихо, когда Вадим тем вечером провожает меня домой.
– Брось, – отмахивается парень. – Кир всегда такой. Его мать пару лет назад ушла из семьи, оставив их с отцом. Он к женщинам в принципе настороженно относится. Не забивай себе голову. Главное, что ты нравишься мне.
– Бедный, – пропустив его последнее замечание, шепчу расстроенно. – У него больше никого нет?
– Что ты имеешь в виду? – хмурится Вадик.
– Брата или сестры, – отвечаю поспешно, чтобы он не подумал ничего лишнего.
– Нет. Поверь мне, на отсутствие внимания он не жалуется, – как-то сально усмехается он, вызывая во мне волну отторжения. – Желающих развеселить Гордеева предостаточно.
– Ты про девушек? – облизываю внезапно пересохшие губы и прислушиваюсь к ощущениям – сердце отчего-то зашлось на каких-то новых частотах.
– Про девушек, – подтверждает Малкин. – Он же звезда баскетбольной команды. Проблем с тем, чтобы развлечься, у него никогда не было.
Сама не знаю почему, но эти слова заставляют кровь стремительно прилить к моим щекам.
– Давай не будем о нем, а? – Вадик делает попытку обвить руки вокруг моей талии, но я подаюсь вперед, чтобы ускользнуть
