публикации). Главная проблема такого простого подхода очевидна. Учитывая то, как были разработаны религиозные концепции и практики, то самое поведение, которое было бы явным доказательством веры в Бога, также является поведением, которое было бы явным доказательством (только) веры в веру в Бога. Если сомневающимся церковь предписывает заявлять о своей вере, несмотря на сомнения, произносить слова с такой убежденностью, на какую они способны, снова и снова, в надежде зажечь убежденность, соединять руки и читать Символ веры, молиться несколько раз в день публично, делать все то, что делает верующий, то они с готовностью поставят галочку в поле "Да", даже если на самом деле они не верят в Бога; они горячо верят в веру в Бога. Этот факт затрудняет определение того, кто - если вообще кто-либо - на самом деле верит в Бога, помимо веры в веру в Бога.
Благодаря разделению труда все обстоит еще хуже, как вы, возможно, уже догадались. Вы можете обнаружить, что, заглянув в свое сердце, просто не знаете, верите ли вы сами в Бога. О каком Боге идет речь? Если вы не эксперт и не уверены, что понимаете формулы, официально выражающие положения вашего вероучения, ваше душевное состояние должно быть где-то посередине между моим душевным состоянием в отношении (1) (предложение на турецком языке) и моим душевным состоянием в отношении (2) (формула Эйнштейна).
Что касается (1); вы изучили и, возможно, даже запомнили официальные формулы, и вы верите, что эти формулы истинны (что бы они ни значили), но вы должны признать, что вы не авторитет в том, что они значат. Многие американцы оказываются в таком положении, как отмечает Алан Вулф в книге "Трансформация американской религии: How We Actually Live Our Faith", своем недавнем исследовании событий в американской религии: "Это люди, которые верят, часто страстно, в Бога, даже если они не могут рассказать другим так много о Боге, в которого они верят" (2003, p. 72). Если вы относитесь к этой категории, то должны признать, вопреки тому, как выражается Вулф, что, хотя вы вполне можете быть одним из тех, кто верит в веру в Бога, вы не в состоянии судить, действительно ли вы верите (страстно или иначе) в Бога вашего конкретного вероисповедания или в какого-то другого Бога. (И почти наверняка вы никогда не проходили сложный тест с несколькими вариантами ответов, чтобы проверить, можете ли вы достоверно отличить концепцию Бога эксперта от тонких самозванцев, которые почти правы).
В качестве альтернативы вы можете поставить себя в положение собственного авторитета: "Я знаю, что имею в виду, когда произношу этот символ веры, и этого мне вполне достаточно!". И этого достаточно - в наши дни - для удивительного числа организованных религий. Их лидеры осознали, что прочность института религии зависит вовсе не от единообразия веры, а от единообразия исповедания. Это давно стало характерной чертой некоторых направлений иудаизма: притворись и не обращай внимания, если у тебя получится (как однажды ярко выразился мой ученик Уриэль Мешулам). Понимая, что сама идея приказывать кому-то верить во что-то бессвязна по своей сути, это приглашение к неискренности или самообману, многие еврейские общины отвергают требование ортодоксальности, правильной веры, и довольствуются ортопраксией, правильным поведением. Вместо того чтобы создавать тайные очаги гноящегося виновного скептицизма, они делают добродетелью откровенное сомнение, выраженное с уважением.
Пока формулы передаются из поколения в поколение, мемы выживут и будут процветать. Примерно такое же отношение недавно приняли многие евангельские христианские деноминации, особенно бурно развивающийся феномен "мегацерквей", которые, как подробно описывает Вулф, делают все возможное, чтобы дать своим членам достаточно места для личных интерпретаций слов, которые они считают святыми. Вулф проводит резкое различие между евангелизмом и фундаментализмом, который "имеет тенденцию быть более озабоченным вопросами теологического содержания". Его вывод призван обнадежить:
Но тех, кто опасается последствий для Соединенных Штатов возврата к сильной религиозной вере, не должен обманывать быстрый рост евангелизма. Напротив, популярность евангелизма объясняется не только популистскими и демократическими побуждениями - стремлением выяснить, чего именно хотят верующие, и предложить им это, - но и определенностью веры" [2003, p. 36]. [2003, p. 36]
Вулф показывает, что откровенный маркетинговый подход Старка и Финке вовсе не чужд самим религиозным лидерам. Он без иронии отмечает некоторые уступки, которые они готовы сделать современной светской культуре, уступки, которые выходят далеко за рамки веб-сайтов и многомиллионных телевизионных программ или внедрения электрогитар, барабанов и PowerPoint в их службы. Например, в одной из церквей избегают термина "святилище" "из-за его сильной религиозной коннотации" (с. 28), а предоставлению бесплатной парковки и няни уделяется больше внимания, чем правильному толкованию отрывков Писания. Вулф провел множество подробных интервью со своими информантами, и они показали, что пересмотр традиции зачастую трудно отличить от ее прямого отрицания.
Эти меметические инженеры придумали уничижительный термин для описания образа, который они изо всех сил пытаются отбросить: "церковность" (с. 50).
Действительно, Ларс и Энн, как и многие евангелисты по всей стране, говорят, что вера для них настолько важна, что "религия"... которые ассоциируются у них с разногласиями и разногласиями и, следовательно, если часто неожиданным образом, с доктриной, - нельзя допустить, чтобы они мешали ее осуществлению. [p. 73]
Результаты этого маркетингового опыта невозможно отрицать. У "Часовни Голгофы" пастора Чака Смита более шестисот церквей, некоторые из них насчитывают по десять тысяч верующих в неделю (Wolfe, 2003, p. 75). Церковь World Changers доктора Крефло Доллара насчитывает двадцать пять тысяч членов, "но только тридцать процентов из них регулярно платят десятину" (Sanneh, 2004, p. 48). По словам Вулфа, "все религии Америки сталкиваются с одним и тем же императивом: Персонифицироваться или умереть. Каждая делает это по-разному" (с. 35). Возможно, он прав, но его аргументы в пользу такого огульного вывода отрывочны и анекдотичны, и хотя нет никаких сомнений в том, что описанные им явления существуют, вопрос о том, станут ли они отныне постоянными чертами религии или лишь мимолетным увлечением, требует создания проверяемой теории, а не просто набора наблюдений, какими бы чувствительными они ни были.
Какой бы ни была его сила и причины, пример такой беспечной "некреативной" религии ярко контрастирует с постоянным доктринальным акцентом Римско-католической церкви.
Верования, предназначенные для исповедания
Альпинист, по глупости поднимающийся в одиночку, срывается с обрыва и оказывается висящим на конце страховочной веревки в тысяче футов над ущельем. Не в силах подняться по веревке или перекатиться в безопасное место, он в отчаянии кричит. "Халлуо, халлуо! Кто-нибудь может мне помочь?" К его изумлению,
