В 1912 году Евлахова призвали в армию, но через год он снова вернулся в училище. А в феврале 1914 года певец по конкурсу был принят в частную оперу С.И. Зимина. Новому солисту предложили подготовить партии Альфреда в «Травиате» Дж. Верди и Гринева в опере Ц.А. Кюи «Капитанская дочка», которой должен был открыться очередной театральный сезон. Но выступить тогда на сцене ему не удалось: началась Первая мировая война, и прапорщик запаса Борис Евлахов был отправлен на фронт. Всю войну провел он на передовых позициях, дважды был ранен. Трудно себе представить, но и там, в тяжелейших условиях, в перерывах между боями, будущий артист ставит спектакли, играет в них, гримирует солдат… Руководит культпросветработой в 107-м пехотном полку.
В конце 1917-го Борис возвращается в Москву и продолжает заниматься пением. Летом 1918 года он попадает в труппу московского летнего театра «У лукоморья», созданную под руководством артистки Большого театра Н.Е. Калиновской и режиссера П.С. Оленина, в состав которой входили артисты Большого театра. Спектакли проходили в небольшом театре в Мамонтовском переулке (позже там помещался ТЮЗ). На этой первой в своей жизни сцене всего в течение четверти года Борис Евлахов спел такие крупные партии, как Хозе («Кармен» Ж. Бизе), Самозванец в «Борисе Годунове» М.П. Мусоргского, Князь в «Русалке» А.С. Даргомыжского и Канио в «Паяцах» Р. Леонкавалло, подготовленные с концертмейстером Большого театра Н.Н. Краморевым. А в октябре 1918 года, выдержав конкурс, где исполнил арию Хозе из «Кармен» и сцену грозы из «Пиковой дамы», стал солистом Большого театра, принятым на первые теноровые партии. Дебютная его работа в Большом – партия Михайлы Тучи в опере Н.А. Римского-Корсакова «Псковитянка». Вслед за ней Евлахову предложили партию Тангейзера в одноименной опере Р. Вагнера. Но, подготовив ее, певец от исполнения отказался, считая, что она пока еще трудна для него. В этот период, стремясь к совершенствованию мастерства и чувствуя необходимость в настоящей драматической школе, молодой артист начинает посещать студию, организованную при Большом театре К.С. Станиславским. Впоследствии Борис Михайлович считал, что сценические основы для оперного творчества, умение раскрывать музыкально-вокальные образы он приобрел именно в студии Станиславского, где в 1919–1920 гг. работал вместе с артистами Большого театра – Е.А. Степановой, Ф.С. Петровой, А.К. Минеевым, К.Е. Антаровой и другими. «Небольшая группа артистов, приверженцев новой студии, приносила нашему начинанию большие жертвы и вела себя геройски. Ведь все работали безвозмездно и притом в такое время, когда жизнь еще не вошла в норму после первых бурь революции», – писал Константин Сергеевич в своей книге «Моя жизнь в искусстве» о своих студийцах, в числе которых был и Борис Евлахов.
В 1920 году, по инициативе руководителей Московского художественного театра К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, была направлена первая бригада артистов на фронты Гражданской войны. Вместе с артистами МХТ И.М. Москвиным, Л.М. Леонидовым, В.Л. Ершовым на Кавказский фронт поехали и певцы Большого театра, среди которых был Б.М. Евлахов. В течение двух недель давались ежедневные спектакли и концерты в частях Красной Армии. В знак благодарности бойцы, получавшие в условиях голодного 20-го урезанный паек, прислали артистам целый вагон продовольствия.
Одной из первых партий, исполненных певцом на сцене Большого театра, был Герман, который занял едва ли не самое значительное место в его творчестве и долгие годы служил примером глубокого раскрытия замысла П.И. Чайковского. По свидетельству современников, в своей трактовке образа артист подчеркивал тему сословного неравенства как едва ли не главную причину трагического конфликта. И уже фраза в первой картине первого действия «Она знатна, и мне принадлежать не может…» в его исполнении звучала как трагическая завязка. Большой драматической силы достигал артист в сцене с графиней и в сцене безумия Германа, представляющих собой непревзойденные вершины оперного искусства. Сценически эту партию Евлахов готовил с режиссером П.С. Олениным. Много внимания уделял певцу и выдающийся дирижер В.И. Сук, который добивался у него простоты и правды музыкального исполнения.
Хозе в «Кармен», Радамес в «Аиде» Дж. Верди – эти партии драматического тенора составляют основной репертуар артиста в сезонах 1919–1922 годов. Увлеченный этими образами, Б. Евлахов выходит за рамки их традиционного исполнения, ищет свое видение роли. Так, во многом характер героя новеллы П. Мериме ему помогает понять Алеко из «Цыган» А.С. Пушкина. Как и в Германе, здесь артиста увлекла тема социальная, как определяющая основу драмы. А вспоминая его Радамеса, С.Я. Лемешев отмечал: «Особенно хорош был Евлахов в сцене судилища, когда он с глубоким негодованием отвергал любовь Амнерис, предпочитая умереть, но остаться верным своему чувству к Аиде». В течение нескольких лет Борис Михайлович был единственным исполнителем этих партий в Большом театре. А шли эти спектакли по пять-шесть раз в месяц. Надо было очень любить искусство, чтобы отдавать всего себя театру. Это было жертвенное служение.
