– Я сказал, что увезу тебя из дворца, что хочу видеть тебя свободной. Всё, что я говорил, было моим обещанием, которое я не смогу выполнить.
– И вы даже не станете оправдываться? – её тихий голос дрогнул, и это оглушило Ван Со гораздо сильнее крика.
– Я уже причинил тебе боль и потерял твоё доверие ко мне, – он чувствовал, что ранит Хэ Су каждым своим словом, и казнил себя за это, но лгать и изворачиваться не собирался. – Больше мне нечего сказать.
– Я поняла вас, – прошептала Хэ Су. – Значит, я не буду ни о чём спрашивать.
Услышав слёзы в её голосе, Ван Со наконец-то посмотрел на неё.
– Поздравляю вас… со свадьбой, – сдерживаясь из последних сил, она поклонилась ему, и от этого движения слёзы всё-таки покатились из её глаз, оставляя на бледных щеках мокрые дорожки, а на сердце у Ван Со – выжженные полосы.
Он смотрел, как Хэ Су уходит, раздавленная и бесконечно несчастная, и даже не мог броситься за нею следом, потому что ему нечем было утешить и успокоить ни её, ни себя.
И вдруг по краю его сознания чёрной юркой змеёй мелькнула мысль – нужно было послушаться генерала Пака!
***
Молчание – весьма изощрённая пытка.
Вкупе с отчуждением оно способно вымотать все нервы и даже довести до помешательства, будь то кара от врага, друга или любимого человека. А когда молчанием наказываешь себя самого, тут надеяться на прощение и прекращение этой пытки не просто глупо, но и бессмысленно.
После подобия разговора с Хэ Су в полуночной купальне Ван Со замкнулся в себе и наглухо замолчал. Он открывал рот только в тронном зале, да и то если король обращался к нему напрямую, в иных случаях за него приходилось говорить Чжи Мону или Бэк А, который в этот раз задержался во дворце, отложив поездку к родным на юг. Состояние Ван Со тревожило его, и он неизменно находился рядом, стараясь не досаждать лишний раз своим обществом.
И без того нелюдимый, Ван Со избегал любого общения. Он мрачной тенью перемещался по дворцу, большую часть времени проводя в башне звездочёта, когда его присутствия не требовал король или дежурство в охранном карауле. Он не брал в руки меч и лук, не ходил на тренировки по рукопашному бою, давно не садился на коня, не интересовался происходящим вокруг и перестал нормально есть и спать.
Чжи Мон сетовал тринадцатому принцу на то, что служанки, принося в башню еду, каждый день забирали её нетронутой. Чем, кроме воздуха, питался четвёртый принц, укрывшись на своём балконе, было неизвестно. Когда он спал – тоже, поскольку всякий раз, выбираясь на крышу для наблюдений за звёздами, астроном видел неподвижную фигуру, застывшую у перил.
Он и Бэк А по очереди пытались пробиться сквозь апатию Ван Со, но ни один не преуспел: тот даже не поворачивал головы, когда кто-нибудь из них пробовал поговорить с ним. Какова бы ни была затронутая тема, на его посеревшем от переживаний лице застывала маска равнодушия, и можно было надрываться сколько угодно – это было равносильно диалогу со стеной.
Наблюдая за братом, Бэк А видел, с какой звериной тоской тот смотрит на Хэ Су, стоит ей появиться где-то неподалёку, однако не предпринимает ни единой попытки приблизиться к ней. Тринадцатый принц понимал, что Ван Со душит чувство вины, и именно это чувство не даёт ему поговорить с ней. Но дольше так продолжаться не могло: это самое чувство грозило сожрать четвёртого принца изнутри. Нужно было что-то делать, и делать немедленно.
Бэк А ломал себе голову, стараясь что-то придумать, чтобы изменить эту ситуацию. И однажды его осенило.
Он пришёл в башню Чжи Мона после захода солнца и, поднявшись наверх, увидел того за столом, заваленном ворохом бумаг, книг и звёздных карт. На его вопросительный взгляд астроном лишь пожал плечами и кивнул в сторону балкона – всё по-прежнему, никаких изменений.
А на что, собственно, можно было рассчитывать?
Бэк А вздохнул и решительно толкнул дверь.
