За заледеневшим окном, в сгущающихся сумерках, проносились заваленные снегом елки и сосны. Морозный пейзаж совершенно не отличался от того, что через залив, в СССР…
Поезд прибыл по расписанию, в двадцать ноль ноль. Давно стемнело, и еще похолодало. Как сообщили по громкой связи, температура в Хельсинки — минус двадцать шесть. Выйдя с продуваемой ветром платформы, зашел в вокзал. И увидел любимую россиянами надпись Еxchange. Поменял двадцать пять долларов по явно грабительскому курсу, и повернул направо. Согласно указателям, к такси. Немного подумал, и за десятку купил в сувенирном ларьке раскладной ножик. Весь в финских флагах, и расцветке. Перед тем как выйти на улицу, натянул поглубже балаклаву, тщательно застегнулся, и замотался шарфом. Но все равно, пятьдесят метров до стоянки такси, успел продрогнуть.
В Союзе не зря распространено мнение, что на западе — молочные реки и кисельные берега. Представить что я, выйдя из поезда на Московском вокзале, пойду, и без очереди сяду в такси — невозможно. Стоять придется час. Или, пройти дальше, и уехать втридорога.
Я считал и считаю что Хельсинки — дыра. Которая рядом с Питером рядом не стояла. Но сейчас, мой город очевидно проигрывает. Ярким витринам, праздничной иллюминации. Нарядно одетым прохожим.
Честно говоря, я опасался, что таксист меня не повезет. Название Кюлясааренкату я решил не говорить, а протянул написанным на бумажке. Новенький Мерседес-124, с дизельным двигателем, меня дезориентировал. В Союзе таксист, на новой тачке, абы кого в дыру не возил. Но здесь, таксист глянул на бумажку и кивнул. Щелкнул счетчиком и повез.
Со слов Иво я знаю, что место вполне себе криминогенное. Парковка дальнобоев, и что-то типа свалки. Таксист-финн совершенно спокойно меня довез, благо недалеко, щелкнул счетчиком. Пять семьдесят. Протянул ему десятку и спросил на английском:
— Говорите по-английски?
— Ei, mutta ymmärrän kaiken, — я крякнул.
— Йес, немного, — перевел себя финн.
— Подождите меня двадцать минут, поедем обратно. Окей?
— Окей, — пожал он плечами, снова в невыгодном свете показывая советских таксистов.
Дом, к которому я приехал, и не дом вовсе. Это трехэтажное панельное сооружение. Каждый этаж разделен на сотню секций метров по пять квадратных. Каждая со своей дверью, то есть рольставнями, запирающимися на замок. Обнесено забором. Каждая такая секция выполняет роль кладовой, в которой арендатор может хранить какие-то вещи. Помещения совсем маленькие, только войти и что-то поставить, типа старого кресла, или шкафа. На входе сидит охранник, которому я показал ключ. Он махнул рукой в сторону одной из двух лестниц. Поднялся на второй этаж, и нашел нужную дверь. Сбоку замочная скважина. Вставил ключ и повернул два раза. Наклонился и поднял рольставни вверх. Слева нащупал выключатель. На пустом стеллаже у стены стоял одинокий, обмотанный изолентой картонный ящик. Посмотрел по коридору, никого. Но, на всякий случай вошел, опустил рольставни до пола.
Достал купленный перочинный ножик, и вскрыл ящик. Сурков положил не только деньги и подвеску, в отдельном конверте. Но и золотые цацки, что были в тайнике на Ракова.
Взял три пачки долларов, подвеску с конвертом сунул в рюкзачок. Подумал, и выбрал скромную брошку из украшений.
Выключил свет, опустил рольставни, повернул ключ в замке два раза. Спустившись, кивнул охраннику. Иво говорил, что кладовка оплачена до конца февраля.
Таксист флегматично дремал в теплой машине, встрепенувшись, и оглянувшись, когда я хлопнул дверью.
— Васk, please, — сказал я.
Выйдя из такси, я снова зашел в вокзал, и в том же сувенирном киоске разменял пять марок. В телефоне-автомате некоторое время пытался сообразить как позвонить. Но все же справился.
То, что я заговорил на английском, свидетельствует, что я все же не в себе.
— Hello, I am Nikolai Andreev, who has just arrived. I'm calling, as I promised your niece.
— Здравствуйте, Николай. Меня предупредили, что вы будете звонить, — ответил мне по-русски женский голос. — Если у вас есть нужда, вы можете переночевать у меня. Стоить это будет сорок марок. Ко мне лучше добираться автобусом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Гм. Хиина! Пожалуй, я воспользуюсь вашим предложением.
— Приезжайте, — на том конце опустили трубку.
