Я буду ждать, Су! Буду ждать тебя всю оставшуюся жизнь. Приходи ко мне, прошу тебя! Хотя бы во сне приходи, не оставляй одного в бескрайней пустыне отчаяния! А когда мой путь в этом мире подойдёт к последнему порогу, я перешагну его и сам отправлюсь на поиски тебя в новый мир. И я верю, что мои воспоминания и моя любовь приведут меня к тебе, моя Су! Однажды – обязательно приведут!
И это тоже предвкушение и надежда. И единственная причина жить дальше. Жить лишь для того, чтобы ждать…
***
Ван Ук появился перед министрами с той стороны тронного зала, откуда обычно к ним выходил король, и это не укрылось от четвёртого принца. Сегодня ни правителя Хеджона, ни его советника Чжи Мона на утреннем совещании не было, и главы влиятельных семей переговаривались вполголоса в ожидании, строя предположения, одно другого невероятнее, и сетуя на неизбежный закат Корё.
С таким-то королём…
Выйдя вперёд, Ван Ук высокомерно оглядел собравшихся и, не удосуживаясь снизойти до традиционных приветствий, безапелляционно заявил:
– Король желает внести изменения в силовую защиту дворца. Солдаты из знатных семей присоединятся к воинам дворцовой стражи и будут дежурить посменно, охраняя дворец.
Ван Со слушал, исподлобья глядя на брата и замечая, как среди глав и послов могущественных кланов поднимается ропот негодования. Их возмущение было понятно: ещё совсем недавно король призвал молодых сильных мужчин из всех провинций, чтобы усилить армию для защиты границ от набегов киданей. А теперь – новая повинность! Так в кланах не останется ни одного воина, способного постоять за свой собственный род.
Выждав, когда волнения и шум улягутся, Ван Ук продолжил тем же повелительным тоном:
– Недуг его величества усиливается. Для него мучительно присутствовать на встречах. Но мы не должны затягивать с исполнением королевского указа.
Когда совещание закончилось и толпа министров с главами семей потекла к выходу из дворца, Ван Со догнал Ука, улучив удобный момент, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.
– Ук, – начал он, – а ты часто своевольничаешь! Прикрываясь болезнью Его Величества, ты правишь в качестве регента.
За то время, что Ван Со отсутствовал в Сонгаке, отражая нападения киданей с армией генерала Пака, Ван Ук и правда непозволительно приблизился к королю, но ему благоволили министры, и его репутация начитанного и умного человека весьма ему в этом способствовала.
– Твоё предположение вызвано неприязнью ко мне, – снисходительно улыбнулся восьмой принц, и в улыбке этой не было ни капли сожаления или раскаяния. – Но я не допущу подобных мыслей у других.
Однако Ван Со ещё не закончил.
– Ты ведёшь себя, как первый министр, и это вызывает волнения среди глав кланов, – обвиняющим тоном продолжил он. – Если не прекратишь оказывать на них давление, прикрываясь королём, их недовольство будет только нарастать, – откровенно насмешливая улыбка Ван Ука оборвала его мысль, и Ван Со нахмурился: – Тебе смешно?
– Я полагал, что ты хорош только в сражениях, но ты силён и в вопросах политики, – скривился Ук без капли уважения.
– Обучился, чтобы противостоять тебе, – спокойно ответил Ван Со, – потому что до сих пор не доверяю.
По лицу Ван Ука скользнула тень нетерпения. Он не скрывал, что этот разговор его утомляет, и с прежней неприятной улыбкой пояснил так, словно обращался к несмышлёному ребёнку, что не осталось незамеченным Ван Со и очень его задело.
– Я стремился сгладить отсутствие короля, но перестарался. Приму к сведению твои слова. Однако тебя не станет слушать ни один министр.
И, продолжая мерзко улыбаться, восьмой принц пошёл прочь.
Ван Со смотрел ему вслед, чувствуя, как его захлёстывает волна неприязни. Если бы король был здоров и бодр, если бы хоть немного интересовался государственными делами, кроме собственной защиты и угнетающей его болезни, сейчас бы у Ван Ука не было повода для спеси и безнаказанного манипулирования кланами!
