Но по злому року или по обычаю: начальники, в тюремной зоне, долго не держаться и как правило сами не уходят: их выносят, Так было и в тот раз, но с новым папиком не повезло: тот оказался с гонором, и дела: будто кто сглазил – пошли кувырком; он всерьёз взялся за Готфильдов и кому-то одному надо было брать всё на себя – потянули жребий и Алекс уже через полчаса топтал рабочую зону Элизиума, Филип должен был снабжать провизией, и сменить его через месяц – потом по кругу, и это казалось намного лучшим вариантом, чем, ведь за контрабанду оружия и наркотиков могли запросто распылить: без суда и следствия – дороги назад, на Землю не было.
Но план не сработал, и злой рок коварно подшутил над братьями: начался бунт заключённых, и начальник приказал долго жить – ровно через три дня, после побега Алекса к зекам, Но боязнь того, что он успел доложить в Тронплеск, поставила крест на его возвращении.
При том же бунте Алекс стал свидетелем, плена Филиппа – которого схватили Бубуины, и после двух дней пыток, они кинули его бесчувственное тело под шлюз административного бокса, где оно провалялось ещё пол дня; но то, что брат выжил, Алекс не знал, и для себя он поклялся, что любой ценой отомстит за родную кровинушку: этим Бубуинам; но тогда это были не Бубуины, а банда Циклопа.
Алекс три месяца прятался по рабочей зоне питаясь, чём придётся, и строил планы мести, При благоприятном стечении обстоятельств, и благодаря военной подготовке с его внушительными размерам, ему удалось внедриться в банду Циклопа, где он почти сразу стал правой рукой главаря; и со временем завоевал немалый авторитет, среди абстрактно думающего коллектива – жестокость и цинизм были его врождёнными качествами, А в один прекрасный день: Циклоп случайно упал и сломал себе шею, Но удержать вожжи, с телегой запряжённой двумя дикими троконами – непростое дело, и для усиления своего влияния на забредшие души зеков, он провозгласил религию Зулу[18], как первостепенную идею в банде, На его удивление результат превзошёл все ожидание, Местная однотонная жизнь и потеря какой-либо надежды на дальнейшее существование нашло немало сторонников религии.
У Бубуинов, как их позже прозвали за животную суть и бесчеловечные поступки, Очень строгий отбор: чтобы стать членом банды – мало одного желания; ты должен быть обязательно черным и слыть: полнейшим отморозком, Ритуалы с жертвоприношениями и питьём свежей крови, ещё больше отбивало мозги у вновь поступивших, Они словно зомби, которые готовые по одному приказу Шамана (Алекс сам придумал это имя: для конспирации) отдать свою жизнью, на благо правой цели.
Ведь так хочет Бог!
А если он этого хочет, – и это высшая кульминация: религии Зулу.
По этой причине, с Бубуинам никто не связывается, даже Мирон предпочитал поддерживать нейтралитет.
Позже Готфильд наладил контакты со своими подельниками, с охраны, которые ему рассказали то, что теперь его несильно то и волновало – оказывается, бывший начальник не успел никуда сообщить; а Алекса, по их словам, объявили без вести пропавшим, и наградили орденом за отвагу: первой степени – посмертно.
Но такая новость, запоздала не только во времени, но уже и потеряла всякий смысл: ведь здесь и сейчас, он настоящий Бог и подобная жизнь его вполне устраивает, а те поступки, что он успел натворить за то время, пока не знал этой информации – закрыли наглухо все засовы, в праведную жизнь людского общества; и он продолжал мстить за своего брата, возомнив себя венцом справедливости.
– Чего припёрся? – сказал он Герасиму, – И ты, Слон, не знаешь, что обед?!
– Да, я а он заладил: информация секретная! Информация секретная! Гоблин велел пустить, – пытался оправдываться громила.
– Давай говори, и смотри если какая-нибудь лажа, будешь наказан, – неоднозначно предупредил Шаман, – Зачастил ты Педро! Зачастил!
Бренное тело Педро Гонсалеса, окропил холодный пот и ладошки вмиг залипли мокрым.
– На, жри, пока я добрый, – кинул ему он кусок мяса.
Тот подобрал с грязного пола, увесистый шмателек, и для виду дунув не него пару раз – откусил небольшой кусок.
– Вот я и говорю, сходняк значит был. И решили тебя: таво, – сказал Герасим и даже поперхнулся.
– Продолжай, продолжай, если меня это будет интересно: получишь двадцать пачек сигарет и мяса ещё дам.
– Кабан, Мусор и Череп, решили тебя завалить, за то, что ты Хромого, – откусил он шмат мяса, а потом поднял вверх весь кусок, и неловко покрутил им, – Но я чего, очень даже вкусно, – сказал Педро и демонстративно откусил ещё.
– Что ты там несёшь?! У тебя видать от наркоты башню: напрочь отбило!
– Что слышал то и говорю, Череп принёс в мешке голову Хромого и сказал, что забрал у какого-то демона, Который на углу пятнадцатого, это где, те чмыри, да ты должен знать, они ещё там, всё зелёные от бертонита, Хе-хе, точно черти! Так, вот, прямо рядом, возле логова цветных: то чудо суп и варит, да и сейчас наверное варит, Череп, сказал, что у него: два мешка под набивку – такого добра, Шаман, ты ведь знаешь, что я на все сто, но кто кроме ваших?! – сказал Герасим и замолчал.
– А что Мирон, другие что говорят?
– Мирона не было, а Седой с Егоровичем сами по себе.
Алекс встал из-за стола и молча подошёл к тумбочке, на которой красовался механический, переносной, антикварный музафон, что неизвестно как здесь появился, и достался ему от прошлого хозяина, Усердными движениями кисти, он раз сорок – подёргал: вверх-вниз, заводную рукоять вычурного прибора и выбрал, опционально, одну из ста доступных мелодий; зазвучала музыка в стиле рекотан: другой не было.
Подобная дребедень, ему сначала не нравилась, и даже выводила из себя, но потом: за долгие годы пребывания в лагерной атмосфере, она стала его самой любимой – прошивку новыми мелодиями, сейчас делают: только, за большие деньги.
Мелодичное звучание квадрофонического музафона, под незамысловатые слова песни, скрасило обстановку:
…Бежал бычок, за ним телега
Сошли поля от бела снега…
А щеки красным так горели,
Что всходы – в поле зеленели…
«Хромой! Хромой, делить мне, с ним нечего, бочку на меня не катил, сходка, без Мирона, Интересно, кто бы мог замутить такую подставу?» – размышлял он под рекотан.
Герасим уже не обращал внимания, ни на Шамана, ни на Слона: трамбовал ненасытную кишку мясом; ведь впереди предстояли тяжёлые времена, и он ел так: будто живёт, последний день.
– Шаман, можно я ещё кусочек возьму? – сказал Педро обглодав очередную кость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
