— Драс, мы позавтракаем, кормим южан, и готовы выходить. Телег мало, многим придется пойти пешком — будут меняться. Если вдруг что случится, мы вернемся по сигнальному дыму.
— Нет, Бор, если вы будете поворачивать назад, узники поймут, что случилось что-то здесь, а они знают, что мы ждем их суда. Не развязывайте их, не давайте сбежать, вас всего два раза по десять, а их больше во много раз. Это опасный переход, и идти вам очень долго. Ни в коем случае не сходите с дороги и перед деревнями вперед выпускай только одного дружинника за продуктами. В деревни не заходите, они вовсе не должны знать где идут, и сколько деревень проходят. Как пройдете земли Оруса, надевайте на головы мешки — они не должны знать дорогу, обратно мы спустим их на лапахе в трюме. Там они будут работать до тепла. Их опасно держать на берегу. Среди них есть люди, которые знают железо, или еще какие незнакомые нам работы, говори с каждым, и обещай, что, если будут давать знания, мы вернем их обратно на их лапахе как только станет тепло. И не выдавай того таара, которого я тебе показал.
— Вы точно управитесь, Драс?
— Да, нас много, даже если придут пять лапахов, мы справимся — они будут ждать лодки с берега, и мы будем забирать их тремя лодками. Таар, что владел таверной подавал им знак — он зажигал костер на крыше под видом, что коптит мясо, а когда увидел, что с лодок всех уводят в замок, стал его тушить. Но было уже поздно. Как только появится лапах, мы зажжем костер.
— А как они отреагируют на ваши сигнальные огни?
— Сигнальные огни будут только в случае, если суда будут заходить в другой части побережья. А тут достаточно будет огня на каменной крыше таверны. Езжай спокойно, отвезешь узников и приходи с Севаром на ярмарку.
— А ты спи чаще, Драс, иначе заставлю поить тебя сонной травой, — Бор хлопнул Драса по плечу и прижал его голову к своей груди. — Ты же видел, как она машет топором, и как вовремя теряет сознание? Значит, точно жива!
Сон днем был липкий как мед, но тревожный, и казалось, что все время кто-то кричит, что люди бегают и творится что-то страшное. Проснувшись, оказывалось, что все спокойно, но голова раскалывалась, и сон уже не шел.
— Гор, собирай ребят, идем тренироваться. Сейчас пробежка, а потом драться на ножах, — плечи болели со вчерашних занятий, но руки уже готовы к бою, долгий бег не вызывает одышку.
Если могу я, они могут еще лучше, значит, надо тренироваться — тяжелый труд дает легкую голову. Строительство форпостов — больших рубленых домов на берегу заняло все лето. Там мы и начали заниматься с молодыми ребятами, что пришли к нам из деревень и из Сориса, увидев романтику в нашем деле. Зимой рубили лес, летом ставили срубы на места, стелили полы и крыши. Сейчас и по дороге к деревням за Средним морем были такие дома через каждый день дороги. По дороге на ярмарку люди будут останавливаться возле них. Со временем, вокруг них вырастут новые деревни, где люди могут останавливаться.
— Веселей, ребята, выше колено, не запнитесь как девчонки, бежим так, как будто за нами бежит столько волков, что убить их сможем только в лагере. Бежим, ведем волков в лагерь — там нас ждут наши братья, мы загоним их в круг, и все шкуры будут нашими, — мои легкие горели, но правильное дыхание в беге, оказалось, тоже очень важно. Ребята повторяли слова, и держали ритм.
Мы пробежали до ближнего форпоста на побережье, что восточнее Сориса, и теперь нам предстояло бежать обратно. Сейчас отдышимся и бежим обратно. Да, заметно, что лет мне уже не как этим мальчишкам. Но им знать об этом не стоит.
— Дым, там дым, карл Драс, в Сорисе дым, — кричал человек с вышки на форпосте.
— Дым на побережье, или на другом форпосте?
— Дым в Сорисе, недалеко от кромки воды, в жилом квартале.
— Бежим, все быстро обратно, в Сорис! — силы взялись во мне словно из земли, которую я только едва касался, и тут же перепрыгивал через поваленные деревья, кочки. Дым означал только одно — к берегу идет судно, или даже несколько. Это может быть целая армия, или это Бран.
