Интересно, смогла бы фея приличной квалификации определить, что здесь происходило? Подразнить бы наставницу, она любит такие задачки.
Вэри покосилась на Марту — та собралась распаковывать аэрикшу. Нет, она не в духе. Ладно, придется своего зонтичного распаковывать. Хотя как раз сейчас Марта могла бы, наверное, провести интересный наглядный урок. ДНК в капельках пота, инфракрасный след, электромагнитное «эхо»…
Над головой грохнуло.
— Так и знала… — Марта бросила метлу и вскинула руки в небо. — Ну что за бурда?!
Ливень с привкусом марганцовки вмиг промочил и желтое, и вишневое сари.
# # # #
«Руки жрицы должны быть свободными, а руки идиотки — заняты», мысленно процитировала Вэри, тщетно пытаясь открыть зонтик как зонтик, а не как аэрикшу. «Вот с этой исторической байкой рыжая ведьма не промахнулась».
Перед заброской в Калькутту она не раз высказывала наставнице свое «фи» насчет сари. То, что оно не подтягивалось, не выравнивалось и не очищалось самостоятельно, как ее любимые кимоно — это еще можно было снести. Отсутствие режима парашюта слегка напрягало, потому что приходилось много летать. Однако Вэри все равно никогда им не пользовалась — не было случая, чтобы даже сломанный аэрикша не мог спланировать на землю. Да и отсутствие застежек с голосовым управлением — тоже не страшно. Они хороши при стриптизе, или когда у клиента пальцы слабые. Но на улице с ними бывает неуютно. Случайный звук, похожий голос — и обознавшийся лифчик отстреливается в самом людном месте.
В общем, требование не использовать умные шмотки было несложным. Особенно после курсов Кои. Но такой фасон… Обмотаться семиметровой тряпкой — и оставить все руки голыми!
Марта тогда заявила в ответ, что для их работы сари — самое удобное одеяние. И добавила насчет этих индийских жриц с их кодами-мудрами. Мол, неспроста у них такая одежда была.
Теперь-то понятно, что она имела в виду. От былого спокойствия наставницы не осталось и следа. Жесты голых рук летели в воздух с такой скоростью, что Вэри едва успевала различать отдельные коды, да и то лишь простейшие. Сама она только недавно выучилась работать «волшебной палочкой». Но чтобы вот так кидать пассы сразу двумя руками!
Ладонь параллельно земле, перевернутой лодочкой, мизинец вверх-вниз — это вызов Небесного Покрывала, главного искина Атмосферной комиссии. Пальцы правой руки бросают в воздух параметры — приоритет доступа, аварийная ситуация… Еще два незнакомых заклинания. Потом большой и мизинец в стороны, а правой рукой — личный код, затем «галочка» указательным и средним. Это включение коммута, срочный вызов… И опять серия незнакомых пассов, брошенных в воздух с изяществом, которому позавидовала бы любая системная фея.
Не прошло и полминуты, а они уже стояли в круге быстро сохнущей мостовой. За пределами невидимого купола по-прежнему бушевал санитарный ливень. Марта скрестила руки на груди и чего-то ждала.
«Странно, почему она сама не работает в этом „Деконе“, который стоит над модельерами? — размышляла Вэри. — С ее-то способностями, и так долго оставаться „феей без добреля“. Учить всяких дурочек кройке и шитью…»
— Полковник, вы не могли подождать с зачисткой, пока мы не улетим? — заговорила Марта.
Судя по направлению взгляда, она обращалась к маленькому коралловому выросту в мостовой. Вэри знала эту привычку: когда диалог шел во внутреннем интерфейсе, Марта выбирала себе объект для персонификации под настроение. Взгляд сверху на каменный прыщ под ногами выражал вполне очевидное отношение к собеседнику.
Ответ полковника был слышен только Марте. Она тут же продолжила:
— Да. Да. Нет. Хорошо, я не буду затягивать эту петельку. Но вы будете мне должны пару крепких стежков. Мне нужно…
Марта покосилась на Вэри и прикрыла глаза. Больше ни слова не было произнесено вслух. По теням, пролетающим по лицу наставницы, невозможно было понять, о чем разговор — до тех пор, пока Марта на взглянула на Вэри в упор. А после опять опустила веки и сделала еще один пасс.
«Ага, передала изображение. Неужто хлопочет за меня, хитрая ведьма? А я, между прочим, не просила…»
Глядеть дальше на эту глухонемую дискуссию стало неинтересно. Вэри демонстративно отвернулась, надеясь, что наставница заметит ее недовольство. Но Марта продолжала стоять как стояла, продолжала вить нитку своей непонятной интриги с невидимым собеседником.