Ван Со он обнаружил не сразу: ночь была безлунной и пасмурной, светильники на перилах не горели, а Чжи Мон за его спиной погасил весь свет в комнате и спустился вниз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Недоумённо покрутив головой, Бэк А наконец-то сообразил, что тёмный выступ в углу – это не опора, как ему подумалось сначала, а закаменевший четвёртый принц, который стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
На этот раз Бэк А ничего не сказал, он даже не стал приветствовать брата, зная, что тот и так его видит, но до ответного кивка не снизойдёт. Вместо этого он просто подошёл и встал рядом.
Час тянулся за часом, время неумолимо текло к рассвету, но ни один из них даже не пошевелился. Бэк А приготовился ждать до последнего, зная, что переупрямить Ван Со ему не удастся, но, может быть, всё-таки…
Поневоле срываясь в неодолимую чуткую дремоту, он смотрел, как плавные очертания гор окрашиваются белёсо-розовым, и едва не подпрыгнул, услышав слева хриплый безжизненный голос:
– Зачем ты пришёл?
– А? – от неожиданности Бэк А вздрогнул и, повернувшись к брату, встретил безучастный взгляд.
Тонкая вуаль сна разом соскользнула с его затуманенного сознания, и он весь подобрался, чувствуя, что вот оно, наконец-то случилось: четвёртый принц подал признаки жизни!
– Что ты от меня хочешь? – и в голосе, и на лице Ван Со не было ни единого проблеска эмоций. Он просто смотрел на Бэк А и ждал.
– Ничего.
Даже в предрассветных сумерках Бэк А заметил искру удивления в тусклых глазах Ван Со. Тот, видимо, ожидал, что брат, как и прежде, явился вести с ним душеспасительные беседы, уговаривать поесть и лечь спать, быть может… А тринадцатый принц просто стоял рядом и молчал всю ночь.
– Ничего? – переспросил Ван Со в очевидном замешательстве и повторил свой вопрос: – Тогда зачем ты пришёл?
– Просто побыть с тобой.
Четвёртый принц беззвучно хмыкнул и отвернулся. А ещё примерно через час вновь заговорил. Бэк А успел настолько отвыкнуть от его низкого звучного голоса, что ему даже было несколько странно слышать его и привыкать к нему заново.
– Скажи мне, стоило ли оно того?
– Что стоило? – эхом откликнулся Бэк А.
– Ты знаешь, о чём я.
– Знаю.
– Ну так ответь мне.
Занятный у них выходил диалог. Они стояли рядом, опираясь о стену и соприкасаясь плечами, но смотрели не друг на друга, а на розовую полосу рассвета над горами, которая стремительно ширилась, отгоняя тучи и ночной мрак. И, увидев в этом доброе предзнаменование, Бэк А решил для себя, что не сдвинется с места, пока не заставит Ван Со покинуть балкон первым, чтобы хоть что-нибудь сделать.
– Ты ждёшь от меня, что я отвечу утвердительно?
– Я жду, что ты скажешь мне правду.
– Я её не знаю.
– А что ты знаешь?
– Я знаю, что вы оба просто зачахнете, если будете продолжать изводить друг друга молчанием, – Бэк А старался говорить ровно и не показать своей радости от того, что скорлупа, в которой спрятался Ван Со, наконец-то треснула. И раз уж сам четвёртый принц заговорил, и заговорил о главном, Бэк А решил не ходить вокруг да около.
– Это моя вина, – Ван Со произносил слова всё так же ровно, без всякой интонации, но ведь и не молчал!
– Да, – Бэк А не боялся его обидеть или шокировать: он этого добивался. Его брату нужна была встряска, способная выбить его из паршивого состояния добровольного угасания.
– И ты не станешь переубеждать меня? – голос Со дрогнул и стал чуть громче.
– Не стану. В том, что произошло между вами, вина целиком твоя. Но то, что заставило тебя так поступить, – это другое. Ты не можешь быть сильнее обстоятельств.
– Я должен был. И не смог.
– Хэ Су это понимает.
– Но от этого ей не легче. Я обманул её доверие и разрушил надежды, которые сам же ей дал. И мне невыносимо даже думать о том, сколько боли ей это принесло.
Услышав такую непривычно длинную для последних дней речь брата, Бэк А покосился на него. Тот по-прежнему смотрел куда-то вдаль, но уголки его губ дёргались, выдавая его злость на себя.