Я снова вышел на стоянку такси. Подумал, что будет смешно, если таксист окажется тем же. Но в этот раз это был Мерседес -126.
Глава 57
Мунккиниеми — окраина на западе Хельсинки. Достаточно респектабельная, как я понял. Ну, для Финляндии. Здесь все сдержанно и бедновато. Поэтому, собственный дом, в черте города, на собственном участке — это типа круто. Впрочем, в темноте и на морозе, все выглядит так себе.
Кирпичный дом с мансардой, с моей точки зрения, не представлял ничего особенного. Даже если знать, что он стоит приличных денег. Расчищенная от снега дорожка к крыльцу, без гаража. Внутри тоже без неожиданностей. Из прихожей несколько дверей и лестница наверх. В гостиную, кухоньку, спальню хозяйки, санузел и котельную. Самая большая комната на первом этаже — гостиная. С печью-голландкой. Тем не менее, все в светлых тонах. И достаточно скромно.
А вот хозяйка оказалась занятной.
Я знал, что ей за восемьдесят. Но на вид, максимум шестьдесят. И она не финка. Что она сразу же и подтвердила:
— Называй меня Ксения Андреевна, — сообщила она, когда мы уселись испить чаю с этими местными пирожками, которые в Тихвине называются калитки. Разговор шел на русском. Не торопясь, прихлебывая чай, рассказал про себя. Студент, в связи с наследством, решил посмотреть мир. Подвернулась возможность, поехал в Финляндию. По первому впечатлению — место приятное. С вашего разрешения, поживу у вас. Вы возьмете оплату в долларах? Она ненавязчиво интересовалась как там, в России? Рассказывал что знал. Хотя её любопытства удовлетворить не смог. Потому что откуда я знаю, что там с земельным налогом?
Потом, как-то незаметно, она рассказала о себе. Я, только сейчас сообразив, что не ел со вчера, уминал четвертый пирожок. И охотно слушал. Но начала она с вопросов практических. Твоя, Коля, комната — в мансарде. Полотенце и все остальное получишь когда пойдешь спать. За четыре марки в день буду кормить тебя завтраком. Мой муж скончался десять лет назад. Это дом моих родителей. Отец был военным, мы остались здесь после революции. Живу неплохо, только скучновато. Была в силе — подрабатывала переводчиком, и преподавала в школе. Давно на пенсии. Есть дочь и внуки. Внучатая племянница работает в туризме, и сдает комнату в моей мансарде туристам. В основном датчанам, англичанам, и немцам. А такие как ты, из России — редкость. Хотя советских в Хельсинки много. Но я стараюсь с официальными организациями не связываться, они наверняка все из КГБ. На мой вопрос, как ей финны, она неожиданно пришла в раздражение. Этот ваш Ленин… Лысый, злобный карлик. Бросил в Финляндии прочти миллион русских. Многие с трудом смогли здесь адаптироваться. Многим пришлось уехать. Только после войны, при Хрущеве, дела стали налаживаться. Сейчас в Суоми хорошо. Безработицы нет. Пенсии мне хватает. Я смотрю, ты совсем засыпаешь, пойдем, покажу твою комнату.
Расстилая постель, и раздеваясь, я думал, что мне есть с чем сравнивать. Жизнь моей хозяйки сложилась вполне счастливо. Как и самой Финляндии. Пожалуй, это эталонный образец добрососедства и сотрудничества с Россией. Секрет, на мой взгляд, прост. Голый прагматизм, не усложняемый недобросовестностью, и идеологией. Остальные страны, обеспечивающие транзит из и в Россию, не могут не приворовывать.
У прибалтов это еще достаточно респектабельно, и выражается в странных тарифах и ценах на услуги. Братья хохлы тупо воровали и воруют на несколько ярдов газа в год, и в ответ на претензии — посылают. Уверенные что ничего им не будет.
Смешнее всего с бывшим директором совхоза. Он не стал менять способ управления и управляет страной как своим совхозом. То есть, получив доступ к средствам и ресурсам, транжирит их по своему разумению. А раз в год, когда приходит пора рассчитываться за спизженный газ и нефть, он едет в Центр, и говорит, что усё поел долгоносик. Ну, как и раньше, в СССР. Государство же богатое, оно спишет долги, такому офигенному совхозу. И на любые попытки намекнуть, что долги нужно гасить, что это межгосударственные отношения, он орет — «Мы ж братья!» Ну а че? За ярд долларов в год, можно и поунижаться неделю. Правда население, если не понимает, то чувствует, что рано или поздно это все кончится плохо, Но кто их подонков слушает? А русское население всегда любило и любит тех правителей, кто их обворовывают, и унижают. Главное — побольше трескучей демагогии. Не говоря об обожании бездарного упыря, при котором население страны понесло катастрофические демографические потери…