Но Хеджон почти не появлялся в тронном зале. Недуг полностью поглотил его, разъедая не только тело, но и сознание. Ван Со видел, как его старший брат, король, постепенно сходит с ума: его мучили видения, он не слушал, когда Со заговаривал с ним о делах в приграничье или о растущем недовольстве могущественных семей. Большую часть времени Хеджон проводил в купальнях, принимая ванны с целебными травами, которые, вместо того чтобы исцелять его, делали его вялым и безвольным. Он жаловался, что чувствует себя измождённым и почти не спит, а когда просыпается, не может определить, какой это день. Его стала подводить память, аппетит угасал, а ведь ему было всего тридцать три года!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ван Со ясно понимал, что с королём творится что-то неладное, но что именно – не знал, как не знал и способа ему помочь.
Помимо вооружённой охраны дворца, тронного зала и своих покоев, Хеджон вдруг приказал, чтобы его сон каждую ночь охранял один из братьев возле ложа. Что это ему давало и как успокаивало, было неизвестно, но перечить ему в этой прихоти никто не посмел.
В своё последнее ночное дежурство в спальне короля Ван Со был просто шокирован тем, что увидел. Хеджон скрючился на постели, кутаясь в шёлковые одеяния: его бил озноб, хотя стояло душное лето. По его лицу, шее и рукам – всем открытым взору постороннего частям тела – расползались уродливые багровые пятна.
Король уже давно велел Чжи Мону распространить слухи о том, что он сын Дракона, потому как из-за болезни рубцы на его теле стали походить на чешую. Сейчас Ван Со явно видел, что эта ложь была оправданна: шёлковая ткань соскользнула с тела Хеджона, обнажая отвратительные струпья, на которые нельзя было смотреть без содрогания.
– Со, – стуча зубами, бормотал король, глядя безумным взглядом куда-то в пространство, – со мной что-то не так. Почему я ощущаю холод под горячим летним солнцем? Я совсем не могу спать, а когда удаётся заснуть, меня душат кошмары… Хэ Су сделала мне подушку с целебными травами от придворного лекаря, но это не помогает, мне ничего не помогает. Что происходит, брат?
Хеджон поднял на Ван Со воспалённые слезящиеся глаза, в которых не теплилось ни единой здравой мысли, кроме ужаса и покорности перед неизбежным, и четвёртый принц едва не отшатнулся. Он хотел успокоить брата, утешить его и уже открыл было рот, но все слова застряли у него в горле, когда он понял, что король смотрит куда-то сквозь него, и зрачки его при этом расширились от испуга. Хеджон дёргал головой, переводя взгляд с места на место, словно панически следил за чьим-то движением. Больше всего это походило на то, как если бы он пристально наблюдал за полётом мотылька, хотя комната была пуста.
Ван Со стало жутко. Но его страх неизмеримо усилился, когда король, перестав разглядывать нечто несуществующее, сжался на постели и сипло забормотал, то и дело срываясь в пугающие паузы:
– Он приходил ко мне… Он постоянно ко мне приходит, хотя я его не зову. Он сказал, что время пришло. Что мне пора остановиться и отречься от престола в пользу… в пользу… – Хеджона затрясло, и он громко клацнул зубами, заставив Ван Со вздрогнуть.
– Кто это сказал, Ваше Величество? – склонился он к королю, но тот не видел его, хотя смотрел прямо в лицо, едва не касаясь носом.
– Он! Он пообещал мне, что если я отрекусь в его пользу, то он обеспечит мне достойную жизнь до конца моих дней…
– Кто – он? – Ван Со схватил невменяемого брата за плечи и тряс без всякого почтения: ему нужно было выяснить имя этого человека, который – принц чувствовал это – виноват, косвенно или прямо, в недомогании и безумии короля. – Кто? Как его имя?
– Он сказал, что трон – это бремя, и мне нужно от него избавиться ради всеобщего блага, – Ван Му покачивался, словно китайский болванчик, и ничего не слышал. – А я… почему я…
Ван Со понял, что ничего сейчас от него не добьётся, и, как только освободился, бросился в башню звездочёта, но никого там не обнаружил. Более того – складывалось ощущение, что Чхве Чжи Мон уже давно не появлялся во дворце: на его столе царил идеальный порядок, все книги были расставлены по полкам, и даже в вечно переполненной корзине для мусора было пусто.