– А водку я у тебя, Симеон, отспорил!
На такие поиски команда ходила каждую ночь, и турки в конце концов привыкли и встречали их не барабанным боем тревоги, а ленивым обстрелом сторожевых постов. Дорого им обойдется эта привычка 5 ноября.
Назначенный в 1855 году комендантом Карса полковник Лорис-Меликов по молодости лет упивался властью и собственной свободой. Ему нравилось единым росчерком пера решать судьбу любого просителя, коих принимал он безотказно с утра до вечера. А так как человек он был добрый и обладал здравым смыслом, в решении чужих судеб русский правитель не допускал и тени самодурства и произвола и, скорее, готов был нарушить жестковатые дореформенные законы собственной империи, чем оставить чью-либо слезную мольбу без ответа. Поскольку Лорис-Меликов по профессии своей был в первую очередь военным, а не добрым халифом, покидая Каре, он оставил на всякий случай нескольких надежных людей – то, что нынче называется агентурной сетью. Сеть, конечно, поодряхлела, где-то порвалась за смертью агента, где-то пересохла из-за отсутствия надежной связи. Но в нынешнее лето живые ее части воссоединились, лазутчики из штаба корпуса подштопали оборванные нити, и она заработала во всю мощь, поставляя командованию сведения о состоянии дел в Карее.
Команда охотников захватила в плен турецкого офицера, выбравшегося из Карса в районе крепости Сувари. Собственно, захватила – слишком сильно сказано: тот сам искал дорогу к русскому сардарю Лорису. И умолял доставить его к сардарю до утра. Охрана не хотела будить командующего корпусом, но тот сам, услышав шум, вышел из палатки. Гафур занимал при гарнизонном штабе должность невысокую, но место это было безопасное и перспективное. И он бы и дальше служил старательно и честно, добиваясь повышений по службе и орденов больше за выслугу, чем за боевые подвиги. Но еще в ту, весеннюю блокаду отец его, старый медник Юсуф-оглы, вдруг потребовал, чтобы Гафур поступил в полное распоряжение русского сардаря. Пока Гафур колебался, корпус снял осаду, но теперь отец пригрозил проклятьем и заставил идти к доброму сардарю Мелику в благодарность за спасение.
Хоть убей, никакого медника Юсуфа-оглы Михаил Тариелович вспомнить не мог, и уж тем более отчего он когда-то спас этого самого Юсуфа. Увидя, может, и узнал бы, память на лица у генерала была великолепная… Впрочем, это и не важно. А важно то, что турецкий штабной офицер принес чертежи укреплений, места расположения волчьих ям между ними и готов был, рискуя собственной головой, сообщать о намерениях турецкого командования и приносить иные весьма ценные сведения.
Какие, однако ж, неожиданные плоды приносит справедливое гражданское управление!
В одном из своих докладов Гафур сообщил, что начальство его и в первую очередь Гусейн-паша абсолютно уверены в том, что русские не отважатся напасть на Каре, а если уж в их безумные головы и взбредет такое намерение, они, несомненно, полезут на северо-западные укрепления, куда и привели свои основные блокирующие силы.
Гусейн-паша был человек храбрый, упрямый и никуда не годный стратег. Поскольку в 1855 году именно северо-западные укрепления выдержали штурм русской армии, то и в 1877 году командующий гарнизоном, не слушая ничьих осторожных советов, все свое внимание сосредоточил на оборону тех героических фортов – Тохмаса, Тепеси и Лаз-тепеси.
Известие это подвигло Лорис-Меликова на окончательный выбор направления главного удара при штурме Карса. Как раз с той стороны, откуда он, томясь в резерве, наблюдал драматическое для наших войск развитие событий.
По мере подготовки к штурму менялся план осады. Блокирующие отряды стали сосредотачиваться в юго-восточном и южном направлении. Здесь и стали возводить основные осадные батареи. В ночь с 13 на 14 октября заложили первую дальнобойную батарею на 4 двадцатичетырехфунтовых орудия в четырех верстах от укреплений Канлы и Хафиз и в шести – от города. Уже утром наши пушки дали по Карсу первые залпы.
Турки, обеспокоенные бомбардировкой, в ответ построили полевую, по-военному – контрапрошную батарею перед Хафизом. Под ее прикрытием они выдвинули пехотную цепь, а аванпосты расположили вблизи от наших позиций и чрезвычайно затруднили работы по сооружению новых батарей.
