— в ветровом стекле появились дыры. Саммер пригнулась и завизжала, когда ее обдало осколками. Я двинулась к подружке, ранив пробегавшую мимо девочку — всадила ей пулю в плечо, и та врезалась спиной в дерево. Саммер хотела заползти под машину, но застряла на полпути. Я наклонилась, ненадолго отложила оружие и достала из сумки строительный пистолет. Он сиял на солнце. Я задрала ей юбочку и начала всаживать гвозди в задницу. Саммер пиналась и кричала. Сирены выли громче и ближе их была целая куча. Когда гвозди кончились, я взяла обычный пистолет, прижала дуло к промежности Саммер и спустила курок. Ее пизда взорвалась. Она прекратила сучить ногами, а я встала, заметив трех чирлидерш, бегущих к маленькому бетонному туалету. Автомобили, скрипя шинами, выруливали с парковки. Я слышала, как люди рыдают в мобильники, звонят в скорую и в полицию, зовут на помощь родителей. Многие девочки убежали в лес, другие спрятались так хорошо, что я их не видела.
Я пошла за троицей, скрывшейся в туалете.
***
Тяжелая дверь лязгнула у меня за спиной.
Одна из флуоресцентных ламп мерцала вверху, как электромухобойка, обнажив треснувшую плитку и бетонные стены. Мусорка была забита бумажными полотенцами, несколько валялось внизу, окружив ее мокрым нимбом. Две кабинки были закрыты, третья — распахнута. Пахло дерьмом, окровавленными прокладками и старой мочой.
До меня донеслись приглушенные всхлипывания.
Я опустилась на колено и заглянула под двери. Ног не было. Снаружи ревели сирены, я слышала, как из-под колес летит гравий. Поставила на пол сумку и пальнула в потолок. Девчонки закричали.
— Откройте гребаные двери! — приказала я.
Ничего. Я выстрелила в одну, и дверь напротив открылась. Внутри была чирлидерша-юниор — хрупкая и рыжеволосая, с пышными хвостиками и скобками, напомнившими мне о Кейтлин, хотя девчонка была намного младше. Обхватив себя руками, она скорчилась, чтобы стать еще меньше. Ее тело тряслось, как старая стиральная машина.
— Выходи, — сказала я.
Она дрожала, но не шевелилась. Ахнула, когда я вошла в кабинку, схватила ее за хвостик и вытащила наружу. На шортах девочки расплылось пятно мочи, и она заплакала, не пытаясь дать сдачи. Я швырнула ее на пол, убрала пистолет в сумку и достала один из канцелярских ножей с новым лезвием. Вцепилась ей в волосы, запрокинула девчонке голову и принялась кромсать, пока она елозила подо мной, пытаясь вырваться. Лезвие оставило несколько ран у нее на лице, открыв остатки детского жира на щеках, порезав лоб и уши. Пытаясь защититься, девочка вскинула руки ладонями вверх, и я искромсала их. Сунула лезвие в одну из ее ноздрей и дернула, разрезав надвое. Вскоре ее лицо превратилось в кровавое месиво. Отшвырнув канцелярский нож, я достала из сумки провода, подняла девчонку на ноги, впечатала в раковину, так что она сложилась пополам. Я связала ей руки кабелем и развернула лицом ко мне. Девчонка зажмурилась, визжа, ее кровавое лицо заполнило кадр.
— Я тебя отпускаю. Иди и скажи полиции, что у меня здесь еще две заложницы. Поняла?
Девчонка рыдала так сильно, что не могла говорить.
— Кивни, если поняла.
Она кивнула.
Я отпустила ее, и чирлидерша выбежала наружу, едва не споткнувшись на пороге. Я захлопнула дверь, соображая, чем ее можно забаррикадировать. Принесла замок и цепь — на двери с моей стороны поблескивала металлическая ручка, но закрепить цепь было негде. Мусорка слишком легкая, покатится от первого рывка.
К черту.
Я достала из сумки пистолет, согнувшись, когда живот пронзила резкая боль. На секунду я подумала, что меня подстрелили или ударили ножом, и крутанулась на месте, ища нападавшего, но его не было. Почувствовала когти на стенках матки и поняла, что враг — внутри.
— Не сейчас!
Собрав все силы, я подошла к закрытой кабинке и пнула дверь, слыша всхлипывания двух девушек.
— Открывайте, или я начну стрелять. Пули порвут эту дверь, как бумагу.
Я дала им пару секунд. Задвижка щелкнула, и дверь медленно открылась внутрь. Девчонки стояли на унитазе, обняв друг друга и дрожа. Одна была крепенькой блондинкой, другая костлявой черной с косичками. У обеих не было груди и макияжа. Я их знала. Они были моими ровесницами и ходили со мной почти на все занятия, но оказались недостаточно популярными, чтобы я запомнила их имена.
— Вон, — сказала я.
Они осторожно слезли с унитаза. Снаружи кто-то кричал в мегафон.
Девушки вышли из кабинки, и я заставила их сесть на пол, спина к спине. Обмотала их цепью, так туго, как могла, и скрепила концы замком. Девчонки рыдали, но не сопротивлялись и не пытались выхватить пистолет. Я встала, восхищаясь трофеями.
— Что за день, дамы. Что за день.
Траходемон вгрызся в меня, и я скорчилась. Внутри словно вращалось лезвие блендера. Я представила звереныша в виде торнадо. У меня еще оставалось немного кишок Дакоты, так что я вытащила их из сумки и сожрала за пару укусов. Рыгнула и почувствовала во рту привкус желчи. Живот свело, и мне пришлось сесть. Из парка долетел властный мужской голос, усиленный и искаженный. Убеждал в возможности мирного разрешения ситуации, говорил, что мне не причинят вреда, если я отпущу девочек. Я едва разбирала слова. Они словно выстроились в другом порядке, или говоривший разрывался между английским и незнакомым мне иностранным языком. Голос глушили помехи, и чем больше я слушала, тем громче красный шум звучал в моей голове. Алая лужа на полу — там, где я порезала рыжеволосую, — расползалась все дальше. Кровь, как ручьи из озера, струилась по трещинкам в плитках, чертила узоры. Я пыталась расшифровать их. Под кафелем пульсировала земля.
Я повернулась к черной девчонке и внезапно поняла, что это Кейтлин.
— Каково это? — спросила я.
Она всхлипнула:
— Ч-что?
— Быть мертвой. Каково это — быть мертвой?
Кейтлин повесила голову и заплакала. Рядом с ней в цепях сгорбился ее отец, форма чирлидерши смотрелась на нем странновато. Я засмеялась.
— Эй, мистер Блэкли. Может, трахнемся еще разок? По старой дружбе.
Он тоже заплакал, как девчонка.
— Времени мало, — сказала я, чувствуя шевеление в животе. — Ребенок на подходе.
Словно напоминая о себе, траходемон повернулся еще раз, вонзая раскаленные ножи в утробу. Моя киска сжалась, и я почувствовала, как из нее что-то льется. Повернулась набок в надежде уменьшить боль, а когда она улеглась, открыла глаза и увидела отца — в цепях, рядом с изуродованным трупом Эми. Он был голым, его
