облака расступаются, сквозь них льется прекрасный свет, и могучий голос отвечает: "Да, сын мой, я могу тебе помочь. Возьми свой нож и перережь веревку!" Альпинист достает нож, потом останавливается, думает и думает. Затем он восклицает: "Кто-нибудь еще может мне помочь?"
Согласно старой поговорке, действия говорят громче слов, но на самом деле это не совсем то, что имеется в виду. Речевые акты - это тоже действия, и человек, который говорит, например, что неверные заслуживают смерти, совершает действие с потенциально смертоносными последствиями, что является примерно таким же "громким" действием, как и актерская игра. Если поразмыслить, то эта максима означает, что действия, не являющиеся речевыми актами, обычно лучше свидетельствуют о том, во что действительно верит актер, чем любые слова, которые он может произнести. Достаточно легко говорить слова (такая замечательная идиома!), но когда конкретные последствия ваших действий зависят от того, верите ли вы во что-то - верите ли вы, что пистолет заряжен, верите ли вы, что дверь не заперта, верите ли вы, что за вами не наблюдают, - слова на словах оказываются ничтожной данностью, легко перекрываемой невербальным поведением, которое выражает - более того, предает - ваши истинные убеждения.
И вот интересный факт: переход от народной религии к организованной знаменуется переходом от верований с очень четкими, конкретными последствиями к верованиям с систематически ускользающими последствиями - на словах это почти единственный способ действовать в соответствии с ними. Если вы действительно верите, что бог дождя не даст дождя, если вы не принесете в жертву быка, вы принесете его в жертву, если хотите, чтобы пошел дождь. Если вы действительно верите, что бог вашего племени сделал вас неуязвимым для стрел, вы с готовностью броситесь в рой смертоносных стрел, чтобы добраться до своего врага. Если вы действительно верите, что ваш бог спасет вас, вы перерезаете веревку. Если вы действительно верите, что ваш Бог наблюдает за вами и не хочет, чтобы вы мастурбировали, вы не мастурбируете. (Вы бы не стали мастурбировать, если бы за вами наблюдала ваша мать!
Как вы можете мастурбировать, когда за вами наблюдает Бог? Вы действительно верите, что Бог наблюдает за вами? Возможно, нет.) Но что вы можете сделать, чтобы показать, что вы действительно верите в то, что вино в потире превратилось в кровь Христа?
Вы могли бы поставить на него крупную сумму денег, а затем отправить вино в биологическую лабораторию, чтобы проверить, есть ли в нем гемоглобин (и при этом восстановить геном Иисуса по ДНК!) - за исключением того, что вероучение было ловко ограждено от подобных конкретных испытаний.
Было бы святотатством убрать вино из церемонии, и, кроме того, вырвать вино из священного контекста было бы несомненно и превратить его обратно в обычное вино. Есть только одно действие, которое вы можете предпринять, чтобы продемонстрировать эту веру: вы можете сказать, что вы верите в это, снова и снова, так горячо, как того требует случай.
Эта тема показательно раскрывается в документе "Dominus Iesus: О единстве и спасительной универсальности Иисуса Христа и Церкви", Декларации, написанной кардиналом Ратцингером (который позже был избран Папой Бенедиктом XVI) и утвержденной Папой Иоанном Павлом II на пленарном заседании 16 июня 2000 года. В этом документе снова и снова говорится о том, во что верующие католики должны "твердо верить" (курсив в оригинале), но в нескольких местах Декларация меняет идиому и говорит о том, что "верующие католики должны исповедовать" (курсив в оригинале). Как профессор, я нахожу использование этого глагола неотразимым. То, что обычно называют "религиозной верой или "Религиозная убежденность" может быть менее ошибочно названа религиозным исповеданием. В отличие от академических профессоров, религиозные профессора (не только священники, но и все верующие) могут не понимать и не верить в то, что они исповедуют. Они просто исповедуют, потому что это лучшее, что они могут сделать, и они обязаны исповедовать. Кардинал Ратцингер цитирует послание Павла к Коринфянам: "Проповедь Евангелия для меня не повод хвалиться; это необходимость, возложенная на меня: горе мне, если я не проповедую Евангелия!" (1 Коринфянам 9:16).
И хотя в этом случае требуется лишь прислушиваться к словам, этого недостаточно: вы должны твердо верить в то, что обязаны говорить. Как можно выполнить это предписание? Исповедование - дело добровольное, а вера - нет. Вера - когда она отличается от веры в то, что какое-то предложение выражает истину, - требует понимания, которого трудно добиться даже экспертам в этих вопросах. Вы не можете просто заставить себя поверить во что-то, попробовав, так что же делать? Декларация кардинала Ратцингера предлагает некоторую помощь в этом вопросе: "Вера - это принятие в благодати открывшейся истины, которая "позволяет проникнуть в тайну таким образом, что мы можем понять ее связно" [цитируя энциклику Иоанна Павла II "Fides et Ratio", "Вера в веру". Поэтому вы должны верить в это. И если вы можете, то вера в это должна помочь вам поверить, что вы действительно понимаете тайну (даже если вам кажется, что это не так), а значит, твердо верите во все то, что исповедуете. Но как в это поверить? Для этого нужна вера.
Зачем вообще пытаться? А что, если вы лично не разделяете веру в доктрину, о которой идет речь? Здесь взгляд со стороны мемов может дать некоторое объяснение. В своем первоначальном обсуждении мемов Докинз отметил эту проблему и ее традиционное решение: "Многие дети и даже некоторые взрослые верят, что после смерти их ждут ужасные муки, если они не будут слушаться священников... Идея адского огня, попросту говоря, самоподдерживается из-за своего глубокого психологического воздействия".
(Dawkins, 1976, p. 212). Если вы когда-нибудь получали письмо счастья, в котором вас предупреждали об ужасных вещах, которые произойдут с вами, если вы не передадите его, вы можете оценить эту стратегию, даже если вы на нее не повелись. Заверения священника, которому вы доверяете, могут быть гораздо более убедительными.
Если адский огонь - это кнут, то тайна - это пряник. Пропозиции, в которые нужно верить, должны вызывать недоумение! Как язвительно выразился Раппапорт, "если постулаты должны быть неоспоримыми, важно, чтобы они были непостижимыми" (1979, p. 165). Не просто контринтуитивными, в техническом смысле Бойера, противоречащими лишь одной или двум исходным посылкам базовой категории, а прямо-таки невразумительными.
Прозаические утверждения не имеют силы, к тому же их слишком легко проверить на достоверность. Для действительно потрясающего и будоражащего сознание предложения нет ничего лучше парадокса, о котором с готовностью заявляют. В одном из своих