Кстати, о нитках… Может быть, подсмотреть через Ткань, что они там плетут? Если говорят о ней, то наверняка в ее личной выкройке что-нибудь отражается. Правда, Марта предупреждала, что «на себе не шьют». Но ведь у нас теперь новый уровень доступа!
Темнота за веками вспыхнула разноцветными узелками. Вот и знакомая треугольная прореха, стянутая желтой нитью. Дело мультиперсоналов, которое она смотрела в последний раз. С новым уровнем доступа Ткань еще сложнее: под первым слоем цветного ковра просматривается второй. В нем своя дыра, покрупнее, и по форме похожая на цветок. Желтой нитью заштопан только один из ее лепестков. Еще несколько лепестков накрывает большая синяя заплатка. Но не все — остался один маленький черный разрез.
Вэри задумалась. Получается, что клинику доктора Шриниваса закрыли вовсе не из-за связи с МБГ. Вся эта охота на психотеррористов — лишь Лицевая. Но чтобы расшифровать незнакомые элементы Ткани, надо залезть в «исподники». Марта частенько пытала ее такими «разборами выкроек». Ох, как это муторно! Перед глазами сразу завертится множество документов — люди, организации, графы связей…
Ладно, в другой раз. А сейчас попробуем вызвать кое-что поинтересней…
Большое мутное пятно.
Ну да. А чего, ты, собственно, ожидала? Что доступ метамодельера даст увидеть личную выкройку? Обломись: она по-прежнему недоступна. На себе не шьют.
Вэри открыла глаза. Сразу после цветного плетения Ткани обычный свет всегда чуть-чуть раздражает — слишком белый, слишком густой. Облака прямо-таки вливаются в зрачки. И Марта так резко машет руками, пересылая что-то невидимому собеседнику.
Она вновь опустила веки. Может, все-таки посмотреть, что означает второй слой в деле доктора Шриниваса? И попытаться понять, почему у нее до сих пор остаются сомнения в правильности своих действий. Сомнения, из-за которых…
Вэри на миг замерла, прислушалась к ощущениям. И тут же, поддавшись радости нового маленького открытия, изобразила один из древнейших прощальных жестов — помахала рукой, как крылом.
Ты пролетел, мой Ангел-хранитель. Ты не сможешь отследить эту мысль, потому что ее очень трудно выразить даже для себя самой. А уж действие, которое надо проделать, вообще не содержит в себе ничего особенного.
Нужно просто открыть глаза. И найти ими то, на что надо смотреть в таком состоянии. Но для начала — поглядеть на другие вещи, чтобы Третий Глаз запутался окончательно. Станцевать с ним вальсок.
Она сделала первый шаг. Поглядела на серое небо, похожее на испорченный йогурт.
Вечные сомнения. Ты считала это своим проклятьем. Догадка, возникшая после теста с хрустальным шариком, лишь укрепила тебя в этой мысли: от неуверенности лучше избавиться. Тогда можно избавиться и от странных «живых картинок». Но надо ли — вот в чем вопрос.
Еще шаг, поворот. Голубой минарет мечети. Череп Кали из розовых каменных тел.
…Марта именно это имела в виду, когда говорила про шило. Сомнение — инструмент, с которым ты управляешься лучше всего. Это шило сделало тебя одной из лучших в добреле. Ведь чтобы помочь клиенту построить правильное будущее, нужно сначала разрушить то вымышленное будущее, которое ему мешает.
Снова шаг, шаг, поворот. Золотой многогранник, купол русского «пчельника».
…Но Артель не дает тебе применять инструмент сомнения к самой себе. Неуверенность штопают позитивными установками, свою персональную выкройку смотреть запрещают. На себе не шьют даже Золушки, стоящие над модельерами. Но кто же тогда шьет за них? Кто ведет твоего Ангела, притаившегося на затылке?
Шаг-шаг-поворот. Ручейки дождевой воды смывают пятно серебристого инея со стены дацана.
Как же ты раньше не догадалась! «Живые картинки» приходят не просто от неуверенности. Они возникают, когда ты сомневаешься в том варианте будущего, что придуман Артелью. И сейчас — то самое состояние. Осталось только увидеть…
Иероглифы трещин, проступающие из-под серебристой плесени.
Едва ли искины способны расшифровать этот странный язык. Язык, который понятен только тебе. Узор, приковавший взгляд, боль в висках — и моментальное раздвоение. Словно столкнулись два киба с большими аквариумами. Или склеились две голограммы — похожие, но не одинаковые. На одной — танцующая орхидея схвачена, заморожена синей тенью. А на другой…