Когда тропинка из леса вышла на побережье к большим валунам, среди которых бежать было опасно, я остановился, и посмотрел на горизонт. Светило уже перевалило центр неба, и блики на воде играли со зрением злую шутку. На воде был большой лапах, или два. С какой скоростью он шел было не ясно.
Мальчишки выбежали из леса, и мы вместе аккуратно прошли участок между камнями, и вышли к городу. Весь Сорис кипел этой новостью. Дружинники покинули берег, и только единицы остались на берегу — они выполнят роль рыбаков, что на своих лодках отправятся встречать судно.
Я без сил сел у самой кромки воды и до слез всматривался в точку, что становилась все больше и больше. Все отчетливее точка напоминала судно. Боги, сделайте так, чтобы она была там.
— Держи, и прямо сейчас съешь все, — Гор принес мне миску с едой и сунув в руки, сел рядом. — Ешь, я видел, что сегодня ты еще не притронулся к еде, как и вчера.
— Ты думаешь это таары, или нет? — я знал, что он не отстанет, и через силу жевал горячую кашу с мясом.
— Мы выясним это когда лодки привезут первых людей, ты надеешься, что вернулась та девчонка? — он встал, и пошел к лодкам, что готовы были тронуться к судну, как только оно достигнет крайней точки. — Лучше бы тебе думать, что это таары — так ты сбережешь свою голову.
Лучше бы мне вообще не думать, и не знать ее, и жить жизнью, которой жил раньше, смирившись с фактом, что Бран стал для нее всем. Даже если она вернулась, она вернулась не одна.
Мне показалось, или паруса стали видны более отчетливо? Они рваные? Этот лапах больше, чем лапахи тааров.
— Драс, там две мачты, и на парусах точно есть знак, это знак Вера! — люди на берегу теперь были уверены, что это судно, которое построил Бран. Еще не ясно кто на нем, но этот лапах вышел из-под топора Брана — на парусах черные полосы складывались в трех летящих птиц.
Сердце бешено колотилось, и, если бы я остался на берегу, оно точно вылетело бы прямо в песок.
— Я сам поведу эту лодку, — вырывая весла из рук одного из наших дружинников, что уже намеревался отойти от берега я запрыгивал в лодку, и раньше других направил ее в сторону прибывающего судна. Все, что происходило со мной я видел словно со стороны.
Руки не знали усталости, и уже можно было различить на палубе людей. Это были мужчины и женщины, они кричали нам. На них были грязные и рваные одежды. Я всматривался в лица, но пока не мог различить ни одного. Это был высокий и длинный лапах, я не знал — как люди будут спускаться к лодке. Обернувшись к берегу, увидел, что от него отошли больше десяти лодок.
— Драс, брат мой, это ты, я не верю своим глазам, я считал, что никогда больше не увижу тебя, — это кричит Бран, это точно он!
— Бран, да, это я, поспешите в лодку, я не дождусь момента, когда смогу обнять вас! — в этот момент я не четко увидел Брана, который махал мне рукой с носа лапаха, а второй рукой он обнимал женщину в платке, которая тоже подняла руку.
Пусть, главное, что она жива, главное — она здесь, и жива. Все остальное не важно. Ведь я жил как-то, и сейчас смогу — столько дел, что некогда горевать и жалеть себя. Сири оставила мне столько идей, которые надо оживлять, пусть она будет жить спокойно и размеренно, а я закончу все дела. Больше я не всматривался в лица — боялся, что она увидит мое лицо.
— Причаливай к борту, я спускаю лестницу, — голос Брана звучал голосом победителя. Он вернулся домой победителем, как и мечтал, он спас людей, свою женщину, он достоин той жизни, что ему полагается.
По веревочной лестнице спускались женщины. Это тот платок, это Сири, сейчас самое главное — радоваться за них. Женщина обернулась — нет, это не она. Вторая, третья, еще несколько женщин. К лапаху прибивались лодки, гребцы с судна держали весло, к которому цеплялась лодка, и к ней спускали очередную веревочную лестницу.
У меня набралась полная лодка, женщины молчали, хоть и улыбались — их лица были изнеможены, они явно были голодны. Над лодкой склонился незнакомый мужчина.