Радамес. «Аида»
«Творческая жизнь Б.М. Евлахова сложилась в Большом театре исключительно благоприятно. Но то, что ему, лирико-драматическому тенору, приходилось петь только драматические партии, утомлявшие его, плюс материальная необеспеченность (напомним, что это было начало 20-х годов прошлого века, Гражданская война, разруха, время голодное и холодное. – Т.М.) подорвали его здоровье, – рассказывал относившийся с глубоким почтением к замечательному певцу и артисту Пантелеймон Маркович Норцов. – Встал вопрос о необходимости хоть на время уехать из Москвы. Борис Михайлович уходит из Большого театра и уезжает на периферию».
В 1923 году, начав с Киева, Евлахов гастролировал в Тифлисском оперном театре, затем в Баку. В 1924– 1926 гг. пел в Одесском и Пермском театрах, а сезон 1926–1927 гг. – в Новосибирске и Самаре. Кроме того, в течение этих лет певец бывал на гастролях в Твери, Нижнем Новгороде, Астрахани, Челябинске, Иркутске, Кисловодске, Пятигорске, Ростове-на-Дону и других городах. Из партий, исполненных певцом в это время, – Лоэнгрин в одноименной опере Р. Вагнера, Йонтек («Галька» С. Монюшко), Джеральд («Лакме» Л. Делиба), Гофман («Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха), Туридду («Сельская честь» П. Масканьи), Кирибеевич («Купец Калашников» А.Г. Рубинштейна), Владимир Игоревич («Князь Игорь» А.П. Бородина), Князь («Русалка» А.С. Даргомыжского), Моцарт («Моцарт и Сальери» Н.А. Римского-Корсакова), Синодал («Демон» А.Г. Рубинштейна). После выступления Б. Евлахова в «Пиковой даме» на сцене Саратовского оперного театра (1927) газета «Коммуна» г. Саратова писала: «…В лице Евлахова мы имеем редкого для провинции певца, известного по ряду лет на сцене московского Большого театра, по недавним выступлениям в Новосибирске и т.д. Первое выступление Евлахова в «Пиковой даме» (Герман) сразу показало, с какой незаурядной оперной величиной мы встретились в лице нового певца. Евлахов – тенор русской школы, школы хорошей, хотя, может быть, и более хрупкой, чем итальянская. Несмотря на выступление, слишком преждевременное для певца, только что перенесшего грипп… несмотря на то, что певец начинал осторожно, не показывая полностью голоса, – сразу стали очевидны и сила, и легкость звучания голоса Евлахова, и его свобода приемов. Подобные голоса (типа знаменитого Алчевского, сходство с качеством голоса и приемами исполнения которого многие подметили) чрезвычайно важны…
Среди оперных певцов есть два обычая: один – не позволяющий в интересах драматического действия поступиться ни одной «ноткой» (сторонники этого обычая поют в публику, не обращают внимания на естественность, «игру»), и другой, исходящий из «музыкальной драмы», ставящий задачей совместить пение с «игрой». Надо признать мужество Евлахова, который в Германе дал наибольший драматический подъем и правдоподобное воплощение, не боясь никогда нанести ущерб чистому пению. Благодаря всему этому «Пиковая дама» оставила огромное впечатление. Евлахов способен сосредоточить всю силу впечатления на себе и довести в последней сцене до высшего предела».
«Неизменными любимцами астраханцев являлись Б.М. Евлахов, уже певший в Большом театре, и только начинающий сценическую жизнь В.Р. Сливинский. Кто бы из гастролеров ни приезжал, никто не мог их заменить. Поэтому летнего сезона все ждали с нетерпением, если было известно, что эти два красавца приедут к нам, – вспоминала Мария Петровна Максакова, открывшая для себя искусство артиста еще в родной Астрахани. – Борис Михайлович Евлахов был удивительным певцом и актером. Голос его, чуть-чуть «завуалированный» по тембру, однако, чутко передавал переживания того или иного героя. Как актер он был так искренен и трогателен, что, например, его Германа без слез слушать было нельзя. Красив же он был необыкновенно: высокий, стройный, пластичный, он пленял и внешним образом… Полную противоположность Евлахову представлял собою Владимир Ричардович Сливинский. Насколько горячим и возбудимым был первый, настолько сдержанным, даже несколько холодным казался второй… Елецкий Сливинского тоже был аристократически красив, утончен и строг, представляя полный контраст горячему Герману – Евлахову».