Вечером 23 октября против укрепления Канлы были установлены три осадные батареи, и уже с утра 24-го открыли стрельбу с расстояния в полторы тысячи сажен. Очень эта стрельба не понравилась Гусейну-паше, и он отправил из города шесть батальонов пехоты, две сотни кавалерии и две полевые батареи, чтобы захватить наши осадные орудия. Со всех фортов был открыт артиллерийский огонь.
Прикрывали осадную батарею всего два батальона Владикавказского полка под командой майора Григоровича. Они встретили противника таким дружным и плотным залпом, оборонялись так смело, что за добрый час боя турки не сумели продвинуться к нашим траншеям ближе ружейного выстрела. А за это время к левому флангу подошли присланные Алхазовым два батальона Имеретинского полка полковника Карасева и стремительной атакой обратили неприятеля в бегство.
Получив в Канлах подкрепление, турки возобновили атаку, на этот раз против Карасева. И снова вынуждены были дважды отступать с потерями, гораздо большими, чем высланные на подмогу войска.
Яков Койхосрович Алхазов, человек упрямый и если что задумает, не отступится. В самый разгар боя под Канлами он решает покончить, наконец, с контрапрошной батареей перед Хафизом. Доверившись отваге и сообразительности Карасева и Григоровича, он берется за новое дело. Для завладения неприятельской батареей Алхазов отрядил две колонны. Три батальона и пять орудий под командой подполковника Есипова должны были атаковать противника во фронт. А чтоб туркам мало не показалось, в обход справа для удара в тыл были отправлены два батальона Кутаисского полка – того самого, в чье расположение приблудился Тарас Пьецух, под начальством полковника Фадеева.
Есиповцы выступили раньше фадеевцев. Без единого выстрела артиллерия вышла на заранее намеченные позиции и вдруг ошарашила плотным прицельным огнем ничего не подозревавших турок, которые, следя за перипетиями боя у Канлов, и подумать не смели, что могут подвергнуться нападению обороняющихся русских. Пехоту тем временем подполковник Есипов повел вперед.
Противник, наконец, опомнился. С начала осады турки не открывали столь мощного артиллерийского огня, а русские все шли и шли вперед. Подойдя на ружейный выстрел, батальоны сами дали залп и с криком «ура!» бросились на батареи. Пока турецкая пехота пыталась удержать наших солдат, артиллеристы поспешили увезти орудия подальше от греха. Так что есиповцам осталось лишь взять несколько десятков пленных.
Колонна Фадеева вышла в сумерках, когда фронтальный бой был в разгаре. Пока шли, совсем стемнело, и Семен Андреевич, ведя свои батальоны, взял слишком вправо – он не отличался топографическим чутьем, хотя сам же водил сюда команды охотников по ночам. Авангард увидел перед собой высокий бруствер, когда Фадеева отыскал адъютант генерала Лазарева с приказом немедленно отходить назад, поскольку задача уже выполнена. Как это выполнена, когда вот он, бруствер той самой батареи и, судя по голосам, раздающимся оттуда, неприятель ждет себе, поджидает нашей атаки? А ну, ребята, вперед!
Ребята и двинулись вперед. Взобрались на бруствер, оттуда вниз на турок, изумленных до немоты дерзостью кутаисцев.
А те заработали штыками, пробивая дорогу… Только куда? Орудия здесь дальнобойные, не те, на которые их посылали, турки бегут в панике в какое-то каменное строение. Только тут и понял полковник Фадеев, что маленько сбился с пути и оказался в неприступной крепости Хафиз-паша-табия.
Повезло лишь тем защитникам Хафиза, кто сообразил подбежать к воротам, ведущим в Каре. Прочих покололи штыками. В стенах казармы спасения тоже не было: солдаты выбили двери прикладами и взяли в плен десять турецких офицеров и 68 нижних чинов.
Убедившись, что крепость в наших руках, Фадеев приступил к делу. В Каре отправилась группа поиска, собранная из охотников лихим подпоручиком Ходаковским. Смельчаки таки пробрались в город незамеченными, произвели разведку и даже напились воды из фонтана. А кутаисцы занялись порчей орудий. К сожалению, специалистов в этом деле среди них не было, они немногого достигли: сняли семь замков и испортили несколько подъемных винтов.
Тем временем Гусейн-паша срочным порядком направил в Хафиз шесть батальонов, которые Фадеев в темноте принял за возвращающихся охотников Ходаковского. Он отворил было ворота, но, убедившись, что перед ним неприятель, приказал снова запереть их и открыть огонь. В ответ противник пустил в дело артиллерию с ближайшего форта Карадаг, расположенного на высокой горе к востоку от Хафиза. Дело принимало крутой оборот.
