До определенного момента репрессии наверху лишь в некоторой степени затрагивали рядовых граждан. Однако во второй половине 1937 г. террор обрушился на широкие массы советского населения, что, собственно, и сделало его «большим». После открытия архивов мы узнали, что суть Большого террора 1937–1938 гг. составляли несколько массовых карательных операций[401]. Решения об их организации принимало Политбюро под руководством Сталина. Самая значительная из таких операций (ее называли операцией против «антисоветских элементов») проводилась на основе приказа НКВД № 00447, утвержденного Политбюро 30 июля 1937 г. План операции, назначенной на август – декабрь 1937 г., был следующим. Для каждой области и республики устанавливались количественные задания на расстрелы и заключение в лагеря. Уничтожение людей планировалось так же, как производство зерна или металла. Всего на первом этапе предполагалось направить в лагеря около 200 тыс. человек и расстрелять более 75 тыс. Однако важно подчеркнуть, что в приказе № 00447 был заложен механизм эскалации террора. Предусматривалось, что местные руководители имели право запрашивать у Москвы дополнительные лимиты на аресты и расстрелы. Всем было ясно, что такое право является на самом деле обязанностью. На практике так и произошло. Быстро выполнив первоначальные задания, исполнители на местах посылали в Москву новые «повышенные обязательства» и почти всегда получали их одобрение. При поощрении центра первоначальные планы уничтожения «врагов» были перевыполнены в несколько раз.
Первой целью операции против «антисоветских элементов» в приказе были названы бывшие «кулаки». Они, как утверждалось в документе, после возвращения из ссылки и лагерей продолжали «антисоветскую подрывную деятельность». Из-за особого акцента на «кулаках» операцию по приказу № 00447 нередко называли «кулацкой». Однако это не очень точно. Помимо «кулаков», арестам и расстрелам подлежали многие другие группы населения, перечисленные в приказе. Среди них – бывшие члены противостоявших большевикам партий, бывшие белогвардейцы, уцелевшие царские чиновники – «враги», уже отбывшие свой срок и вышедшие на свободу, и политические заключенные, которые еще оставались в лагерях. На одном из последних мест в этом списке шли уголовники.
Сам по себе перечень целей массовой операции против «антисоветских элементов» демонстрирует намерения Сталина. Он стремился уничтожить физически или заключить в лагеря тех советских граждан, которых считал реальными или потенциальными «врагами». Еще более очевидно эта цель проявилась в так называемых «национальных операциях», проводившихся параллельно с операцией против «антисоветских элементов». «Национальные операции» также планировались в Москве и регулировались специальными приказами НКВД, утвержденными Политбюро. «Национальные операции» обрушились на советских поляков, немцев, румын, латышей, эстонцев, финнов, греков, афганцев, иранцев, китайцев, болгар, македонцев. Особая операция проводилась против бывших работников Китайско-Восточной железной дороги, вернувшихся в СССР после продажи дороги Японии в 1935 г. Сталинское руководство рассматривало все эти категории населения как питательную среду для шпионажа и коллаборационизма.
После получения из центра общих планов и конкретных показателей по арестам и расстрелам в областных и краевых управлениях созывались совещания начальников нижестоящих городских и районных отделов НКВД. Исходя из плана по области, каждый район получал свои контрольные цифры. Первоначально для составления списков «врагов» использовали картотеки учета «антисоветского элемента», которые в течение многих лет велись в каждом подразделении НКВД. К ним добавляли другие компрометирующие материалы. После ареста проводилось следствие, главной целью которого считалось выявление «контрреволюционных связей» арестованного и «контрреволюционных организаций»[402]. Нужные следствию «показания» добывались разными методами, но чаще всего при помощи пыток. Применение пыток было в это время официально санкционировано высшим руководством страны, хотя в меньших масштабах они применялись и ранее. Пытки были невероятно жестокими и нередко приводили к смерти. Полученные «показания» приводили к новым арестам. Арестованные «второй волны» под пытками называли новые имена и т. д. Карательные операции, организованные таким образом, могли продолжаться до бесконечности и захватить в перспективе большинство населения страны. Это не произошло только потому, что Сталин вполне контролировал ситуацию и был способен как разогнать волну репрессий, так и прекратить их вообще – он прочно держал в своих руках органы госбезопасности и партийный аппарат. Все приговоры к заключению в лагеря и расстрелам утверждались в Москве.
Первоначально предполагалось, что массовые операции будут проводиться лишь во второй половине 1937 г. Однако постепенно их сроки продлили до ноября 1938 г. Позиция Сталина сыграла решающую роль в эскалации террора. 17 января 1938 г. Сталин дал наркому внутренних дел Н. И. Ежову новые директивы:
[…] Линия эсеров (левых и правых вместе) не размотана […] Нужно иметь в виду, что эсеров в нашей армии и вне армии сохранилось у нас немало. Есть у НКВД учет эсеров («бывших») в армии? Я бы хотел его получить и поскорее. Есть у НКВД учет «бывших» эсеров вне армии (в гражданских учреждениях)? Я бы хотел также получить его недели через 2–3 […] Что сделано по выявлению и аресту всех иранцев в Баку и Азербайджане? Сообщаю для ориентировки, что в свое время эсеры были очень сильны в Саратове, в Тамбове, на Украине, в армии (комсостав), в Ташкенте и вообще в Средней Азии, на бакинских электростанциях, где они и теперь сидят и вредят в нефтепромышленности. Нужно действовать поживее и потолковее[403].
Эта директива – лишь одно из доказательств решающей роли Сталина в организации Большого террора и подчиненного положения Ежова как исполнителя сталинских приказов. Существуют многочисленные документы, которые показывают, что именно Сталин был инициатором всех ключевых решений по чисткам и массовым операциям. Сталин не только отдавал приказы об арестах и расстрелах сотен тысяч людей, но тщательно контролировал этот процесс – рассылал телеграммы о необходимости проведения новых арестов, угрожал наказаниями за «отсутствие бдительности», подписывал списки номенклатурных работников, подлежащих расстрелу и заключению в лагеря, а в ряде случаев лично определял им меру репрессии и т. д.[404] Материалы, сохранившиеся в личном фонде Сталина, а также в фонде Политбюро, показывают, что руководство массовыми операциями по ликвидации «врагов» в 1937–1938 гг. занимало значительную часть времени диктатора. За 20 месяцев (в январе 1937 – августе 1938 г.) Сталин получил от Ежова около 15 тыс. так называемых спецсообщений с докладами об арестах и карательных операциях, с запросами о санкционировании новых акций, с протоколами допросов[405]. Таким образом, от Ежова в день приходило около 25 документов, во многих случаях достаточно обширных. Кроме того, как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937–1938 гг. Ежов побывал у вождя почти 290 раз и провел у него в общей сложности более 850 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов[406].
